Голем 100 - Альфред Бестер 8 стр.

— Сознательно?

— Неизвестно. Возможно, что, как пчелиный та­нец, рассказывающий о том, где и в каком направлении еда, это делается намеренно, а может, и нет. Но точно известно, что феромон — мощный возбудитель.

— Поразительно! И наш доктор Шима?..

— Вынужден идти по следу притягивающих его человеческих феромонов.

— Что такое? Хотите сказать, что

поворот у нашего Носа. В этом что-то есть, госпожа Нунн. Есть смысл. Ну и какие сле­ды так манят его? Женщины?

— Нет. Жажда смерти.

— Что такое?

— Жажда смерти.

— Госпожа Нунн!

— Ну что вы, право, сударь! Неужели вам неизве­стно о таком слагаемом человеческой психики? Многие люди страдают от неосознанной, но мощной тяги к са­моразрушению. Некоторые психиатры даже считают, что у всех нас это есть. Очевидно, такое желание остав­ляет феромоновый след, который и чует Шима... пола­гаю, что лишь в некоторых особых случаях... и он вы­нужден идти по следу.

— А потом?

— Очевидно, он удовлетворяет желание...

— Невозможно!

— Чудовищно!

— Что там она болтает!

— Наш чувачок удовлетворяет жажду смерти! Ко­кает тех, кто хочет помереть. Летальный-Один.

— Именно так, господа.

— Очевидно! Очевидно! — бушевал председатель. — Доктор Шима? Убийство? Чушь! Я требую неопровержи­мых доказательств при таком дичайшем обвинении!

— Очень хорошо, сударь, вы их получите. Мне еще один-два вопроса нужно окончательно прояснить, прежде чем я выполню соглашение, но боюсь, что при

этом он испытает глубокое потрясение.

* * *

— Это жестокое и непривычное наказание для мо­их рук, — жаловалась Мери Наобум. — Им в старину что — действительно приходилось проталкивать иголки пальцами?

— Именно так! «Рука чувствительна, пока ее не на­трудишь» — «Гамлет», Акт V, сцена 1.

Давайте покончим с этим.

— Я с тобой, Сара. Мне это дело обрыдло.

— И мне, Ента. Голосуем: кто за то, чтобы похерить стегальные посиделки? Прошу поднять руки. Да не ты, Пи. Шесть из восьми. Принято.

Нелл Гвин с усмешкой отметила, что Угадай и Отка­тай как всегда вносят раскол.

— Не раскол, а разлад.

— Что теперь, Реджина? — спросила Гули.

— Ах ты, Господи, у меня просто иссякает вообра­жение. Что, если снова позвать Люцифера?

— Не возражаю, — буркнула Ента. — Может, его хватит на то, чтобы закончить это паршивое покрывало.

— Реджина, дамы, внимание! Новости — с пылу, с жару! Мой Нудник сказал, что мы вовсе не как надо вызываем Дьявола.

— Да ну? Говори же, Нелл!

— Нудник говорит, что мы живем в двадцать вто­ром веке, поэтому нам не годятся все эти средневеко­вые штуки, а говорить надо на обычном языке.

— Ох, сколько труда зря! Но почему?

— Он сказал, что Люцифер нас, наверное, слышит, но когда он хочет ответить, то попадает в то время.

— Это мысль. Наверное, и демоны могут ошибаться.

— Ясное дело, ведь в них так много человеческого.

— А что он предлагает, Нелл?

— Двоичный код, как в компьютерах. Нудник нам составил программу. Вот, я ее захватила с собой:

— Да что же это! Он над нами смеется, точно.

— Нет, сударыни, это, изволите видеть, самоно­вейшее волшебство. Компьютер сам переводит десяти-

чные в двоичные и нолики, а уже из них образуется крест — такой зловещий, злокозненный, злопакостный, что ни один черт не устоит, если он себя уважает.

— Как ты, Реджина?

— Стоит попытаться, но и сами мы не будем сидеть, сложа руки. Возьмемся за дело как следует! Принесем кухонный компьютер, поставим его в пентакль, станем вокруг на колени и так захотим, чтобы это случилось! Изо всех сил!.. Пи-девка, неси свечи, вонизмы и компьютер!

— Пречистая сила! Поглядите на эту перфоленту!

— Лучше сказать «нечистая сила», Гули.

— Но там только единички и нули.

— Ну да, это двоичный код, Мери. Хотя погляди, какой из ноликов рисунок получается!

— Ой, это нехороший крест из Соломоновой Печа­ти! Точно как мы пытались сделать на покрывале!

— Вот именно! Мой Нудник — гений!

— И Сатана действительно явится?

— Если уж и компьютер его не вызовет, тогда ни­что не поможет.

— Тихо, дамы. Мы должны молиться, а не шептать­ся. Прошу вас!

— Компьютер нас не слышит, Реджина.

— Но Люцифер, возможно, слышит. Предайтесь молитве, вы, ведьмы! Хотите! Взалкайте! Возжелайте свершения!

— ухмыльнулся Шима. — Как я и гово­рил.

— Что — как ты говорил?

— Ты видишь моими глазами.

— Ну зачем ты несешь такую чушь?

— Потому что у меня цветовая слепота. Из-за этого меня и осенило.

— Нет!

— Да.

— Блэз, если ты меня дурачишь, то я тебя...

— Не дурачу, любовь моя, это правда.

— Нет!

— Да и еще раз да, — он крепко обнял ее, стараясь унять сотрясавшую Гретхен дрожь. — Все так и есть. Ваза эта — зеленая. Ковер — янтарно-желтый с золо­том, лампа — алая с темно-красным абажуром. Я сам не различаю этих цветов, но запомнил, что мне сказал де­коратор.

У нее вырвался стон.

— Но почему ты так страшно испугалась, милая? Ты слепая, однако вместо зрения тебе дан гораздо более чудесный дар. Ты видишь то, что видят все люди на свете. Я тебе завидую. Поменялся бы с тобой в любую секунду.

— Этого не может быть! — разрыдаХась она. — Это так ужасно! Слепая? Калека? Урод? Нет!

— Это правда, любимая, но ты вовсе не калека.

— Я ведь вижу, когда я одна.

— Когда ты одна? А кто из нас бывает совсем один? Кто во всем этом битком набитом Коридоре?

Гретхен вырвалась из его рук, схватила платье и выбежала из пентхауза, захлебываясь истерическими рыданиями. В свой собственный Оазис она вернулась с пошатнувшимся от ужаса и отчаяния рассудком. В зна­комой обстановке она немножко успокоилась и решила проверить, прав ли Шима — тогда ее постигло крушение всего. Но, может быть, Шима зачем-то пытается погу­бить ее? Просто потому, что она — уличный цветок и ее можно терзать для развлечения?

Гретхен отпустила всю прислугу, бросив отрыви­стое приказание убираться и переночевать, где хотят. Стоя в дверях, она по головам считала, когда они выхо­дили, недоумевающие и глубоко огорченные. Она за­хлопнула дверь и огляделась: видела она так же хорошо, как и всегда.

— Лживый ублюдок, — гневно прошипела госпо­жа Нунн и принялась метаться по квартире: что же, урок получен и усвоен — личные отношения всегда подведут. Она вела себя как сущая дура. Но почему, во имя всего святого, Блэзу понадобилось Пустить ей кровь? Милосерднее было бы просто убить ее. Не пыта­ется ли он довести ее до самоубий...