Во время Второй мировой войны он оказался в армии, где воровал припасы, офицерскую униформу и мелкое электрооборудование. Вместе с оккупационными войсками он попал в Германию, где заделался настоящим экспертом по «черному» рынку, а по возвращении домой стал, вероятно, первым в Кингсмаркхеме спекулянтом. Его жена терпеливо принимала его обратно всякий раз, когда он выходил из тюрьмы.
Несмотря на заурядную внешность, он пользовался благосклонностью женщин. С Руби Бранч он встретился у входа в здание Кингсмаркхемского суда, когда она выходила оттуда после того, как была отпущена на поруки, а он входил туда в сопровождении двух полицейских. Разумеется, они и словом не перекинулись. Но Мартышка разыскал ее, когда снова освободился, и стал частым гостем в доме в Стоуэртоне, на Чартерис-роуд, особенно во время ночных дежурств мистера Бранча. Он внушил ей, что она недостаточно хорошо использует свою работу на фабрике дамского нижнего белья, и вскоре, по его совету, Руби чаще всего уходила по пятницам с работы, надев под платье три лифчика, шесть трусиков и шесть поясов с резинками. Преданный любовник, Мартышка дождался ее возвращения из тюрьмы Холлоуэй.
С тех пор Уэксфорд упрятывал Мартышку в тюрьму за ограбление магазина, кражу на работе, попытку взорвать одного из конкурентов Руби самодельной бомбой и хищение чужого имущества. Мартышка был почти ровесником Уэксфорда и сохранил не меньше энергии, чем старший инспектор, несмотря на то, что ежедневно выкуривал по шестьдесят сигарет, не имел ни легального источника существования, ни постоянного пристанища, поскольку жена, в конце концов, вышвырнула его вон.
Возвратившись в офис, Уэксфорд продолжал думать о нем. Мартышка никогда не мог долго оставаться на свободе, поскольку непременно ввязывался в какую-то неприятность. Уэксфорд решил заняться Мартышкой.
Его подозрение относительно того, что Мартышка сидел в Уолтоне, вскоре подтвердилось. Того выпустили в сентябре. Он был осужден за приобретение краденого — причем такой огромной партии колготок, нейлоновых трусиков, чулок и другого барахла, которым в случае продажи мог бы обеспечить все женское население Ливерпуля на долгие месяцы вперед.
Покачивая головой, но улыбаясь при этом довольно насмешливо, Уэксфорд выбросил Мартышку из головы и сосредоточился на горе рапортов, которые ждали его внимания. Он просмотрел три из них, когда вошел сержант Мартин.
— Никто, разумеется, не появился? — спросил Уэксфорд, подняв глаза.
— Боюсь, что нет, сэр. Мы рассредоточились согласно инструкции. Совершенно исключено, чтобы нас могли заметить: лес там очень густой. Единственным человеком, который появлялся на дороге, был портье из отеля «Черинтоиский лес». Никто не проезжал. Мы пробыли там до десяти часов.
— Я знал, что это будет пустая трата времени, — вздохнул Уэксфорд.
Берден разделял ту антипатию, которую испытывал его шеф к Айвору и Розалинде Суон, но не мог смотреть на них с цинизмом Уэксфорда. В них что-то было, в этих двоих. Их связывали особые отношения людей, которые почти до самозабвения любят друг друга и собираются любить до тех пор, пока смерть не разлучит их. Встретит ли он сам когда-нибудь снова такую любовь? Или уже сполна испытал такое чувство, о котором только может мечтать каждый мужчина и что редко кому доводится пережить? Розалинда Суон потеряла своего единственного ребенка при чудовищных обстоятельствах, но она смогла перенести эту потерю не слишком болезненно, потому что у нее оставался муж. Берден чувствовал, что она могла пожертвовать дюжиной детей, чтобы только удержать Суона. Как Стелла вписывалась в их медовый период? Не считал ли каждый из них ее помехой, призрачным третьим лишним?
Уэксфорд допрашивал их полчаса, и миссис Суон выглядела усталой и бледной, но, судя по всему, допрос мужа казался ей более чудовищным, чем причина этого допроса.
— Айвор любил Стеллу, — все время повторяла она, — и Стелла любила его.
— Да бросьте, мистер Суон, — сказал Уэксфорд, не обращая внимания на ее слова, — вы, несомненно, часто вспоминали с тех пор о той своей прогулке верхом и, тем не менее, не можете назвать мне ни одного человека, помимо мистера Блейна, кто мог видеть вас.
— Я не так много думал об этом, — сказал Суон, обеими руками сжимая руку жены. — Я старался забыть об этом. Я помню людей, но не запомнил ни как они выглядели, ни номера их машин. Для чего мне было запоминать номера? Не мог же я знать, что мне придется подтверждать кому-то свое алиби.
— Я палью тебе стаканчик, любовь моя. — Она вложила в это столько заботы, сколько иная женщина вкладывает, готовясь кормить своего ребенка. Она протерла стакан салфеткой и попросила Гудрун принести лед. — Вот. Не слишком много содовой я набухала?
— Ты балуешь меня, Роззи. Это я должен был бы позаботиться о тебе.
Берден увидел, как она порозовела от удовольствия. Она взяла руку Суона и поцеловала ее, словно здесь не было никаких свидетелей.
— Мы уедем куда-нибудь, — сказала она. — Завтра же уедем и забудем весь этот кошмар.
Эта маленькая сценка, которая вызвала легкий укол зависти в сердце Вердена, нисколько не смягчила Уэксфорда.
— Я предпочел бы, чтобы вы никуда не уезжали до тех пор, пока нам не станет яснее картина этого дела, — сказал он. — Кроме того, состоится следствие, на котором вы обязаны присутствовать, и, по-видимому, — добавил он с безжалостным сарказмом, — похороны.
— Следствие? — в ужасе спросил Суон.
— Разумеется. А чего вы ждали?
— Следствие, — снова произнес Суон. — И мне надо на нем присутствовать?
Уэксфорд раздраженно пожал плечами:
— Это дело коронера, но я бы сказал, да, безусловно надо.
— Выпей, любовь моя. Все будет не так ужасно, если мы будем вместе, правда?
— Вы же мать! — взорвался Уэксфорд.
Берден какое-то время молчал. Он думал о том, не ошибочны ли были его представления о материнской любви. До этого момента он представлял себе, что для всякой женщины потеря ее ребенка — непереносимое горе. Но может быть, это и не так. Люди очень жизнеспособны. Они быстро оправляются после трагедий, особенно если с ними остается кто-то из любимых ими людей, особенно когда они молоды. У Розалинды Суон оставался ее муж. А кто останется у Джеммы Лоуренс, когда ее привезут в морг посмотреть на тело?
Прошло три дня с тех пор, как он видел ее, но Думал Берден о ней едва ли не каждый час. Он вспоминал тот поцелуй, и каждый раз заново ощущал нервную дрожь. Говорить себе, что надо прекратить вспоминать об этом поцелуе и о ней, было бесполезно, тут вариант «С глаз долой — из сердца вон» не проходил. Когда она отсутствовала, Берден ощущал Джемму едва ли не с большей реальностью, чем в ее присутствии. Тело этой женщины казалось ему еще нежнее и совершеннее, волосы — еще более густыми и блестящими, а ее детская прелесть еще сильнее. Но на расстоянии он чувствовал себя в большей безопасности. Время притупит воспоминания, если он только найдет в себе силы держаться на дистанции.
Они сидели на заднем сиденье машины, и Уэксфорд остановил на нем свой пытливый взгляд. Надо было что-то сказать.
— А что известно об отце девочки, Риверсе? — наконец выдавил Берден. — Вы же, наверное, наводили справки о нем тогда, в феврале.
— Конечно. Сразу же после развода он женился снова, а авиакомпания, в которой он работал, перевела его в Сан-Франциско. Мы не только навели справки. Мы тщательнейшим образом проверили его. Существовала большая вероятность того, что он мог объявиться и тайно увезти ребенка в Штаты.
— Как? Все так просто? Прыгнуть в самолет, схватить ее и снова улететь? Вряд ли он богатый человек.
— Конечно, нет, — ответил Уэксфорд, — но он мог сделать это так же легко, как какой-нибудь миллионер, у которого есть личный самолет. Не забудь, что он работает в авиакомпании и, как всякий ее служащий, путешествует за весьма небольшую плату. То же самое относится к любому иждивенцу, которого он берет с собой. Поскольку он мог воспользоваться любым самолетом, место ему всегда было обеспечено. Аэропорт всего в тридцати милях отсюда, Майк. Если он выяснил передвижения девочки, смошенничал с ее паспортом и билетом, он спокойно мог это сделать.
— Только он это не сделал.
— Нет, не сделал. Двадцать пятого февраля он весь день находился на работе в Сан-Франциско. Естественно, он прилетел, как только услышал об исчезновении Стеллы, и, без сомнения, прилетит опять.
За время отсутствия Уэксфорда пришли подробные отчеты судебных медиков. Они подтвердили предварительный диагноз Крокера и, несмотря на всю свою опытность, мало что добавили к этому. Восемь месяцев прошло с момента смерти девочки, но заключение показало, что она умерла в результате мануального давления, оказанного на ее горло и рот. Ее пораженная плесенью и разорванная в клочья одежда не давала никакого ключа к разгадке, так же как и плита, закрывавшая резервуар.