– Вот незадача, – пробормотал опечаленный Леха. – Царство ему небесное…
Неловко перекрестившись, он возвратился на кухню. Нужно было что-то предпринимать, но что именно, Саюшкин не знал. Положение сложилось – хуже некуда. Героин жег карман, а толку? Как найти этого сукиного сына Бабулю с его мошной?
– Закрой рот и послушай! – грубо сказал он воющей Тоньке. – Дело есть. У меня имеется героин, нужно толкнуть. И тебе кое-что обломится. Если поможешь.
Слово "героин" оказалось для Тоньки выключателем, который убрал звук. Она прекратила скулеж и посмотрела на Леху совершенно осмысленно.
– Сколько дашь? – деловито спросила Тонька.
– Две дозы.
– Пять.
– Ладно. Учитывая горестные обстоятельства… – Он бросил выразительный взгляд в сторону гостиной, где лежал покойник. – Получишь пять.
– Что я должна сделать?
– Мне нужен Бабуля. Срочно. Может, тебе известен его адрес? Бабуля говорил, что Гера знает, где его искать.
– Гера, может быть, и знал. Ну, а я… если, конечно, удастся вспомнить…
Видно было, что Тонька сожалеет о своей опрометчивости; похоже, она сообразила, что за информацию о местонахождении Бабули можно было запросить и более высокую цену.
– А ты вспомни. Иначе я, как говаривал партайгеноссе Ульянов-Ленин, пойду другим путем, – безжалостно отчеканил Саюшкин. – И тогда героина тебе не видать как собственных ушей.
– У Геры есть записная книжка. Я сейчас…
Тонька скоренько подхватилась и, переваливаясь словно утка с туго набитым зобом, пошла в спальню. Вскоре она вернулась и протянула Лехе несколько сложенных вчетверо и разрезанных тетрадных листков, только без обложки, которые были сшиты с одной стороны черными нитками.
– Вот, – сказала Тонька с тоскливой покорностью. – На пятой странице. Но там только номер телефона.
– Этого вполне достаточно… – Саюшкин, не долго думая, вырвал нужный листок и положил его в нагрудный карман. – Соболезную, – сказал он, изобразив скорбь. – Все, я пошел. Пока.
– Постой! – Тонька цепко схватила его за рукав. – А где обещанное?
– Извини. Чуть не забыл. Дай ложку…
Отвернувшись, чтобы Тонька не видела его манипуляций, он на глазок зачерпнул ложкой героин прямо из пакета и отдал несчастной. Ее потухший взгляд засветился алчностью, она бережно взяла наполненную ложку и высыпала порошок на блюдечко. Тонька мгновенно определила, что там было несколько больше, чем пять доз, потому она поторопилась заслонить свое нечаянное "сокровище" телом – чтобы Саюшкин, случаем, не передумал и не отнял лишнее, а то и все.
– Ты тут не плачь, а сходи к соседям, – посоветовал Леха. – Они помогут с похоронами. Я, к сожалению, пока пустой. А вообще лучше бы тебе завязать с этим делом. Подлечиться.
Иначе скоро пойдешь вдогонку за Герой.
Тонька ничего не ответила, только горестно потупилась…
Бабуля жил с родителями в самом центре, неподалеку от Троицкой площади. Дом был из престижных, потому Саюшкин весь издергался, пока миновал припаркованные возле здания дорогие импортные машины. Практически возле каждой из них торчал или шофер, или охранник, провожавшие его острыми подозрительными взглядами. Леха позвонил Бабуле из автомата и тот сонным голосом сказал, что выходить на улицу ему лень, а потому сделка состоится у него на квартире, благо предки в отъезде.
Миновав вооруженного мента-консьержа, который уже получил соответствующие указания, он поднялся на нужный этаж и минуты три торчал у двери квартиры, пока, наконец, она не отворилась и на пороге не появилась тощая, неприятно белая фигура Бабули в одних "семейных" трусах. Саюшкин узнал его с трудом. Заросшая юношеским пушком физиономия наркомана была опухшей и перекошенной, руки дрожали, а на груди виднелись глубокие царапины. Похоже, у Бабуля была "ночь любви".
Сторговались быстро. Получив деньги, довольный и почти счастливый Леха поторопился покинуть жилище Бабули, которое походило на мини-музей – так много было в нем всякого антикварного барахла и картин. Уже в лифте он с сожалением подумал, что выбрал не ту воровскую профессию. Одна такая квартира могла обеспечить ему безбедное существование как минимум год.
Он уже свернул в пустынный переулок, когда его остановили трое попрошаекбеспризорников – два пацана и девочка.
– Дяденька, дайте копеечку, – заныла девчушка, старательно выжимая из себя слезу. – Мамка померла, батя пьет, кушать нечего… Дайте копеечку на хлеб. Дяденька…
Не отличавшийся особой сердобольностью, Леха все еще пребывал в состоянии эйфории от удачной сделки, а потому сразу полез в карман за деньгами. Эти несчастные голодные дети вызвали у него приступ умиления, и вор на какое-то время забыл об осторожности, уже вошедшей в привычку.
Все дальнейшее произошло так быстро, что он не успел опомниться, как очутился распростертым на земле. Пока Саюшкин искал червонец, пытался на ощупь определить достоинство купюры, – показывать все деньги беспризорным огольцам не хотелось – один из пацанов зашел ему за спину и присел на корточки, а второй резким и сильным движением толкнул его в грудь. Беспомощно взмахнув руками, Леха шлепнулся на мостовую словно куль.
Подняться ему не дали. Один из пацанов приставил к горлу Саюшкина остро отточенное лезвие складного ножа, а второй вынул пистолет и, нехорошо ухмыляясь, нацелил его прямо в лоб вора.
– Лежи тихо, – с угрозой сказала девчушка. – Иначе тебе хана.
Теперь она уже не выглядела робкой и беспомощной. Встретившись с нею глазами, Леха невольно содрогнулся – столько в них было совсем не детской беспощадной жестокости.
Долго прохлаждаться на земле ему не дали. Спустя некоторое время к ним подъехала "мазда" с затемненными стеклами, дюжие молодцы залепили ему клейкой лентой рот, связали руки и, запихнув в багажник, повезли Леху в неизвестном направлении.
Глава 23
Врач-реаниматор встретил Артема как доброго приятеля.
– А у меня есть, чем вас обрадовать, – заявил он, крепко пожимая руку майора. – Состояние больной стабилизировалось, и уже можно в какой-то мере гарантировать, что летальный исход ей не грозит.
– С нею можно побеседовать?
– Не вижу препятствий. Между прочим, она уже спрашивала о вас. Как только очнулась, так сразу и начала требовать майора Чистякова.
Врач с хитрецой ухмыльнулся.
– Да, – ответил ему Артем, стараясь не обращать внимания на некий подтекст, прозвучавший в словах врача, – нам действительно есть, о чем поговорить.
– Вы так и не нашли тех, кто над нею поизмывался?
– Увы… – хмуро буркнул майор. – Но я их все равно достану.
– Пиа дэзидэриа.
– Не понял…
– В переводе – благие пожелания. Это латынь. Сейчас столько всякого дерьма расплодилось, что никакой милиции не хватит, чтобы с ним разобраться.
– С Гольцовой не тот случай, – раздраженно отрубил Артем. – Во всем мире сотрудники правоохранительных органов очень не любят, когда покушаются на жизнь их товарищей.
Мы не исключение.
– Корпоративная солидарность?
– Называйте как угодно. Но те, кто издевались над капитаном Гольцовой, от расплаты не уйдут. Уж я постараюсь.
– А вы упрямый…
– Таким уродился, – ответил майор и поторопился повернуть разговор в иное русло: – Она по-прежнему в реанимации?
– Хочу подержать ее там еще два-три дня. На всякий пожарный случай.
– Тогда я, пожалуй, пойду к ней. Время…
– Наденьте халат и марлевую маску. Так принято.
– Слушаюсь, – дружелюбно улыбнулся Артем, которому вовсе не хотелось портить отношений с этим добродушным здоровяком. – Сколько вы отмерите мне времени на разговор?
– Думаю, минут пять, не более. Она еще очень слаба. Ежели что, я буду поблизости.
Постарайтесь не подвергать ее излишним эмоциям. Плохие новости придержите до выздоровления.
Гольцова показалась ему подростком. Она очень похудела, и теперь ее глаза были не просто большими, а огромными. Острая жалость вонзила в сердце майора острый шип, но он постарался не выдать своего волнения.
– Вы… – Гольцова не сказала, а выдохнула это слово; ее чистые прозрачные глаза увлажнились, и в них мелькнула тень.
– Здравствуйте. Вот… пришел… – Несколько смущенный Артем поставил на тумбочку возле кровати пакет с соками и виноградом. – Тут наши ребята гостинец передали.
Желают скорейшего выздоровления.
– Спасибо… – Ему показалось, что бледные щеки девушки порозовели. – Простите, мне нужно было сразу доложить…
– Марина Викторовна, ради Бога, не волнуйтесь. Думаю, сейчас это не главное.
– Нет, я должна! – Она болезненно покривилась. – Должна все рассказать.
– Я вас слушаю. Только не торопитесь и говорите саму суть. Вы еще слишком слабы. А мне очень хочется, чтобы вы как можно скорее выздоровели и вернулись в отдел.
– Я постараюсь.
Ее взгляд почему-то смутил майора и он, отвернувшись, прокашлялся.