Элиас Маврос важно качнул головой.
– Весьма. Президент Наджибулла здесь хозяин положения. Единственное, что могут позволить себе "муджи", это выпускать каждое утро по городу несколько ракет, от которых гибнут случайно подвернувшиеся дети. Терроризм в чистом виде.
Они подъезжали к центру. Стало оживленнее: показались лавки, встречалось больше пешеходов и довольно много автомобилей. Почти на каждом перекрестке торчал бронетранспортер с пехотинцами, но люди; казалось, не замечали их.
Халед сбавил ход: впереди показался контрольно-пропускной пункт, где военные досматривали автомобили, едущие из провинции, проверяя документы и заглядывая в багажники.
Как только выяснилось, что перед ними иностранцы, солдаты сделали им знак проезжать.
Спохватившись вдруг, Маврос взглянул на часы.
– Вы не будете возражать, если мы на минуту заедем на Базар, а уж оттуда прямо в гостиницу? Я условился о встрече с одним человеком, он обещал продать мне теплую армейскую куртку советского производства. Таких теперь не достать.
. Булочная. В Кабуле всегда не хватало хлеба, и только здесь, у этой лавки, можно было увидеть очередь.
Дженнифер обернулась. Тревожное чувство шевельнулось в ней, точно Базар сомкнулся вокруг, и не найти было пути назад в путанице похожих одна на другую улочек, без единой вехи, за которую мог бы зацепиться глаз. Однако Маврос, судя по всему, без труда находил верную дорогу. Она поскользнулась на ледяной корке, и Маврос едва успел подхватить ее. Согнувшийся в три погибели носильщик, исхудалый, растерзанный, с безжизненным взглядом, едва не сбил их на мешки гороха, пошатнувшись под бременем ноши, в которой было больше веса, чем в нем самом. Торговцы, сидевшие по-портновски у порога своих лавчонок, любопытным взглядом провожали женщину без чадры. Все без исключения афганки носили чадру зеленоватого или желтого цвета, окутывавшую их с головы до пят. Только против глаз вшивалась полоска рединки.
По дороге им встретился шедший гуськом наряд солдат патрульной службы, затянутых в форму цвета хаки. На них были надеты русские шапки голубоватой цигейки, а на плече висели автоматы Калашникова. Один из солдат на ходу взял с лотка апельсин и сунул его в карман.
– Апельсины привозят из Герата, с юга, – пояснил Маврос, – но для большинства афганцев они слишком дороги.
Когда они повернули в другую улочку, вид окрестности совершенно переменился. Вместо пряностей и сушеных овощей здесь рядами стояли клетки для птиц, иногда с пернатым жильцом. Даже война не истребила в афганцах пристрастия к птицам. Маленький, туго обтянутый теплой курткой хазара
с раскосыми, как у китайца, глазами снял с гвоздя золоченую клетку, где сидел черный дрозд, и увязался за журналисткой, забегая сбоку и суя ей под нос свою клетку.
Дженнифер едва не споткнулась о человека с нахлобученной до самых глаз чалмой, притулившегося в уголке на корточках. Из-под накинутого на плечи одеяла вылезал автомат Калашникова.
– Осведомитель ХАДа, – пояснил Элиас Маврос. – На Базаре они кишмя кишат. Многих убивают. Это все бедные люди, рискующие жизнью, чтобы прокормить семью.
Птичьи ряды кончились, уступив место тканям. Элиас Маврос остановился у входа в узкий проход, петляющий между полуразвалившихся домишек и уходящий в самые недра Базара.
– Нам сюда.
Она последовала за ним. Несколько поодаль закутанный в совершенно вылинявшие лохмотья портной строчил на старенькой зингеровской машинке прямо на улице, невзирая на стужу, Дома стояли впритык один к другому, словно для того, чтобы не рухнуть без опоры. Деревянные двери были выкрашены синей краской.
Элиас Маврос остановился перед одной из них и постучал.
Дверь отворилась, и грек посторонился, пропуская Дженнифер Стэнфорд. Воздух в доме был ледяной. Под потолком слепой комнаты горела желтоватым светом электрическая лампочка. Пахло сыростью и прогорклым жиром.
Элиас Маврос затворил дверь.
– А вот мой друг Гульгулаб! – радушно объявил он.
Стоявший в комнате афганец двинулся к ним.
Дженнифер увидела невысокого мужчину, чьи широченные плечи туго обтягивал коричневый свитер в белую полоску, поверх которого был надет пустин
без рукавов. У мужчины было поразительное лицо – не лицо, а маска! Лоб почти до бровей зарос густыми черными волосами, свисавшими неровной, точно подрубленной топором челкой; щеки заросли густой черной бородой, скрывавшей всю нижнюю часть лица; пронзительные, почти безумные глаза недвижно вперились в Дженнифер, и ей стало не по себе. Тем не менее, она сделала над собой усилие и с улыбкой протянула ему руку:
– Привет, Гульгулаб!
Не обратив внимания на протянутую руку, Гульгулаб еще на шаг придвинулся к ней. Теперь Дженнифер видела только эти дикие глаза среди густых зарослей волос и бороды. Руки его взлетели, точно подброшенные пружиной, и жилистые пальцы сдавили шею австралийской журналистки.
Ошеломленная Дженнифер отступила к стене, подле которой стояла. Сумка с фотоаппаратурой мешала ей, и она на какое-то время замешкалась. Охваченная ужасом, в полной растерянности, чувствуя, что ей уже не хватает воздуха, она полными слез глазами искала Элиаса Мавроса, но тот исчез! Видимо, тихонько выскользнул на улицу. Она осталась наедине с этим бородачом с безумными глазами, вцепившимся в нее, как бульдог.
Когда первый испуг прошел, она начала сопротивляться, действуя бессознательно, не пытаясь постичь причину этого необъяснимого нападения. Приток крови к мозгу уменьшился, и мысль ее работала уже не так быстро.
Она сильно лягнула своего противника, но тот, по всей видимости, даже не обратил на это внимания. Тогда она отчаянным усилием попыталась разжать пальцы, впившиеся ей в горло. Все было напрасно. Несмотря на маленький рост, Гульгулаб обладал поразительной силой. Взгляды их встретились, и при желтоватом свете лампочки Дженнифер прочла в глазах афганца исступленную, почти радостную жажду убийства. Дикий ужас обуял Дженнифер, она закричала:
– Элиас! Элиас!
Прислонясь спиной к стене, она чувствовала, что силы оставляют ее. Поняв это, Гульгулаб сделал резкую подсечку. Она рухнула на пол вместе с ним, так и не разжавшим пальцев. Напрягая все силы, она все же отодрала от шеи левую руку бородача и жадно вдохнула воздух. В то же время она звала на помощь, не особо, прочем, рассчитывая на нее. Проворный, как обезьяна, Гульгулаб вдруг отпустил ее шею. Не дав ей времени подняться с пола, он левой рукой схватил ее за волосы и, вцепившись пальцами правой ей в затылок, рывком перебросил женщину вперед и сунул ее лицом в мешок манной крупы; поставленный на полу.
Застигнутая врасплох Дженнифер почувствовала, как мучная пыль забивается ей в нос и в разинутый рот, заполняет легкие и душит ее.