– Какие бабки платите? – деловито осведомился человек со шрамом.
Петя дал заранее приготовленный ответ.
Человек со шрамом одобрительно качнул головой.
– Не надо фотографии, – сказал он, – достаточно будет небольшой ориентировки. Типа – сведений о заказанном. Понимаешь?
– Понимаю, – просиял Петя, – это мы сейчас…
* * *
Через несколько минут человек со шрамом вышел из машины и, не оглядываясь, пошел в парк «Ривьера». Вечер был жаркий, и он на ходу снял с себя кожаную куртку, оставшись только в штанах и майке без рукавов, выставляющей на всеобщее обозрение мускулистые татуированные руки.
– Во, – сказал Петя Злой, глядя вслед человеку со шрамом. – Видал, какой? Настоящий садюга: шрам во всю морду, борода, наколки.
– Рожа бандитская, – подтвердил Филин, чья физиономия также не навевала мыслей о гении чистой красоты. – Только вот мне кажется, что где-то я эту рожу видел.
– Где ты ее мог видеть? – усмехнулся Петя. – Это же сам Рустам Казахстанский. Знаешь, я его таким примерно и представлял. Так и кажется, что он сейчас достанет нож и полосовать начнет.
Филин молчал, задумчивый.
– А работает он, видать, хорошо, – продолжал Петя. – Как услышал, сколько бабок я ему обещал отвалить, так сразу согласился без фотки. Только с ориентировкой. По своим каналам, говорит, найдет Щукина. Ну, можешь быть уверен, когда он этого чмошника найдет – кранты! Не будет больше на этом свете Коли Щукина.
– Аванса не попросил, – так же задумчиво проговорил Филин. – Странно.
– Странно, – легко согласился Петя Злой. – Но ведь он вообще работает не так, как все киллеры. Видал? Сам к нам пришел на встречу. Значит, уважает.
Филин ничего не ответил. Он все вспоминал, где мог видеть лицо этого человека со шрамом, который называл себя Рустамом.
И никак не мог вспомнить.
* * *
Человек со шрамом остановился посреди парка «Ривьера».
«Бабок не попросил, – с досадой вспомнил он. – Черт, как я мог так лопухнуться? Даже самому обидно. Ну, да ладно. Главное, что все прошло более или менее гладко. Они меня не узнали. Филин вот только сомневался, но ничего не сказал. Забудет. А если не забудет, то ничего от этого не меняется. Как вот мне быть с бабками? Нужны бабки».
Человек со шрамом задумался, глядя на текущую мимо него толпу отдыхающих – был разгар курортного сезона. Думал он минуту, а по истечении этой минуты усмехнулся и прищелкнул пальцами.
* * *
Иван Пучков разделся и лег в постель. Но как только он сомкнул глаза, из квартиры над ним раздались гортанные вопли известного эстрадного певца – того, что несколько лет назад пел об особенностях своей умственной деятельности, приводя для этого лошадиные сравнения, а теперь перешел и вовсе на идиотский репертуар.
Когда сверху в десятый, наверное, раз донеслось:
– Эскадрон моих мыслей шальных!.. – Иван Пучков вскочил с кровати и, рыча, устремился за своей шваброй в ванную.
Вооружившись привычным для себя агрегатом, Пучков несколько минут ожесточенно атаковал потолок и остановился только тогда, когда всякий шум сверху прекратился.
Пучков озадаченно поскреб лысый затылок. Раньше Танька никогда не откликалась на его потуги умерить бурную деятельность в ее квартире, а сейчас…
– Что это с ней? – пробормотал Пучков. – Неужели совесть проснулась?
Он минуту стоял, прислушиваясь, но ничего не услышал. Тогда он усмехнулся изумленно, отнес швабру обратно в ванную и осторожно улегся в постель.
Но и на этот раз заснуть ему не удалось. Неожиданный звонок в дверь сбросил несчастного ювелира с кровати.
«Кто бы это мог быть? – думал Пучков, идя к входной двери. – Время-то уже позднее. Друзья? Сослуживцы?»
Но друзей у Пучкова не было, а сослуживцев он совершенно не интересовал – они не только не спрашивали никогда, как его дела, но нередко забывали поздороваться.
– Кто там? – спросил Пучков, вплотную подойдя к двери.
– Соседи, – ответил ему игривый женский голос, в котором Пучков не без некоторого волнения узнал голос своей ненавистной соседки Таньки.
– Чего надо? – невежливо спросил Пучков через дверь.
– Открой, Ваня, – ласково попросила Танька. – Я одна. Не бойся, открой!
– Кто боится? – хмыкнул Пучков и открыл дверь.
За дверью стояла Танька. Она была действительно одна, и на ней была только тонкая ночная рубашка.
Пучков сглотнул громадный ком слюны и не смог произнести ни слова.
– Мириться я пришла, – обдав Пучкова чудовищным сивушным перегаром, проговорила Танька, играя глазками и шаркая обутой в домашний тапочек ногой. – Что это мы с тобой все ссоримся да ссоримся, а никогда как следует и не познакомимся. Пойдем ко мне в гости, а?
– А? – эхом отозвался Пучков и снова замолчал.
«Чего это с ней такое? – кружились в его голове обалделые мысли. – Совсем с катушек съехала от пьянки и блядства? Или, правда, хочет со мной это самое: познакомиться? Но зачем я ей? Она же водит к себе вон каких. Взять сегодняшнего утреннего бандюгу. Хорошо, что он меня не пришиб».
– Ну да, – сказал Пучков, не сводя глаз с Таньки, но тем не менее отодвигаясь в глубь своей квартиры. – К тебе придешь, а там амбал какой-нибудь сидит. По морде мне надает.
– За что? – очень натурально удивилась Танька.
Пучков и вовсе растерялся.
– Как за что? – проговорил он. – Я же тебе это, жить мешаю. Стучу шваброй.
– Это я тебе жить мешаю, – ласково и виновато произнесла Танька. – А не ты мне. И потом, если бы у меня амбал там сидел, я разве пришла бы к тебе?
Танькина откровенность окончательно сбила Пучкова с толку.
«А что? – подумал он вдруг. – Есть же болезнь такая у баб. Когда ей постоянно нужно это самое, все равно с кем. Вот и у Таньки такая болезнь, наверное… Пойти, что ли, с ней, правда? Вон она какая сдобная».
– Так идешь? – поинтересовалась Танька. – Или нет?
Она сладко потянулась, прогнув спину, и перед глазами ошалевшего Пучкова на мгновение мелькнули под натянувшейся тонкой тканью крупные темные соски.
– Иду, – решился он.
* * *
В квартире Таньки и правда не оказалось никого. Зато там обнаружилась громадная скрипучая кровать – та самая, которая не давала Пучкову покоя по ночам, – столик у кровати, на котором стояли две бутылки водки и два граненых стакана. И еще кое-какая немудреная закуска в тарелках с отбитыми краешками.
Танька первым делом шлепнулась на кровать, задрав ночную рубашку до такой степени, что у Пучкова, робко присевшего на краешек кровати, в голове основательно помутилось.
Впрочем, через полчаса голова Ивана и вовсе кружилась – частично от того, что Танька, объявив, что ей стало совсем жарко, избавилась от своей ночной рубашки и завернулась в простыню, которая то и дело падала с ее роскошной груди, а частично и от того, что одну бутылку водки Пучков с Танькой уже выпили.
За эти полчаса Иван успел здорово подружиться со своей ранее ненавистной соседкой. Он называл ее теперь Танюха, а она его именовала не иначе как Ванечкой или дорогушей.
– А я-то, признаться, не один раз хотел ментов вызвать! – без всякого стеснения рассказывал Пучков.
– Но ведь не вызвал же? – лукаво щурилась на него Танька, кокетливо придерживая рукой спадающую простыню.
– Не вызвал, – подтверждал опьяневший Пучков. – А зачем? Свои же люди! Всегда можем уладить дела по-соседски.
И Пучков довольно нагло подмигивал Таньке.
Она, впрочем, на эти его подмигивания совсем не обижалась – только хохотала, показывая крепкие и удивительно белые зубы.
«Какая грудь у нее, – думал размякший Пучков. – Просто изумительная грудь. Я такой груди никогда не видел. Только по телевизору, по ночному каналу. И неужели она мне даст?»
– Дам, – захохотала Танька.
Пучков застыл от неожиданности и стыда, когда понял, что последнюю фразу произнес вслух.
Он готов был уже пойти на попятную и сгладить неловкость какой-нибудь вежливой и изысканной фразой, но никакой вежливой и изысканной фразы он не знал отроду – поэтому только замычал и развел руками.
А Танька, не переставая хохотать, подняла руки вверх, отчего простыня упала. Танька на этот раз не стала ее подтягивать, а отбросила в сторону. Потом Танька взвизгнула и потянулась к Пучкову.
Иван не успел и пикнуть, как оказался без своей майки. Танька прильнула к его тщедушной безволосой груди, опрокинула Ивана на спину и мастерски стащила с него тренировочные штаны. Пучков почувствовал щекочущее тепло Танькиных губ внизу своего живота. Он закатил глаза и утробно заурчал. Танька еще минуту нависала над распростертым на кровати Иваном, потом оторвалась от него, вытерла тыльной стороной ладони лоснящиеся жадные губы и перекатилась набок, увлекая на себя Пучкова.
Иван Пучков видел совсем близко блестевшие Танькины глаза, растрепанные волосы и розовое тело, распаренное, точно в бане. Танька изогнулась под ним и испустила томный вздох. Хоть весь хмель вылетел из головы Пучкова, он все равно мало что соображал. А когда Танька оплела его худосочные бедра крепкими своими ногами, он вдруг ощутил в себе такие силы, что, зарычав по-звериному, набросился на Таньку, как изголодавшийся по весенней течке кобель набрасывается на сучку.