Зоя ушла. Да, я был убит, разбит, разочарован, мне было плохо! И никто не знал, какая тайная мысль грела мне душу в ту пору. Моя Зоенька оказалась тем чистым цветком, каким она всегда представлялась мне. Миллионы женщин, окажись они на ее месте, ни за что не отказались бы от того уровня существования, от всего материального, что составляло в последние месяцы ее жизнь. А опыт подсказывал мне, что это значимо… Она чистый, чудесный человек, и уж если она решила меня бросить, значит, я ей действительно чем-то не подошел. Вернее, не подошел как мужчина. И убийство, которое я совершил, тут ни при чем. Просто это было своеобразным толчком, сигналом к действию. Да это и понятно! Она и так-то почти каждый вечер чуть ли не баюкала меня, успокаивала, как маленького, жалела, старалась показать мне, что мой изъян можно пережить и принять. А теперь, когда я стал убийцей, подумала она, ей и вовсе придется превратиться в няньку и находить слова, способные оправдать мой поступок. Одним словом, постепенно приходя в себя, я начал, в свою очередь, оправдывать Зою, находя в ее поступке логическое зерно. Множество таких зерен. Словом, я уже не осуждал ее, лишь переживал за нее – где она сейчас живет, как питается, кто находится рядом с ней. Я беспокоился о ней как о близком человеке.
Знаю, что и Алик тоже волновался. Он настаивал – мы должны ее найти и вернуть. Мы вообще в ответе за нее! Но я не видел причин ее возвращения, именно ее возвращения. Я-то оставался все тем же, со мной-то ничего не произошло, и я по-прежнему не нравился ни себе, ни окружавшим меня женщинам.
Не скрою, я пытался выяснить, не живет ли она у Дениса. С ним вдвоем. Человек, в свое время нанятый мною для слежки за женой, так же качественно и ловко провел свое расследование в отношении моего приятеля-ловеласа. И буквально через несколько дней после ухода Зои сыщик положил мне на стол доказательства того, что мой друг по-прежнему на высоте по мужской части и почти каждый вечер приводит к себе разных женщин. Зои среди них, к моему огромному облегчению, не было.
Быть может, я еще долго размышлял бы о причинах ухода Зои, страдал бы, анализируя каждый прожитый с нею день, если бы в нашей с Аликом жизни не появилось нечто новое, завораживающее таившейся во всем этом опасностью и необратимостью. Встряска, шок, потрясение.
В наш почтовый ящик подкинули письмо. Чистый конверт был без опознавательных знаков. Очень короткое. Предельно ясное. «Я знаю, что вы совершили».
Написано от руки, большими печатными буквами, черным фломастером.
Это я увидел в ящике письмо и принес домой. Показал Алику. Он побелел. Мы, естественно, поняли, что кто-то что-то слышал или видел. Слышал выстрел и видел, как мы ночью выносили тело из квартиры.
– Этот человек попросит денег, – сказал Алик, немного подумав. – Я знаю. Чувствую.
– Может, это кто-нибудь из соседей?
– Наверное. Кто же еще?
И точно. Буквально на следующий день появилась новая записка, вложенная в такой же белый конверт. «Завтра электричка от Савеловского. Брось пакет с пятью тыс. долларов при движении из окна на платформу ст. Некрасовская ровно в 08.06. Обратишься в милицию, расскажу им ВСЕ!»
Алик посмотрел расписание. В 08.06 на Некрасовскую прибывала только одна электричка с Савеловского вокзала – Дмитровская. И отправлялась она в 07.19.
– Алик, что будем делать? – спросил я, понимая, что, в сущности, со мной все кончено.
И теперь, независимо от того, заплатим ли мы шантажисту или нет, все равно рано или поздно он меня сдаст. Шантажисты такой уж народ – ненасытный, отчаянный, нервный и подлый.
– Я поеду и сделаю все так, как он велит. Вариантов нет, ты же понимаешь.
– Но он же не остановится! И будет выкачивать из нас деньги! Алик, прошу тебя, позволь мне пойти и сдаться. Я все объясню…
– Мы похоронили его, ты хотя бы понимаешь это?!
– Но ведь это ты сказал, чтобы мы отвезли его в лес, ты же знаешь, что я хотел пойти и сразу сдаться!
– Мы будем бороться, папа. Да и вообще! Ну, представь себе, что ты следователь прокуратуры. К тебе приходит какой-то кретин и говорит, что знает – в такой-то квартире тогда-то было совершено убийство. Но разве может кто-нибудь знать наверняка, что мы на самом деле кого-то убили?! Это недоказуемо! И на каком основании нас будут проверять? Только лишь из-за того, что кто-то из наших завистливых соседей услышал звук выстрела? Да, они его слышали, и полиция у нас уже была, и что? Никто ничего не заподозрил! Если вдруг окажется, что шантажиста мы знаем в лицо, мы придумаем какую-нибудь историю, что этот человек просто мстит нам за что-то… Ну, к примеру, что мы однажды поставили на его место во дворе свою машину или вы поссорились из-за какой-нибудь ерунды… Кроме этого, существуют и другие способы защиты. Вот, к примеру, скажи мне, каким образом эти конверты оказываются в нашем почтовом ящике?
– Алик, что за вопрос?!
– Правильно! Шантажист либо живет в нашем подъезде, либо откуда-то приходит. Мы должны его вычислить, понимаешь? И только когда мы поймем, кто это, придумаем, как нам действовать. В крайнем случае сделаем ответный ход и сообразим что-нибудь такое, чтобы им заинтересовалась полиция. Ты не должен раскисать, сидеть и ждать, когда тебя арестуют. И ты тем более не должен сдаваться! Это было бы полным безумием! Представь себе, тебя арестуют из-за какого-то ничтожества, подонка… Из-за бандита, который пришел тебя ограбить. К тому же не забывай, что он был вооружен!
– Но ты же сам знаешь – это был игрушечный пистолет.
– Я-то знаю… Но больше никто не знает. И вообще, не надо пока вдаваться в такие подробности. От тебя сейчас требуется только одно – выдержка! Мы разработаем план и будем действовать согласно ему. Ты же сам меня учил, что главное – все планировать, уметь организовать свои действия и идти прямо к намеченной цели.
– Что ты имеешь в виду? – Я был в ту минуту противен сам себе. Я и правда не знал, что делать.
– У тебя нет на примете какого-нибудь надежного человека, ну… там… частного сыщика или что-нибудь в этом роде? Извини, папа, но я видел однажды, как ты рассматриваешь фотографии… Они были в большом конверте… И все это смахивало на…
– Да, есть у меня такой человек. И я действительно нанимал его, чтобы он проследил за Зоей. И не стесняюсь этого! Мне всегда казалось, что она что-то скрывает от меня…
– И что, он проследил?
– Знаешь, было бы лучше, если бы он выяснил, что у нее был любовник. Это многое объяснило бы, да и я в таком случае знал бы, как себя с ней вести. А так… Она была чиста, понимаешь?
– Ладно, я вижу, ты совсем раскис… Еще не хватало, чтобы ты расплакался, как женщина… Прости меня, конечно. Давай возьми себя в руки. Итак. У тебя есть такой человек. Позвони ему, договорись о встрече. Поедем вместе. Я попрошу его выяснить, кто оставляет письма в нашем ящике. Кроме почтальона, разумеется.
– Ты что, собираешься показать ему эти письма?!
– Нет-нет, об этом и речи пока не идет. Главное для нас сейчас – вычислить шантажиста.
– Но ведь может оказаться, что это не он лично оставляет письма в ящике. Он может отправлять сюда кого-то другого, чтобы самому не светиться.
– Золотые слова. Вот мы все и выясним!
– А деньги-то заплатим… шантажисту? Выбросим пакет в окно на Некрасовской?
– Подождем немного. Если этот тип хочет поживиться за наш счет, он не будет торопиться. Он даст нам еще один шанс. И заявит о себе очередным письмом.
И действительно. Уже через пару дней нам стало известно, что конверт с точной копией предыдущей записки положил в наш почтовый ящик соседский мальчишка. Ефимыч, как мы называли нашего сыщика, показал нам фото мальчика, и мы его сразу узнали. Он жил на шестом этаже. На мой вопрос, кто попросил его положить в наш ящик конверт, шестилетний сорванец с яблочными красными щеками, хитро улыбаясь во весь рот, ответил: «Какой-то дядя». На мой вопрос, знаком ли ему этот дядя и видел ли пацан его раньше, мальчик сказал – нет, дядя точно не живет в нашем доме, он его раньше не видел. Да и конверт он опустил в ящик только один раз. Значит, прежде шантажист попросил бросить конверт кого-то другого.
– Мы должны отвезти эти деньги, – сказал я Алику. – Я боюсь. Пусть Ефимыч проследит, кто заберет посылку с платформы на Некрасовской.
– А я считаю, что мы не должны ни сыщику, ни кому бы то ни было другому так доверяться! Ведь, показав Ефимычу эти письма, мы тем самым сообщим ему о том, что в нашей квартире на самом деле произошло убийство! А тебе это надо? Даже если предположить, что ты никого не убивал, – раз ты обратился за помощью к сыщику, разве это не укажет ему, что у нас рыльце в пуху? Он же умный дядька, сразу обо всем догадается.
– Это еще почему?
– Да потому, что ты действуешь как виновный, понимаешь? Если ты никого не убил и вдруг получил такое письмо, ты сразу же отправился бы в полицию и попросил их разобраться, кто треплет тебе нервы, понимаешь?
– Да, ты прав, пожалуй. Так что же делать с деньгами?
– Я брошу пакет, как велено, а там – видно будет.
Мы оба чувствовали, что это только начало. Но и решительных мер не принимали. И Ефимычу так ничего и не рассказали…
Шантажист выкачал из нас не такие уж и большие деньги, всего-то около тридцати тысяч долларов, зато подгонял он нас вполне конкретными, убийственными записками, которые мы регулярно находили в нашем почтовом ящике (он уже понял, что раздавил нас и мы готовы на все, поэтому не потрудился даже изменить тактику). А записки были примерно такого содержания: «Он мог бы еще жить, а вы убили его». Или: «Кажется, он был вашим другом?» Или: «Вы поминки-то по нему еще не справили?»