Это обстоятельство вызывало у Зосимы эйфорию – клиент вместе с пустыми бутылками оставлял ему и все остальное.
За постой странный дачник расплачивался своеобразно. Уже возле вездехода он совал руку в карман, цеплял энное количество купюр и, не считая, всучивал их Зосиме. А тот, чтобы подчеркнуть свое уважение к постояльцу, снимал шапку (или кепку – в зависимости от сезона) и кланялся, будто перед ним стоял важный барин.
Сумма варьировалась произвольно; все зависело от содержимого кармана. Однажды странный клиент вместе с рублевыми бумажками зацепил и две сотенных "зеленью". Когда честный сверх всякой меры Зосима сказал ему об этом, постоялец лишь небрежно отмахнулся – мол, не приставай с разными мелочами.
Судя по этому факту, денег у клиента было что в лесу палых листьев осенней порой.
Мы с Зосимой не сошлись во мнениях по поводу странного постояльца. Он считал, что мужик таким образом лечится от излишней полноты. Действительно, после "процедур" клиент здорово терял в весе.
Притом без всяких там патентованных заграничных чудо-пилюль – только благодаря чисто русской методе.
Но мне все-таки казалось, что чиновный затворник таким макаром снимает стресс, или, в крайнем случае, является тайным алкоголиком, время от времени удаляющимся от нескромных глаз, дабы предаваться любимому пороку. Наверно, он занимал слишком высокий и денежный пост, чтобы надираться до положения риз в кабаке или в теплой компании, среди которой обязательно найдется стукач.
– Ты что! Фу!.. – Зосима забавно взмахнул руками, будто отгоняя привидение. – На кой она мне. Скоро сюда пожалуют Пал Палыч. Звонил намедни.
Пал Палычем звали странного постояльца.
– И то… – согласился я с пониманием. – Твой постоянный клиент – мужик при деньгах. А эта девица разве что натурой может расплатиться. У нее этого добра больше чем нужно, притом высшего качества.
– Дык… я бы и не против… – Зосима хитро ухмыльнулся. – Гляди, все и сладилось бы. Мы еще… ого-го! – Он вдруг пьяненько хихикнул. – Шучу… Ну, а насчет денег ты не прав. Денег у нее много. Она и впрямь просилась на квартиру и пыталась всучить мне доллары… двести или триста, я не успел сосчитать. У нее в кармане цельная пачка была.
– Да ну!? Значит, правду о себе рассказывала.
– Какую правду? – Заинтересованный Зосима, чтобы лучше слышать, приставил к левому уху ладонь.
– Житейскую. Говорит, что сбежала от богатого муженька. (Вот только где она хранила целую пачку "зелени"? В карманах комбинезона денег точно не было. В рюкзаке? Возможно. То-то Каролина держится за него как нечистый за грешную душу).
– Да-а, нынче бедным достается только полова… – Зосима сокрушенно покачал головой. – Вот в наше время…
– Стоп, стоп! Это мы уже слыхали. В ваше время и сахар был слаще. Согласен. Ты лучше скажи, кто ей предоставил угол?
– Коськины.
– А почему ты не отвез ее к бабке Дарье?
– Дык, она хотела, чтобы у нее была отдельная комната. Притом с видом на озеро. А у Дарьи отдельно только сенцы.
– Понятно… Так говоришь, у Коськиных появились квартиранты? Я рад за них.
Мы переглянулись, а затем дружно расхохотались. И было от чего.
Коськины – это местная достопримечательность. Супружеская чета – дед Никифор и баба Федора – исполняли в деревеньке роль информационного бюро. У них был достаточно мощный импортный радиоприемник (подарок сына-москвича), и старики ночь напролет слушали новости, а днем ходили по избам, удовлетворяя любопытство остальных деревенских жителей.
Супруги Коськины обладали хорошо подвешенными языками и могли заболтать кого угодно. Однажды по неопытности (в самом начале моей деревенской жизни) я имел неосторожность поддержать беседу со стариками, и с той поры начал бегать от них как от чумы. Поэтому и Зосима, и я достаточно хорошо представляли, что ждет Каролину в обозримом будущем.
– Ну ты и фрукт, – сказал я, переводя дух. – Ладно, пусть ее…
Зосима согласно кивнул и выразительно покосился на опустевшую бутылку.
Я не стал возражать.
Глава 7
На следующий день, с утра пораньше, я отправился собирать грибы. Мне вовсе не улыбалась перспектива новой встречи с Каролиной, тем более, что изба стариков Коськиных стояла неподалеку от моего жилища. А я почему-то был уверен, что эта нахальная особа не оставит меня в покое.
Мне нужно было все хорошо обдумать…
В этом году грибы росли там, где не ступала нога человека. По крайней мере, моя – точно. Я отмахал по лесу и болотцам добрый десяток верст, однако добыча едва прикрывала дно корзины.
Но я особо не огорчался. Меня больше занимала другая проблема. Все сужая и сужая круги, я бродил вокруг охотничьего зимовья, которое показалось мне подозрительным еще в мае месяце, когда я на него наткнулся. Что-то в этой истории с побегом Каролины от мужа было не так…
Избушка не подавала признаков жизни. Я долго лежал в зарослях, через бинокль наблюдая за крохотным подслеповатым оконцем и входной дверью, которая была не заперта. Перед этим мне пришлось битый час едва не на коленках обследовать окрестности – на предмет определения свежих следов.
Следов не оказалось. Я имею в виду человеческих. Звериных было много. Чего-чего, а дичи здесь хватало.
Особенно ее прибавилось, как рассказывал мне Зосима, после развала колхозной системы.
У крестьян не было денег на ядохимикаты для обработки полей. Поэтому насекомые, птицы и звери плодились беспрепятственно, и их количество регулировалось природными факторами, а не прихотью пьяного тракториста или не выспавшегося летчика сельскохозяйственной авиации, которые сыпали смертельно опасные для всего живого вещества безо всякой меры, на глазок.
Да, точно, зимовье пустовало. На первый взгляд. Чтобы убедиться в правильности своих суждений, нужно было зайти внутрь. Но что-то удерживало меня, не пускало, – какой-то неосязаемый тормоз, именуемый предчувствием. В общем, не нравилась мне эта избушка. Не нравилась – и все тут.
Я лежал, и, вместо того, чтобы предпринять какие-либо действия, мучительно размышлял над столь странным феноменом. Нет, я не был трусоват и не страдал чрезмерно развитым чувством самосохранения. А осторожность присуща даже фанатику, готовому, не моргнув глазом, положить за идею голову на плаху.
Я всегда считал (по крайней мере, в зрелом возрасте), что от судьбы не сбежишь. И где она наметила тебе финишную прямую, известно только всевышнему. Так что не стоит постоянно мандражировать – по поводу и без. Просто живи и радуйся каждому прожитому дню.
Идти или не идти к избушке? Вопрос стал, прямо скажем, ребром. Мне до зуда под ложечкой хотелось посмотреть, что изменилось в зимовье после моего посещения в мае месяце.
Кстати, когда я начал расспрашивать Зосиму о местности, где была построена избушка и о ней самой, он долго чесал в затылке. А затем очень неохотно пробубнил, что давно там не был и ничего о зимовье не знает, но места в той стороне гиблые и мне лучше туда не ходить. Больше обычно словоохотливый Зосима на эту тему со мной не разговаривал. Что было весьма странно.
Так все-таки, почему я так настороженно отношусь к избушке? Неприятное чувство чего-то непонятого, не до конца осмысленного, давило на психику, вызывая неуверенность и щемящее осознание неизвестно откуда надвигающейся опасности.
Я еще раз перетасовал в уме известные мне факты. И, в конце концов, со вздохом сожаления, вынужден был констатировать, что дедуктивный метод Шерлока Холмса мне не по зубам.
Кто-то явно желал не оставлять следов пребывания в зимовье. Ну и что? Вариантов пруд пруди. Начиная от браконьеров, которые могли охотиться в этих местах на оленей, кабанов и сохатых по заказам дорогих ресторанов, до беглых заключенных или солдат-дезертиров, благо и зона, и воинская часть находились, как по нашим меркам, совсем недалеко, примерно в ста двадцати километрах от "острова".
А то, что в нынешние времена и зэки, и защитники отечества уходили в побег косяками, ни для кого уже давно не было секретом. Притом, последние обычно с оружием в руках.
И все же, все же… Червь сомнения точил меня, не переставая.
Стоп! Где были твои глаза, дружище!? В голове словно прояснилось. Как же ты не сообразил, что избушка сложена с пиленого бруса? А это совсем не характерно для этих мест, тем более, что вокруг вполне достаточно строевого леса. Оставалось только свалить его и обтесать, что обычно и делалось в таких случаях. Но брус доставили сюда издалека, скорее всего, вертолетом, так как следов гусеничного тягача я не видел.
И что самое интересное – зимовье построено от силы год-два назад. Чтобы его состарить, стены покрасили темно-серой морилкой, а щели законопатили свежим мхом. Крышу тоже замаскировали опавшими листьями и лишайником. Ловкачи… То-то я ломал голову, почему вблизи избушки нет признаков строительства: пней от спиленных деревьев, веток, коры, опилок и щепок.
В принципе, плотники, рубившие зимовье, могли сделать уборку и сжечь строительный мусор. (Что очень сомнительно – с нашим-то варварским менталитетом). Время тоже внесло свои коррективы.