Бритт согласилась только в одном:
– На первый раз достаточно.
Продавец не понял нашего стремления изучить шибари и все пытался всучить дорогие наручники, удивительно похожее на настоящее дилдо и прочую чепуху.
Весь вечер Бритт изучала теоретические основы шибари, без конца цитируя понравившиеся фразы вслух и пытаясь представить, как она будет выглядеть вот в такой позе или вот в такой… Я писала работу по истории идей и старалась не отвлекаться не бесконечные:
– Ты только посмотри! Как он ее, а?! А вот это мне не нравится совсем. Слушай, ей же больно, но терпит.
Закончился просмотр заявлением:
– Все-таки, в садомазохизме что-то есть… садомазохистское!
Да, логика моей подруги непоколебима.
А на следующий день Бритт ждал сюрприз. Том, наконец, закончил обучение, и между одним и следующим семинарами у него образовалась свободная неделя. Подозреваю, что, не будь у нас запаса веревок для шибари и эротического видео, Бритт ни за что не пустила бы Тома к себе так надолго, она часто разглагольствовала о том, что мужчина в спальне больше чем на ночь сродни надоедливому насекомому или крошкам от печенья. Но ей так хотелось испытать роль покорной жертвы на себе, что сгодился даже Том.
Я ему не завидовала, бедолага Том просто не представлял себе покорную Бритт. Честно говоря, я тоже, наверняка, это еще хуже Бритт буйной.
Выручил появившийся, как всегда кстати, Ларс.
Он быстро уловил суть проблемы, выставил нас с Бритт в мою комнату, закрылся на полчаса с Томом в комнате Бритт, и все было решено. Они срочно куда-то съездили, вернулись загадочные и довольные.
Все это время мы сидели в моей комнате тихо, как мышки, и шепотом пытались обсудить, что нас ждет. Это было так эротично… чувствовать себя почти рабынями, отданными на утеху двум красавцам, мускулы которых играют под футболками при малейшем движении, м-м-м… мы с Бритт млели, я даже ненадолго забыла, что такое быть настоящей пленницей.
Во-первых, нам было приказано разойтись по комнатам и носа оттуда не высовывать. Парни договорились в чужие комнаты не заглядывать ни под каким предлогом.
Во-вторых, проведена ревизия имеющихся девайсов, наличествующие поделены поровну, от видеодисков Ларс отказался, его опыта хватало и без того.
Когда Ларс вошел в комнату и плотно прикрыл дверь, я уже чувствовала, как по спине ползут мурашки.
– Кому из вас пришло в голову пройтись по секс-шопам? – его пальцы привычно подняли мою голову за подбородок.
Я нерешительно проговорила:
– Мы только в один…
– Худший, – кивнул Ларс.
– Разве? Там было много всякого…
– Много не значит качественно. Вы выбрали худший из всех мне известных.
Хотелось поинтересоваться, как часто он бывает в подобных заведениях и по какому поводу, если так хорошо знает какой лучший, а какой хуже, но спрашивать не пришлось, Ларс объяснил сам.
– Я, когда готовил комнату боли для тебя, обошел все магазины Стокгольма, пока не нашел лучшее, а вы сами для себя купили первое попавшееся в ближайшей помойке. Потому сегодня полноценного шибари не будет, я и Тому запретил использовать ту веревку, что принесли вы. Так что прости, висеть под потолком тебе сегодня не придется.
Он смотрел с насмешливым вызовом. Я решила подыграть. Нет, не подыграть, у меня было именно такое настроение, потому склонила голову:
– Да, господин…
Физически не могла заставить себя произнести слово «хозяин», язык не поворачивался, это ассоциировалось с подвалом.
– Совсем с ума сошла? Но твоя покорность мне нравится, будешь послушной, получишь массу удовольствия не только от меня, но и от самого послушания. – Он уже готовил что-то для предстоящего действа.
Японская философия в действии. Посреди Стокгольма, за многие-многие тысячи километров от Японии шведская девушка намеревалась подобно японским подругам покорно принимать все, что бы с ней ни делал швейцарский мужчина… Чуден нынешний мир!
– Иди сюда, – Ларс протянул ко мне руку.
Я приблизилась.
– Скажи, вы с Бритт только сами схемы смотрели или об эстетических принципах читали.
– Все.
– И сами что-то пробовали? – глаза подозрительно прищурились.
– Да, я выполнила «Пентаграмму».
Ларс даже присвистнул:
– С кем связался? Веревку хоть по коже не тянула?
– Протянула пару раз.
– Больше не смей. Но у меня для тебя другое. Рубашку оставим, а вот все, что под ней сними.
Я осталась в рубашке на голое тело и джинсах. Поджилки тряслись, внутри все сжималось в предчувствии чего-то такого…
– Угу. Снимай джинсы. Снимай, снимай. И остальное тоже. Только рубашка.
Я слабо пискнула:
– Ларс, мне нельзя…
– Что тебе можно и что нельзя, я знаю, беседовал с твоим врачом только сегодня. Даже секс в разумных пределах можно. Так что не ври, коленки у тебя трясутся просто от страха.
Оглядев меня, он довольно кивнул:
– Не растолстела на гамбургерах и без утренних пробежек.
Я не стерпела и возразила:
– Я бегаю по утрам.
– Да ну? Открывай рот.
– Зачем кляп?
– Чтобы не болтала и не задавала лишних вопросов.
Рот заполнил кляп с ванильным привкусом, ремешки прижали его плотней.
– Не жмет?
Я помотала головой: все в порядке.
– Садись на диван ближе к краю. Согни ноги в коленях и подними их. Теперь руки под колени… Сцепи кисти рук так, чтобы было удобно, эта поза надолго.
Ничего себе! Это я буду в таком неприглядном виде, выставив все, что можно на обозрение, сидеть долго?
В ответ на мой умоляющий взгляд Ларс рассмеялся:
– Ты же собиралась быть терпеливой? Терпи. Кстати, смотришься потрясающе. Так, плаги здесь давно не бывали…
При упоминании плага я сжалась, но он не обращал ни малейшего внимания. Это не опасно, а если немного… своеобразно, так на то я и рабыня, чтобы терпеть.
Уже знакомо: побольше лубриканта и в меня плавно входит плаг. Он довольно большой или я совсем отвыкла? Наверное, все же больше обычного.
Додумать не успеваю, потому что Ларс плаг шевелит, от чего я буквально взвиваюсь. Так нечестно, я же кончу через минуту.
– Угу… не забыла…
Он добивается того, чтобы кончила, и заявляет:
– Не хочешь секса со мной, будешь так.
Я бы заорала, что хочу, но во рту кляп, к тому же вспоминаю о покорности и успокаиваюсь. Пусть делает со мной все, что хочет, я потерплю. Тем более, это приятно.
Ларс с любопытным удивлением заглядывает мне в лицо:
– Какой прогресс, ты даже не дергаешься. Молодец, потом еще помучаю.
Честное слово, в его глазах горечь.
– Ладно, хватит валяться, вставай.
Руки развязаны, я усажена на стул, и они снова связаны, но за спиной, а ноги привязываются к ножкам стула. Совсем как тогда в подвале…
Как в подвале… И тут на меня охватывает настоящая паника, я начинаю буквально задыхаться.
В мгновение ока Ларс вырывает кляп:
– Дыши! Дыши!
Я беспомощно киваю, пытаясь успокоить бешено бьющееся сердце и восстановить дыхание, но это не удается. Паника растет, а воздух в легкие не поступает, я забыла, как надо дышать!
Паника вещь страшная, но Ларс приходит на помощь, не тратя время на развязывание, он склоняется надо мной и командует:
– По моей команде: вдох… выдох… вдыхай, ты можешь… медленно и понемногу. Не пытайся сразу полной грудью. Чуть-чуть.
Его спокойный голос, его приказы и то, что он сам не паникует, благотворно действует на меня, я начинаю дышать. Сначала мелкими вдохами-выдохами, сипло и с трудом, но постепенно мои нос, легкие и все остальное словно вспоминают о том, для чего предназначены, и паника прекращается вместе с восстановлением дыхания.
Ларс осторожно отпускает веревки, я была связана так, что для этого достаточно одного движения, переносит меня на диван и присаживается рядом. Только тут я понимаю, что он бледен, как мел, и сам дышит с трудом, видно сильно испугался за меня.
– Ларс… все в порядке…
Он кивает, укрывает пледом и отправляется в кухню за горячим чаем. В ответ на мои возражения мотает головой:
– Нужно обязательно.
Я уже успокоилась, выпила чаю, оделась и сидела на диване с ногами, когда Ларс, все убрав, присел рядом.
– Линн, как ты перенесла это там? У тебя клапан залипает.
Я знаю, что это такое. В горле есть такой листовидный хрящевой клапан, который перекрывает вход в гортань, когда человек делает глотательное движение, чтобы вместо воздуха в легкие не поступила пища или та же слюна. Это очень сложный и нужный клапан, без него люди просто захлебнулись бы от любого, что попало в рот. Но если он закрыт надолго, воздух тоже не попадает. Залипший клапан может означать смерть.