— Надеюсь, у всех имеется вторая пара обуви?
— Не у всех. Я здесь не живу, — сообщил корнет Оболенский.
— Тогда вам придется попросить у брата тапочки.
— Да? И в них я поеду домой, в Москву?
— Ничего, в машине ваших ног никто не увидит.
— А если я на электричке приехал? — усмехнулся Эдик.
— Хватит словоблудием заниматься, господин Оболенский, — еще больше нахмурился капитан. — Вы, да на электричке! Переобувайтесь.
— А что, собственно, случилось, — засуетилась вдруг Олимпиада Серафимовна. — Кому понадобилась наша обувь?
— Преступник оставил в комнате следы, — сообщил старший оперуполномоченный.
— Так ее все-таки убили! — ахнул Веригин.
— Все-таки? — тут же вцепился в него капитан.
— Ну, она последнее время была такой подавленной, что я, было, подумал… И наш последний разговор…
— О чем был последний разговор?
— О картинах. О покойном Эдуарде. Голубушка Нелли Робертовна очень переживала. Простите, мне тоже надо снять обувь?
— Да.
— Но я все это время был в саду, — запротестовал Веригин. — Я не имею никакого отношения к ее смерти! И мужской обуви моего размера в доме нет. У меня небольшая нога.
— Придумаете что-нибудь.
— Как же я поеду домой?
— А вы разве домой сегодня ехать собрались? А как же комната, которую вам приготовили?
— Да, но при сложившихся обстоятельствах…
— Я рекомендую вам остаться. До завтрашнего дня. Завтра мы точно будем знать, кто из присутствующих был в комнате потерпевшей и раздавил ногой ампулу. Кстати, как наша больная?
— Кажется, Нелли вызвала к ней медсестру. Еще вчера, но девушка отчего-то еще не приехала, — пожаловалась Олимпиада Серафимовна.
— Медсестру? Какую медсестру? — сразу заволновалась Наталья Александровна.
— Ту, что ухаживала за Марусей в больнице.
— Но зачем же? Разве мы сами не можем? Это наш долг ухаживать за больной родственницей. Маруся нам не чужая.
— Мама, а когда другая бабушка, не Липа, болела, ты сказала, что заплатишь любые деньги сиделке, лишь бы не отравлять свою жизнь видом чужих болезней, — невинно заметил Егорушка.
— Егор! — тут же взвизгнула Наталья Александровна. — Ну, сколько можно!
После краткой паузы заговорил Эдик:
— Зато теперь можно сэкономить на похоронах. Отпоем всю семейку разом и покончим с этим. Бабушка, ты теперь глава семьи, вот и займись.
Олимпиада Серафимовна испуганно заморгала, Наталья Александровна хмыкнула, а Егорушка отчаянно сказал:
— Почему живут такие люди? Ведь тетя Нелли была такой хорошей! Разве она денег тебе не давала, Эдик? Разве не оценивала вещи, которые ты продавал?
— Какие вещи? — насторожился капитан.
— Так, фамильные побрякушки, — жеманно пожала плечами Вера Федоровна. — Право, не стоит. Это я просила сына продать их. Ведь у нас было так плохо с деньгами!
— А вы богатое наследство получили? — внимательно посмотрел на нее старший оперуполномоченный. — Когда?
— Ах, это было так давно! Ничего уж и не осталось.
— А какие-нибудь наиболее ценные вещи из вашего наследства можете назвать?
— Ну, к чему? Все потеряно безвозвратно!
— А кто были ваши родители? — не унимался капитан.
Вера Федоровна тихонько всплакнула:
— Как больно об этом вспоминать! Они погибли в сталинских лагерях, а я осталась сиротой. Круглой сиротой.
— А какого вы, простите, года рождения?
— А почему я должна при всех говорить о своем возрасте? Я женщина, поймите, господин капитан.
— Да, конечно. Я вас понял, Вера Федоровна. Впрочем, все это и узнать нетрудно. Я так думаю, что… А это еще кто?
От ворот по тропинке, неуверенно оглядываясь, шла девушка с чемоданчиком в руке. С такими врачи «скорой» приезжают к пациенту, храня в них все необходимое для того, чтобы оказать первую медицинскую помощь.
— А вот и медсестра! — облегченно воскликнула Олимпиада Серафимовна. — Весьма кстати! Нам всем понадобится медицинская помощь, если все это будет продолжаться!
— Здравствуйте, — вежливо кивнула девушка, поднимаясь на веранду. — Мне вчера звонила Нелли Робертовна. У ворот милицейская машина. Откуда? У вас что-то случилось?
— Убийство, — хмуро сказал капитан.
— Как? Значит, я опоздала? — медсестра обвела глазами присутствующих. — Ее все-таки убили!
— Простите? — тут же подошел к ней оперуполномоченный. — А вы что об этом знаете?
— Я все расскажу!
— Как вас зовут?
— Валя.
— Откуда вы знаете, Валя, что Нелли Робертовну Листову собирались убить?
— Нелли Робертовну? Почему Нелли Робертовну?
— А кого?
— Я… Простите. Я не совсем поняла. Простите.
— Нет уж, девушка, вы договаривайте. В этом доме уже два трупа: хозяина и хозяйки.
— Хозяйки? То есть, прежней хозяйки? Нелли Робертовны? Ох! Я не то подумала. Простите, мне надо к больной.
— Маруся у себя в комнате, — с усмешкой сказала Наталья Александровна. — Направо по коридору, вторая дверь.
— Разрешите мне пройти? — медсестра просительно посмотрела на оперуполномоченного.
— Хорошо, проходите.
Девушка торопливо пересекая веранду, направилась к двери в дом.
— Странные дела здесь творятся, — обратился к присутствующим капитан. — Но я разберусь.
— Сделайте одолжение, — рассмеялся Эдик. — А то я тоже начинаю опасаться за свою жизнь.
В комнате у Майи
— Маруся? Ты не спишь?
— Кто здесь?
— Валя, медсестра. Ты меня помнишь?
— Вы?
— Мне Нелли Робертовна позвонила и просила приехать. Ты еще ничего не знаешь?
— Что не знаю? Там, в коридоре, все время какой-то шум. Люди ходят, кажется, мужчины. Много мужчин. Георгий Эдуардович умер, а у Эдика совсем другие шаги. Я точно знаю, что это не Эдик.
— Это милиция.
— Милиция? — побледнела Майя. — Опять!
— Говорят, что хозяйку убили.
— Хозяйку? Какую хозяйку?
— Нелли Робертовну.
— Не может быть! За что!?
— Ты лежи тихо, не волнуйся. Тебе не надо волноваться. Сейчас укольчик тебе сделаю, — заворковала медсестра. — Я теперь рядом, я тебя в обиду не дам.
— Почему… Почему вы так обо мне заботитесь?
— Потому что должна заботиться. Только и ты уж потом не забудь.
— Что теперь будет?
— Ну, тебе-то уж точно ничего не будет. С такими-то деньгами! Ты лежи, отдыхай, а я пойду все как следует разведаю.
— Хорошо.
Валя уже несколько раз успела поссориться с мужем. У того уже с месяц были проблемы на работе, а теперь вот уволили, и без всякого выходного пособия. Хорошую работу найти было чрезвычайно тяжело, и муж теперь чуть ли не каждый день поминал про потерянные пятьдесят тысяч долларов. Как будто деньги уже лежали в кармане, и внезапно исчезли оттуда, вынутые ловким вором. Эти пятьдесят тысяч долларов уже были свои, кровные, и уж сколько раз было прикинуто, на что бы можно было их потратить. Валя только и думала последнее время, что об этих деньгах. Еще неделю назад все было хорошо, а теперь… Как жить, на что жить? На зарплату медсестры? Родители недовольны мужем, который теперь сидит дома, муж бурчит на родителей — мол, надоели, надо жить отдельно. Отдельно! Теперь об этом надо забыть. Сегодня же хоть немного можно перевести дух, отдохнуть от домочадцев в этом роскошном особняке. Наверняка ночевать оставят, юной наследнице нужна медицинская помощь и опытная сиделка.
Да, звонок Нелли Робертовны пришелся как нельзя кстати. Убить человека — это было плохо, а вот наказать злодея в самый раз. Эти деньги правильные.
И Валя, прикрыв дверь комнаты, первым делом пошла на кухню. Где, как не у прислуги узнать все домашние сплетни? Но там девушка наткнулась на пожилую даму в розовом жакете:
— Девушка, дайте что-нибудь успокоительное нашей домработнице.
— Да-да. А что с ней?
— Нервы, у всех у нас нервы. А кто-то должен готовить еду, накрывать на стол. Не лежать же на диванчике и не держаться руками за голову? Мне жаль, если Ольгу Сергеевну придется рассчитать, но…
— Я могла бы готовить.
— А вы умеете?
— Конечно.
— Я заплачу, хорошо заплачу! — обрадовалась Олимпиада Серафимовна. — Ах, на меня за эти два дня обрушилось столько трагедий! Столько трагедий! Я вижу, что вы хорошая девушка. Сколько вы хотите?
— За медицинские услуги, или за помощь по хозяйству?
— И за то и за другое.
— Сто долларов. В день.
— Милочка, побойтесь бога!
— У меня семейные обстоятельства.
— У всех обстоятельства.
— Я думаю, что пройдет несколько дней, прежде чем вы найдете новую домработницу. Надо дать объявление в газете, или обратиться в агентство, заплатить комиссионные.
— Хорошо, хорошо. Ах, у меня от всего этого болит голова! Сто долларов в день, но вы должны будете еще и прибираться в комнатах.
— Я все сделаю.