— Приливы, мистрис Вертишейка. Темза, она, как море, откликается на изменчивость луны, и мы, лодочники, зависим от чередования приливов и отливов. Три дня назад в девять вечера прилив сделал бы любое путешествие крайне затруднительным, если только тот человек не собирался кружить на месте в водоворотах. Да еще лед, который чуть было не сковал реку; я вообще удивляюсь, что кто-то спустился на воду.
— Но я сама видела, как он сел в лодку и отчалил.
— Я так думаю, только одно в тот вечер вообще могло заставить выйти на реку…
— А именно? — подбодрила графиня.
— Это же ясно, как день, бабушка Гризельда! — засмеялся лодочник. — Необходимость переправиться на ту сторону.
— Я ничего не смыслю в приливах и отливах, уважаемый, но очень хочу узнать, куда он мог поехать, если вернулся только утром.
— Что ж, мадам Ищейка, есть всего два способа пересечь нашу достославную речку — это, значит, по Лондонскому мосту или по воде, и если он выбрал воду, то, сдается мне, он направлялся вон туда.
И взмахом весла он указал на ступеньки на южном берегу.
— В таком случае, — сказала графиня, откидываясь назад и чуть не завалившись из-за отсутствия спинки, — отвези нас туда.
Лодочнику понадобилось несколько минут, чтобы перевести свое суденышко через реку, выкрикивая оскорбления в адрес всех других лодок в пределах слышимости, причем в ответ тоже доносилась ругань.
— Совсем как утром на Биллинсгейтском рынке, — пробормотала графиня, когда они врезались в усыпанный галькой берег.
— Прибыли, Ваша Важность, причал Мэри-голд.
Элпью оглянулась на причал Дорсет.
— Слишком близко, — сказала она. — У меня такое чувство, что то путешествие было подольше, цель его не была видна с того места, откуда они отплыли… — Она глянула вдоль берега и увидела, что он круто изгибается. — А там, за поворотом, нет другого причала?
— Он должен быть вверх по реке, а значит — в противоположном направлении от моста, — сказал речник, пожав плечами.
— Почему так? — поинтересовалась Элпью.
— Да как же, мистрис, если вы хотите пересечь реку ближе к мосту, почему просто не перейти по нему? — Элпью кивнула в знак того, что сочла его объяснение логичным. Лодочник снова взялся за весла. — Однако перевозчик-то был здоровяк, коли взялся переплывать реку в ту ночь — против прилива-то.
С видимым усилием работая веслами, он с трудом продвинулся на мелководье.
— А сразу за обрывом, там причал Скопидома.
Брови графини взлетели, а губы поджались почти что в ниточку.
— Причал Купидона! — Улыбнувшись, она почесала нос. — Думаю, ты попал в точку, раб великого Нептуна. Вези нас туда.
— Этот отрезок пути довольно трудный, — объяснял лодочник, налегая на весла. — Идешь против прилива, вверх по течению, да еще и против ветра сегодня. Хотя припоминаю, что в тот вечер ветра не было.
Высадившись, графиня с Элпью поднялись по шатким ступенькам, лодочник следовал за ними.
— Что это за дикое место? — воскликнула графиня, озирая обширные поля и пустоши.
— Это, что ли? — Лодочник подбоченился. — Это, старая фея, Ламбет.
— Черт с ним с названием. Живут ли здесь нормальные люди?
— Нет, если может этого избежать. Исключая, конечно, архиепископа Кентерберийского.
— Избави меня, боже, от посещения Кентербери, если там так же тоскливо, как здесь. А чем, ради всего святого, тут воняет?
— Это сыромятни в Саутуорке, — рассмеялся лодочник и указал вдоль берега в сторону южного конца Лондонского моста. — Воняют хуже, чем горшок у подхватившей триппер проститутки.
Все трое стояли спиной к реке, обозревая раскинувшиеся перед ними просторы, графиня махала веером под самым подбородком. На юг уходила узкая дорожка. Между нею и рекой на мили тянулись склады пиленого леса, по другую сторону дороги раскинулись акры болот.
— Если он высадился здесь, его должна была забрать карета, — сказала Элпью.
— Отвезите меня назад, к городскому уюту, — взвизгнула графиня, щелкнув веером и с трудом спускаясь к лодке. — Даже не представляла, что настолько унылая пустыня, как этот жуткий Ламбет, существует так близко от моего милого Лондона.
— Туда, откуда приплыли? — поинтересовался лодочник.
— Что это за очаровательное местечко? — спросила графиня, указывая на элегантные дома в окружении скверов на другом берегу реки.
— Парк Сомерсет-Хаус, мадам.
— Конечно, конечно. Отлично. Отвези нас туда.
— Знаешь, там жила королева. Королева Екатерина.
Даже после смерти дорогого Карла. Несколько лет назад она вернулась в Португалию.
— Мадам, — Элпью была не в настроении снова внимать воспоминаниям своей госпожи, — я с удовольствием послушаю ваши рассказы о прошлом, но не сейчас, когда нам нужно раскрыть убийство.
— Прошу прощения, но вот чему удивляешься при виде этого милого дворца — почему последующие королевы его избегали? Ни Мария-итальянка
Якова его не жаловала, ни Мария Вильгельма.
Элпью сердито на нее посмотрела.
— Хорошо, хорошо! — Графиня беспокойно поерзала на скамейке. — Итак, к чему мы пришли?
— Да ни к чему новому, мадам. Вот что мы имеем: Бо Уилсон встречался с какой-то женщиной, имя и адрес неизвестны. Она платила ему за какие-то его услуги, мы не знаем, какие, а он этими деньгами расплачивался с кредиторами. Одновременно он обучал Бетти, свою служанку и доверенное лицо, алхимии, из-за которой он и влез в долги, а свою любимую жену, не умеющую даже читать и писать, держал в полном неведении.
— А Бетти тем временем уносила из его дома красивую мебель, обставляя ею убогий подвал в Солсбери-Корте.
Через парк прогрохотала тележка. К ней поспешили два ливрейных лакея, неся большие коробки с надписями «свечи» и «столовое и постельное белье».
— Мы также знаем, — подхватила графиня, — что он посетил лекцию в Грэшам-колледже, пообедал в том жутком французском ресторане…
— Чума на это место, — при одном воспоминании о нем сплюнула Элпью.
— … уплыл на лодке, возможно, в унылое и безлюдное место под названием Ламбет и на следующее утро вернулся домой целый и невредимый. Затем он посетил представление в театре, где ему передали записку…
Графиня щелкнула пальцами.
— Вот кого мы должны снова повидать. Эту продавщицу апельсинов.
Элпью вздохнула. Девочка явно рассказала все, что знала. Графиня просто стремилась провести день в теплом театре.