– Работаю в какой-то лавочке, где зарплату обещают выдать макаронами, – сказал Величко. – Но пока только обещают.
– Может, найдется для тебя хорошая работа. Давай вечером часиков в восемь подсасывайся в «Пупок».
– Эту рыгаловку еще не закрыли?
– Пока пыхтит. Жду.
Акимов потер ладони. Все решилось даже скорее, чем он предполагал. До отъезда три дня. Нужно все обкашлять с Величко и Рогожкиным. Остальное время уйдет на то, чтобы затарить грузовики. Короче, в график он укладывается.
А завтрашний вечер придется посвятить Джеку, своей любимой собаке породы колли. Можно сказать, единственному члену семьи. И единственному настоящему другу. Надо выполнить тяжкую обязанность…
* * *
В то утро Рогожкин спустился на первый этаж, в буфет.
Прошло уже три дня его гостиничной жизни. А хороший приличный заработок пока не светил. Первую половину вчерашнего дня Рогожкин обзванивал знакомых, предлагая свои услуги в качестве водителя. Поступило одно предложение, но согласиться Рогожкин не спешил, обещал дать ответ через пару дней. Над таким предложением еще думать и думать…
Вторую половину дня он валялся на боку, штудируя объявления в рекламной газете. Утром Рогожкин решил, что пора действовать решительно. Так, лежа на диване, можно совсем опуститься. Ниже московской канализации.
Постояв в раздумье у буфетного прилавка, он сосчитал деньги, взял три пирожка с капустой, тарелку гречневой каши и два стакана сладкого кофе с молоком. Устроился за столиком в углу у стеклянной витрины, не торопясь, принялся за еду. Через пару минут к тому же столику с тарелкой и стаканом в руках подошел Каширин, вежливо спросил разрешения присесть.
– Приземляйтесь, – разрешил Рогожкин.
Каширин сел на противоположный стул, надкусил пирожок и через стекло рассеянным взглядом стал разглядывать пожелтевшие деревья, словно пришел не завтракать, а любоваться осенним пейзажем.
Сухая гречка не полезла в рот Рогожкину. Он присмотрелся к соседу. Дорогой пиджак, золотая заколка в шелковом галстуке, швейцарские котлы с хрустальным стеклом.
Для командировочного или челнока с рынка – слишком шикарно. Вшивота, которая обосновалась в гостинице, не носит золотых заколок, швейцарских часов и твидовых пиджаков. Как сюда, в мелкое вонючее болотце, залетел этот важный гусь? Но выглядит мужчина каким-то расстроенным, побитым.
Наблюдательность не подвела Рогожкина, Каширин и вправду был расстроен. Только что он предпринял третью попытку дозвониться на квартиру родителей жены, поговорить с Мариной. Первый раз к телефону подошел тесть: «Марина гуляет с собакой». И все, бросил трубку. И через сорок минут Марина все еще гуляла с собакой.
Каширин выждал еще полчаса и снова накрутил номер. И снова трубку поднял тесть. На этот раз Сергей Иванович даже не потрудился сказать, вернулась ли его дочь с собачьей прогулки. Он сразу начал орать в трубку: «Ты вытряхнул жену из дома. Как кошку вытряхнул. И теперь совести хватает звонить сюда, мне домой».
«Я хочу поговорить с Мариной, а не с вами, – ответил Каширин. – Она моя жена. Я хочу с ней поговорить». «Да пошел ты к черту, – тесть перешел на высокую визгливую ноту. – И не звони сюда больше. Никто не подойдет. И не вздумай приехать. Охотничье ружье я зарядил. Получишь картечью в морду. Прямо в поганую морду. Пускай потом меня судят. Но за смерть такого подонка как ты, судить меня не станут. Спасибо скажут».
Дальше – отборный мат. Хватит маразма. Теперь бросил трубку Каширин. Побродив по тесному номеру, чувствуя странный зуд в сжатых кулаках, он спустился в буфет.
Рогожкин, кое-как справившись с гречневой кашей, снова взглянул на Каширина. Тот, отодвинув в сторону тарелку, пригубил кофе.
– Почему вы ничего не едите?
– Эта пища слишком жирная для меня, – сказал Каширин. – Слушай парень, ты хочешь заработать?
Рогожкин, в последнее время ломавший голову над этой проблемой, только пожал плечами.
– Смотря сколько. И каким способом.
– Много дать не могу.
Каширин назвал сумму – в пересчете на доллары – десятка.
– Но зато это верные деньги. Нужно отвезти письмо по одному адресу. Окей?
– Нужно бы накинуть. Впрочем, ладно, и этого хватит.
Рогожкин подумал, что лучше не борзеть. За такие деньги много желающих найдется письмо отвезти. Когда денег нет совсем – и десятка зеленых деньги.
– Заранее благодарю.
– Умоляю, не надо благодарности. Просто заплатите.
Через минуту Каширин с Рогожкиным вышли из буфета. В газетном киоске, помещавшимся в вестибюле гостиницы, Каширин купил конверт и тонкую ученическую тетрадь.
* * *
Каширин занимал номер на том же третьем этаже, в противоположном конце коридора, окнами не на улицу, а во двор. Комната Каширина были попросторнее, в отличие от номера Рогожкина, здесь стоял холодильник, телевизор и письменный стол. Пол покрывал истертый, но еще вполне приличный шерстяной ковер.
– Хорошо тут у вас, – Рогожкин с завистью оглядел номер. – Так жить – и помирать не надо. И сколько вы платите за эту роскошь? За телек и все прочее?
– Нисколько. Мой старый приятель тут администратор. Уступил мне номер на недельку. По дружбе.
– Ну, у вас хорошие друзья. Кстати, как вас зовут?
Каширин, представляясь, назвал себя по имени отчеству и фамилии. Рогожкин после короткого раздумья решил назваться подлинным именем, внешность Каширина внушала доверие.
– Коля Рогожкин.
Каширин достал из кармана «Паркер» с золотым пером, вырвал из тетрадки листок, начал быстро писать: «Марина, все то, что произошло вчера, имеет свою историю». В нескольких общих фразах Каширин описал злоключения последних дней, попросил у жены прощения за то, что не нашел времени объясниться с ней, все рассказать.
Рогожкин, понимая деликатность момента, отвернулся к окну.
Заканчивалось письмо словами: «Постарайся меня понять. Где сейчас нахожусь, тебе лучше не знать. Возможно, нам угрожает опасность. Пока поживи у родителей, на Ленинский не езди. Нужно время, чтобы все немного улеглось. Через неделю свяжусь с тобой, решим, как жить дальше. Ответь только одно: могу ли я рассчитывать пусть не на прощение, но на твое понимание? Обнимаю, Евгений».
Каширин послюнявил языком клей на уголке конверта, запечатал его. Адрес написал на отдельном листочке, протянул послание Рогожкину.
– Передашь в руки Марине. Красивая такая блондинка примерно твоего возраста. Пусть прочитает письмо при тебе и даст ответ на словах. Или напишет. Ты, вижу, умный парень. Ты и без ответа все поймешь по ее глазам. Расчет получишь, когда вернешься. А это деньги на такси. Туда и обратно. Жду тебя здесь. Поторопись.
– Разумеется. Иногда мне кажется, что я просто рожден для того, чтобы развозить чужие письма. А кто эта Марина, жена?
Каширин кивнул.
– Только она сейчас у своих родителей. У меня с тестем напряженка.
– А по телефону позвонить ей нельзя?
– Если я позвоню, ты останешься без денег.
Рогожкину вдруг мучительно захотелось похвастаться.
– У меня тоже есть жена, – заявил он. – Ну, не жена, невеста. Она балерина. Вот.
Он вытащил из кармана завернутую в носовой платок фотографию Светки из ресторанного кордебалета. Одетая лишь в красный купальник и головной убор из длинных серебряных перьев, девушка стояла на сцене и улыбалась публике.
– Красивая?
– Просто слов нет.
Каширин подтолкнул молодого человека к двери.
Глава седьмая
Рогожкин сэкономил на такси, спустился в метро. Ехать пришлось через весь город, на Преображенку.
Поднявшись на поверхность, он решил поддержать настроение. Выпил бутылочного пива, немного подумал, съел пару сосисок, обильно сдобренных горчицей и кетчупом. Вспыхнувший в горле пожар, залил все тем же пивом. Над городом уже сгустились осенние ранние сумерки, когда Рогожкин, наконец, двинулся на поиски Халтуринской улицы.
Пребывая в самом благодушном настроении, он поплутал по дворам. Пару раз спросив дорогу у прохожих, он нашел нужный дом, типовую панельную девятиэтажку. Кодовый замок в подъезде был сломан. Сверившись с адресом, нацарапанном на бумажке, Рогожкин поднялся на седьмой этаж. Прислушиваясь, перед дверью двадцать шестой квартиры. Тихо. Ни человеческих голосов, ни звуков телевизора.
Он надавил кнопку. Звонок запел соловьиной трелью. Опять ни звука. Кажется, к двери соседней квартиры кто-то подошел с другой стороны, смотрит на Рогожкина через глазок. Ясно, любопытные соседи. Он снова и снова давил пальцем на кнопку звонка. Длинная противная трель электрического соловья пела на все лады. И снова тишина.
Эта чертова Марина навострила лыжи в неизвестном направлении. И тесть Каширина, подхватив в охапку свою половину, двинул куда-нибудь в гости. Что теперь делать? Дожидаться их возвращения? Или пилить обратно в гостиницу? Зря он сосал пиво, зря пожадничал, тащился сюда на метро. Глядишь, поехал бы на такси, застал девчонку дома.