– Ах, ты смотрела старые фотографии.
– Угу.
Лизетт, в свою очередь, разглядывала соседку, с комфортом расположившуюся на софе и явно не собирающуюся уходить. «Вдруг Мэгги точно помнит, когда я сюда переехала – три или пять лет назад?» – неожиданно осенило Лизетт. Вопрос, конечно, эксцентричный… К тому же, а что если дом прослушивается?
– С тобой все в порядке? – подозрительно посмотрела на нее гостья.
– Хм… Вроде в порядке. А что, не похоже?
Мэгги как-то неопределенно хмыкнула, то ли от беспокойства, то ли от любопытства, иногда трудно уловить различие.
– Ты напевала. В этом, конечно, ничего необычного, – поспешно добавила миссис Роджерс, – просто у тебя странное выражение лица.
– Извини, – пробормотала Лизетт, недоумевая, с какой стати просит прощенья.
Выяснив, что одним из способов избежать мучительной атаки является мурлыканье назойливой песенки, Лизетт настолько автоматически вызывала в голове прилипчивый мотивчик, что почти не осознавала, когда начинала напевать.
– Знаешь, как раздражает мелодия, от которой невозможно избавиться? Типа старой песни «Оскар Майер Винер». Или что-то вроде.
Неожиданно Лизетт заинтересовалась, почему Мэгги пришла. Почему явилась лично, а не просто позвонила? Раньше эта особа казалась обыкновенной не в меру любопытной соседкой, но что, если гостья совсем не такая? Сколько миссис Роджерс на самом деле лет? Пятьдесят? Возможно, и меньше, серебристо-белые волосы старят, но вряд ли кто-то назвал бы вдову пожилой женщиной. Гладкая кожа наоборот молодила, в противовес цвету шевелюры. Легкий макияж был нанесен умело и практически незаметен, что требует мастерства и твердой руки. А под свободной аляповатой одеждой угадывается стройная, подтянутая фигура. Как насчет развитых мышц? Миссис Роджерс в хорошей физической форме? Похоже на то. Судя по гибким движениям, вряд ли страдает артритом или артрозом суставов.
Лизетт тайком изучала гостью. Кисти рук, да, они способны выдать истинный возраст, но открытые участки кожи, выглядывавшие из густой собачьей шерсти, выглядели гладкими и безупречными.
И собака. В щедро украшенном ошейнике можно спрятать все что угодно – камеру, диктофон…
Лизетт схватила чашку и отступила назад. На этот раз казалось невозможным мурлыкать или напевать вслух, но она упрямо завела песню в голове, сосредоточившись на словах, пока они не заглушили все остальные мысли. «Веди себя нормально! – кричал внутренний голос. – Нормально!».
– Прости, – выпалила Лизетт. – У меня ужасные манеры. Полагаю, виновато недомогание, ведь я так давно не болела, что не помню, когда в последний раз брала больничный. Слава Богу, похоже, все проходит, – неуверенно улыбнулась она и направилась в кухню. – Хочешь кофе? Я как раз собиралась заварить свежий.
– Прекрасно, – прощебетала Мэгги, убив надежду, что откажется и заверит, будто зашла только убедиться, что у соседки все в порядке, и теперь может со спокойной душой вернуться домой.
Лизетт глубоко вздохнула и вошла в кухню. Веди себя нормально .
Почти час прошел, прежде чем Мэгги наконец поднялась, по-прежнему держа песика, которого, как выяснилось, зовут Рузвельт – явный чемпион по самой нелепой кличке среди крошечных мосек, которую когда-либо слышала Лизетт, – и отправилась восвояси. Что за женщина отважилась бы на столь продолжительный визит к соседке, подхватившей непонятный вирус? Ипохондрик, для разнообразия решившая по-настоящему заболеть? Настолько изнемогающая от недостатка общения особа, что рискнула подцепить инфекцию? Просто крайне любопытная проныра? Или миссис Роджерс шныряет окрест, пытаясь выяснить что-то конкретное… Что именно?
Каждый раз, когда возникали подобные предположения, немедленно накатывала головная боль и приходилось мысленно отступать.
Пока Лизетт готовилась выйти на улицу, снова позвонила Диана, чтобы справиться о самочувствии подруги. Лизетт откровенно сообщила, что ей гораздо лучше, уже несколько часов почти не выворачивает и она даже собралась сходить и купить кое-какие медикаменты на тот случай, если опять станет хуже. Странно, но она чувствовала, что должна тщательно подбирать слова, что все сказанное будет проанализировано и взвешено…
Быстро начала напевать, и подкравшаяся боль исчезла. «Проклятье, да я становлюсь прямо-таки мастером по управлению манией преследования!»
Как там говорится? Даже у параноика есть враги. Но как параноику отличить настоящих врагов от мнимых? «Посмотри, с какой подозрительностью ты отнеслась к участливой Мэгги! А если бы она не таскала повсюду свою похожую на грызуна брехливую собачонку, ты приняла бы ее более радушно? Может, неприязнь к шавке перенеслась на ее хозяйку?»
Наверное. А может, и нет.
Оказывается, психам живется нелегко – мысли без конца разбегаются.
Однако имеются установленные факты и неизвестные. Неизвестно, когда она переехала в этот дом. Неизвестно, когда начала работать в «Беккер инвестментс». И совсем неизвестно, что произошло за пропавшие два года жизни.
Но самое тревожное – она целых три года не замечала этих пробелов и даже чужого лица в зеркале.
Пока точно не выяснится, что происходит, не самое ли разумное предположить, что все эти бредовые мысли – правда? Если допущение ошибочно, отлично – ничего страшного, ничего загадочного. Но если предположение истинно, то необходимо сделать все возможное, чтобы защитить себя… от кого?
Лизетт заперла входную дверь, подошла к своей машине, припаркованной на подъездной дорожке между их с Мэгги домами, – специально не глядя на окна соседки на тот случай, если та как всегда шпионит, – и вдруг похолодела, осознав, что не помнит, как давно и где покупала этот автомобиль – серебристый «камри», со всевозможными прибамбасами, надежный и ничем не примечательный. Она даже не знала, какого года эта модель.
Страховка и документы на машину лежали в бардачке. Лизетт потянулась было его открыть, но сообразила, что любопытной кумушке прекрасно видны все ее телодвижения, так что просто завела двигатель и плавно вырулила к шоссе, где остановилась и посмотрела в обе стороны, как делала всякий раз, прежде чем выехать на главную дорогу.
Казалось, эта механистическая осторожность и полное отсутствие любопытства являлись такой же неотъемлемой частью ее натуры, как голубые глаза. И эти черты теперь воспринимались неправильными, нет, не голубые глаза – они-то точно не изменились, – а все остальные составляющие ее нынешнего образа. Лизетт не позволяла себе активно думать об этом, потому что страшилась за рулем пережить приступ убийственной головной боли, но в глубине души признавала, что всё – абсолютно всё – в ее теперешней жизни совершенно неправильно. Автомобиль неправильный, дом неправильный, работа неправильная… она сама – самая неправильная.
Неизвестно, что со всем этим делать, но что-то надо делать, черт побери. Может, пора перестать докапываться до истины, скрытой в воспоминаниях, если попытки не приносят ничего, кроме ослепляющей головной боли и рвоты в качестве бонуса, а просто прислушаться к интуиции.
И пока сосредоточиться на дороге.
* * *
Благодаря спецоборудованию, установленному в ее машине, Ксавье точно знал, куда она едет. Как и люди Форджа, но если повезет, они не побеспокоятся прицепить дополнительные следящие устройства. Они же знают, где она бывала, что делала и почему. Кроме того, справедливо предположить, что Фордж по уши загружен выяснением, откуда Ксавье получил так много информации о его команде, и затыканием дыры в системе безопасности. Какое-то время все служивые будут очень заняты.
А он пока займется собственными планами.
* * *
Остановившись на первом красном сигнале светофора, Лизетт наклонилась и открыла бардачок, чтобы вытащить права и оригинал договора на покупку автомобиля. Она знала, что они там, но никогда раньше в них не заглядывала, опять же, из-за отсутствия любопытства, что теперь казалось ей глубоко противоестественным. Светофор позеленел почти сразу, Лизетт опустила бумаги на сиденье рядом, решив подождать следующей остановки, чтобы прочитать, но внезапно передумала, развернула документы и положила на рулевое колесо, выискивая даты.
Три года. Права выданы и машина куплена три года назад, словно пять лет тому Лизетт прекратила существование, но после двухгодичного перерыва вернулась к жизни уже новой, предусмотрительной, скучной, соблюдающей неизменный порядок женщиной, которая даже ни разу не ходила на свидание в течение последних трех лет.
Может, причина не более зловеща, чем дорожная авария, что объясняет пластическую операцию лица и провал в памяти. Однако отнюдь не объясняет тот факт, что после автокатастрофы явно была вполне дееспособной, раз купила дом и машину и нашла работу, и это никак не вяжется с полностью забытым двухгодичным периодом. Людям с тяжелыми черепно-мозговыми повреждениями, повлекшими амнезию, не так-то просто снова начать жить полнокровной жизнью; применяются разнообразные виды интенсивной терапии, чтобы вернуть память, и насколько Лизетт знала, амнезия касается событий до несчастья, а не после. В общем, логичный вывод: причина всего – не физическая травма.