* * *
— Вы хорошо себя чувствуете, Галина Петровна?
Женщина, которую привели на допрос к следователю отдела убийств Славе Земцову, выглядела совершенно больной. Слезящиеся глаза, полуоткрытый рот, сухие потрескавшиеся губы, которые она постоянно облизывала. Слава достал из холодильника бутылку минеральной воды, налил полный стакан и протянул подследственной. Она жадно выпила, не глядя на Славу. Казалось, она его просто не видит. Сергей, которого Земцов вызвал на «странное» дело, как тот просил, не сводил глаз с лица женщины. Это было не лицо, а маска ужаса и смерти.
— Галина Петровна! — повторил Слава громче. — Вы меня слышите? Я спрашиваю, как вы себя чувствуете?
— Я? Да, слышу. Нормально. Чувствую себя нормально. Я только не знаю, где Маришка!
— Ваша дочь в больнице.
— А Витя?
— Если вы имеете в виду своего мужа Виктора, то он умер. Он убит. Галина Петровна, мы уже в третий раз начинаем разговор с этой точки. Если вы не в состоянии вспоминать то, что произошло в вашем доме, скажите. Мы вызовем врача.
— Зачем врача? У меня ничего не болит. Я могу вспоминать.
— Стало быть, возвращаемся к тому дню, когда вы отпросились с работы, сказав, что вам позвонили насчет заболевшей дочки. Вы помните?
— Да. Я сказала девочкам и начальнику смены, что мне позвонили насчет Мариши.
— На самом деле вам никто не звонил. Почему вы отпросились домой?
— Не звонили?
— Ладно, поехали дальше. Вы пришли домой и увидели нечто такое, что вас потрясло. Кого вы увидели?
— Витю и Маришу.
— Что они делали?
— Наверное, телевизор смотрели.
— Они не смотрели телевизор. Ваш муж что-то делал с вашим ребенком, из-за чего вы выбежали на кухню, схватили нож, вернулись в комнату и нанесли ему десять ножевых ран. Вы убили своего мужа, Галина Петровна.
— О-о-ой! — раздался леденящий душу вопль. Иванова закрыла лицо руками, раскачиваясь будто от невыносимой боли.
Слава растерянно посмотрел на Сергея, который на протяжении всего допроса курил у окна. Тот пошарил в кармане куртки, нашел пластинку валидола, подошел к Галине Петровне, мягко отнял ее руки от лица и сунул в рот таблетку.
— Подержите, пожалуйста, под языком. — Она посмотрела на него, и Сергей содрогнулся: такое страдание было в ее смятенных глазах. — Слава, может, на сегодня достаточно?
— Посмотрим. Попытаемся сначала еще поговорить. Галина Петровна, вы увидели, что ваш муж истязает ребенка, и потом убили его в состоянии аффекта, то есть сильного душевного волнения, да?
— Нет, я ничего не видела.
— А ваша дочка рассказала, что отец над ней издевался, у нее по ногам текла кровь, и в это время вы вошли в комнату. Вот, читаю: «Мама не сколько минут стояла и смотрела». Так показала девочка следствию. Вы думали в эти несколько минут, что хотите убить его?
— Нет, я не могла. Я курицу в деревне зарезать не могу.
— Но вы в тот же день признались, что убили мужа по приказу какой-то гадалки. Что это значит?
— Да. Я ходила к гадалке. Она сказала: девочка не врет. Ваш муж — не человек. Я ей деньги заплатила.
— И она посоветовала вам убить мужа?
— Нет.
— Почему же вы так написали в признании?
— Я была на работе, а она мне сказала: иди домой.
— Она была у вас на работе?
— Нет, ее не было. Я услышала, как она сказала: «Иди домой».
— Так. Потом что произошло?
— Я пришла… увидела… Не помню, что я увидела. Но она мне сказала: «Убей его». Извините, молодой человек, скажите мне, Витя умер? Это правда?
— Правда, Галина Петровна. Послушайте меня: у вашего поступка есть очень серьезный мотив. Вам ничего сверхъестественного придумывать не нужно. Вашему адвокату будет достаточно легко вас защищать.
— Я не придумала.
— Хорошо. Вы можете назвать имя, фамилию, адрес этой гадалки?
— Нет. Я не знаю. Меня привезли. Одна… — Галина Петровна, посерев, стала валиться со стула. Сергей подхватил ее, перенес на диван.
— Слава, вызывай «Скорую».
— Вызываю… Сейчас приедут. Похоже, она сердечница.
— Похоже.
— А под невменяемую, как тебе кажется, она не косит?
— Трудно сказать. Но для человека, никогда не привлекавшегося, она слишком здорово это делает. И в таких обстоятельствах нужна, конечно, психиатрическая экспертиза. Но я вот о чем думаю, Слава. Она почти невесома. Как это у нее получилось — ножом?
— Причем, что характерно: десять ударов нанесены практически с равной силой. Все раны проникающие, поражены жизненно важные точки.
— Вы хорошо проверяли: там точно больше никого не было?
— Не было. Во-первых, есть свидетель — девочка, во-вторых, соседи видели, как Галина вошла в квартиру. Сразу после убийства Марина открыла дверь на площадку и стала звать на помощь. На ноже отпечатки пальцев Ивановой, она вся была в крови мужа. В общем, тут все точно.
— Тем не менее что-то не так. Хотя в такой ситуации сила может появиться даже у немощного. Спасибо тебе, старик. Я буду забегать, если ты не против.
* * *
Дина вошла в кухню и требовательно посмотрела на Анну Ивановну.
— Говорите, что с Аленой случилось? Я заметила: вы от меня что-то скрываете. И она мрачная как колумбарий. Она не заболела?
— Ох, Диночка, я тебе скажу, потому что ты все равно узнаешь. Глупость большую она совершила.
— Алена? Глупость?
— Девчонка, она и есть девчонка. Если ее не обидят, она сама себя обидит.
— Неужели…
— Ты даже себе не представляешь, что про изошло. В Игоря Катиного она влюбилась без памяти, да еще переспала с ним. А он среди ночи стал Катю звать и плакать. Она теперь себя заживо съедает. Ой, в дверь звонят. Наряды привезли.
* * *
Дмитрий пришел с работы раньше, чем обычно. С гордым видом показал Вале пакет с продуктами. Около часа пробыл на кухне, после чего поставил на столик перед диваном тарелку горячего бульона с кусочками белого куриного мяса и блюдце с разрезанными пополам свежими помидорами и огурцами.
— Поешь, — нерешительно попросил он. — Конечно, это не так вкусно, как у тебя, получилось, но ничего, есть можно. Я сам почти полкастрюли слопал. Правда, за целый день даже перехватить ничего не удалось.
Дмитрий и сам не знал, почему он все время чувствовал неловкость в присутствии неожиданно и непонятно отчего заболевшей жены. Что-то вроде вины. Хотя с какой стати? Но этот ее взгляд… Валя приподнялась на одном локте, глотнула пару ложек ароматного бульона, съела кусочек мяса. Кровь как будто быстрее потекла по жилам. Да, нужно есть, набираться сил. Но нервный спазм вновь перехватил ее горло.
— Спасибо, очень вкусно, — она устало откинулась на подушку. — Только я не могу больше. Извини. Я потом доем. Можешь даже не уносить.
— Да ты что! Я разогрею и опять принесу. Ты лежи, отдыхай. Слушай, а давай диван раздвинем? Я с тобой лягу. Будем телевизор смотреть. Если я тебе, конечно, не помешаю. А то мне лежать там, в спальне, одному как-то… Как будто тебя дома нет.
— Да я только рада. Как ты мне помешаешь? Я сама себе очень мешаю. Целый день в такой неприятной компании… — Валя говорила шутливо, но в то же время тревожно думала, не похоже ли это на жалобу, нытье больной, заброшенной жены.
Дима уже помогал ей пересесть на кресло, ловко раскладывал диван, стелил свежее белье, принес из спальни еще подушку, одеяло, помог Вале лечь. Она пристально следила за выражением его лица всякий раз, когда он до нее дотрагивался. Она не вызывает у него отвращения? Он не преодолевает себя? Если бы он только знал, каких невероятных усилий стоит ей уход за собой. Тот уход, который она бы ни одному человеку не доверила. Особенно этому, единственному… Он никогда не будет ухаживать за ней, как за калекой. Если дело дойдет до этого, она убьет себя. А пока у нее есть изнурительная работа на весь день. Добраться до туалета, привести себя в идеальный порядок в ванной, надеть чистую сорочку, сполоснуть грязную. Она даже голову каждый день моет. Возвращается к своему дивану, как из дальнего похода. Долго лежит, прислушиваясь, как замирает от усталости сердце, чувствует, какой холодной стала кожа на лице, руках и ногах. Ждет, пока кровь наладит свое течение и ее тело станет живым. Почти живым.
За все дни болезни Вале впервые было хорошо. Дима лежал рядом, она вдыхала запах его тела и сигарет, умилялась тому, с какой непосредственностью он реагирует на бокс, который показывают по телевизору.
— Ты представляешь? Нет, ну ты подумай! — обращался он к ней время от времени, и она понимающе кивала.
После бокса они смотрели новости. Потом Дмитрий покурил на кухне, вернулся, зевнул со вкусом, лег и погасил свет. Он повернулся на живот, обнял ее одной рукой, и его дыхание сразу стало ровным.
— Дима, — срывающимся голосом позвала Валентина, — подожди минуту, не засыпай. Я все хотела спросить, как ты относишься к тому, что мы сейчас не можем быть вместе? Тебе тяжело или ты уже привык?