Несмотря на предосторожности, вороны все-таки заметили людей. Вороний страж, взгромоздившийся на самое высокое дерево, тревожно каркнул, и птичий гвалт уступил место настороженной тишине.
– Я думаю, что не гуси спасли древний Рим, а вороны, – с досадой сказал Дрозд. – Ну да ладно, расстояние для броска вполне приемлемо.
Он хищно прищурился, впившись взглядом в одну из ворон, сидевшую ниже других, а затем, мигом раскрутив свой снаряд – как пращу, запустил его в сторону цели.
Птиц будто ветром сдуло с ветвей. Андрею показалось, что вороны взлетели даже раньше, чем Дрозд бросил мешочек с песком, мелькнувший в воздухе черной кометой.
Но та птица, которую наметил Дрозд, как показалось Андрею, удивленно каркнула и, беспомощно взмахивая крыльями, спланировала в кустарник.
– Готова, – удовлетворенно сказал Дрозд. – Осталось только шею ей свернуть. Конечно, такой бросок требует определенной сноровки. Но голодный желудок – лучший учитель. Девять раз промахнешься, а на десятый попадешь. Проверено. Ну что, поджарим нашу добычу? – спросил он не без иронии. – Да ты не кривись, ворона вполне съедобна. С голодухи она вообще кажется деликатесом. Добавить в костер разных пахучих травок и веток можжевельника, нашпиговать тушку диким чесноком, насадить ее на вертел, подержать над огнем, пока не образуется хрустящая корка, – и будьте здоровы, приятного аппетита. Эй! – вдруг тревожно воскликнул он. – А про нашу "дичь" мы забыли. Бегом!
Они прибежали к костру как раз вовремя. Спустя пару минут Дрозд сноровисто накрыл на стол, добавив к мясу несколько соленых огурцов, хлеб, банку маслин и в качестве приправы соль в спичечном коробке.
Роль столешницы играл все тот же тазик, только застеленный газетой.
– Давай по глотку…
Дрозд достал из внутреннего кармана куртки плоскую фляжку коньяка и налил янтарную жидкость в пластмассовые стаканчики.
– Выпьем, чтобы кровь веселее побежала по жилам.
– Я не пью.
– И правильно делаешь. Но иногда мужчине просто необходимо спиртное. Немного, тридцать-пятьдесят грамм в день. Чтобы прочистить желудок и мозги. Только избави тебя Бог употреблять разную поддельную гадость! И тем более, в больших количествах. Кстати, это армянский коньяк, из лучших. Раньше эту марку поставляли только в Кремль, чтобы дряхлые партийные боссы поправляли здоровье. Поэтому будем считать, что мы сейчас не пьем, а лечимся.
Андрей, пытаясь не дышать, вылил в горло свою порцию одним махом. Дрозд, жмурясь от удовольствия, пил коньяк смакуя, мелкими глотками.
Юноша почувствовал, как спиртное жгучей волной прокатилось по пищеводу и образовало в желудке приятно горячий шар. Хмель мгновенно пробудил чувство голода, и Андрей жадно впился зубами в куриную ножку.
– А ты маслинами закуси, – посоветовал Дрозд. – Жаль, что мы не догадались захватить лимон. Впрочем, этот натурпродукт можно употреблять под любую закуску. Нектар…
Спиртное постепенно рассасывалось по кровеносным сосудам, и у Андрея, который до этого пробовал разве что сухое вино и то считанные разы, немного закружилась голова. Эйфория, навеянная крепким напитком, подействовала на мозги возбуждающе и принесла на своих невидимых крыльях целый ворох мыслей и воспоминаний.
Новая школа приносила ему сплошные разочарования. Создавалось такое впечатление, что с переходом в двадцать седьмую его оставила удача.
Только теперь Андрей понял, что уничижительное отношение, которое он терпел по собственной воле в Первой городской, гораздо лучше полного безразличия, с которым к нему относились его новые одноклассники.
Чем ближе становился желанный день, когда по закону должны вручать выпускникам школ аттестаты зрелости, тем больше каждый из учеников замыкался в себе. Если выпускники Первой городской имели перед собой ясную и только одну цель – поступить в институт (или университет), то устремления соучеников Андрея были аморфны и хаотичны.
Взрослая жизнь, к которой они так стремились все одиннадцать школьных лет, вовсе не ждала их с хлебом и солью на вышитом рушнике. Многие должны были уйти в пустоту, в неизвестность, чтобы влиться в ряды безработных или заполнить пустующие койки в зонах.
Андрей уже точно знал, что Маноло торгует наркотиками, Мухаметшин и его закадычный дружок Фундуклеев – детина под два метра ростом с пудовыми кулачищами – примкнули к банде, занимающейся разными темными делишками, шустрый, похожий на хорька, Чиквасов шарит по карманам в трамваях и троллейбусах, смуглый Габор с острыми глазами-шильями начал осваивать воровскую профессию "форточника",
Некоторые, наплевав на успеваемость, пытались подрабатывать, но их запала надолго не хватало. Кому может быть по душе уборка мусора на стройках за мизерную оплату или продажа газет на улице?
Пять человек из класса прочно сидели на "игле" – были наркоманами со стажем, еще двое чересчур часто прикладывались к бутылке, а косоглазый Савоськин вообще прослыл полным придурком.
За последние полтора года Савоськин два раза резал себе вены, пытался повеситься, а однажды выпрыгнул из окна – чтобы досадить своей неверной зазнобе, как он объяснил. Другой на месте Савоськина уже давно откинул бы копыта, а ему все сходило с рук. Что с дураком станется?
Выбросившись из окна пятого этажа, он умудрился упасть сначала на провода, а затем в кустарник, значительно смягчивший удар. Савоськин отделался лишь царапинами и ушибом своей дубовой головы, что никак не сказалось на его умственных способностях.
Конечно, были и такие, кто намеревался штурмовать ВУЗы – скорее из отчаяния, нежели по здравому расчету. Чтобы заплатить за поступление, их родителям пришлось бы продать свои жилища и все имущество, и пойти по миру с протянутой рукой.
Так что намерения немногочисленных отличников одиннадцатого "Б", скорее всего, относились к миру фантазий.
Если Андрей кому и был не безразличен в одиннадцатом "Б", так это Поплюевой. Светка Поплюйчик, как ее кликали подружки, была плоской со всех сторон девицей с прыщавым лицом и необъятным запасом плотской любви, которую она безмолвно предлагала любому и каждому парню, преданно заглядывая ему в глаза Однако больших охотников до прелестей Поплюйчика почему-то не находилось. Она страдала, впадала в депрессию, замыкалась в себе, но не надолго.
Появлялся очередной объект ее воздыханий, и Светка снова начинала тихую осаду. Назойливость Поплюйчика могла даже деревянную чурку довести до белого каления.
Не стал исключением и Андрей. Светка всегда и везде наблюдала за ним голодным взглядом и куда бы он ни шел, тащилась следом или чересчур часто попадалась на пути.
Однако все потуги Поплюевой обратить на себя внимание Андрея были тщетными. Его мысли занимала неверная Алена. Он пытался выбросить ее из головы, но не мог. Ночью, едва Андрей закрывал глаза, она появлялась перед его внутренним взором назойливым видением.
С момента ссоры они больше не встречались и не разговаривали по телефону. Наверное, и Алена, и Андрей были чересчур упрямы и категоричны; эти качества практически всегда сопутствуют юности.
Но Андрей уже начал понимать и другое: Алена принадлежала к чуждому для него кругу, в который он никогда не будет вхож. Это открытие неприятно поразило неокрепшую душу юноши, изъязвив ее червоточинами неприятия всех и вся.
Мать, после отчисления Андрея из Первой городской, совсем замкнулась в себе, стала нелюдимой и неразговорчивой. Единственным, что его радовало, было решение матери никогда больше не появляться в престижной школе.
А это значило, что она больше не будет мыть полы за спасибо и унижаться перед преподавателями и директором.
В новую школу мать ходить не стала. Андрей сам отнес в двадцать седьмую свои документы. Никто даже не спросил, кто его родители и чем занимаются.
Наверное, в этой школе такое положение вещей было обыденным, что, скорее всего, объяснялось контингентом учащихся. Почти все они жили в пятиэтажных "хрущобах", а их семьи имели мизерный доход.
Поэтому в двадцать седьмой поборы на различные школьные нужды не практиковались; с родителей просто взять было нечего.
Андрей все больше и больше привязывался к Дрозду. Когда тот уезжал в очередную командировку, юноша места себе не находил. Он вырос без отца, и теперь его старший приятель восполнял то, чего Андрей недополучил в детстве.
В первую голову Дрозд учил Андрея постоять за себя. Умей юноша мыслить более логично, он поневоле задумался бы над приемами самозащиты, которые преподавал ему Дрозд.
Все они были из разряда смертельно опасных для соперника.
Если захват, то с переломом руки противника, если бросок, то с подкруткой, после чего у недруга ломалась шея или хребет, если удар, то по наиболее уязвимым и незащищенным точкам. Андрей уже знал, что такие удары могут вызвать паралич и даже мучительную смерть.
Увы, юность не отличается взвешенность и мудростью, поэтому Андрей без всяких сомнений и размышлений с головой окунулся в тренировки на пределе своих возможностей.