– А и не называй! Хотя прозвище мне это не обидно. Люди уже и не помнят, что оно – от фамилии моей, Сычева. А по имени – Евстафия Исидоровна… Садись, душа моя.
Она подвинула гостье деревянную табуретку, сама села на лавку у стены. Черный поросенок тут же вскарабкался ей на руки. Коробова планировала не затягивать дело, сразу расспросить старуху о нужных отварах. Но все увиденное разбудило в ней любопытство.
– Вы и вправду живете здесь совсем одна?
– Это людям представляется, что одна я тут. Но это место – лишь горница, где я отдыхаю.
Старуха бросила странный взгляд в окно, и Коробовой вдруг показалось, что «это место» – не дом этот, и даже не хутор. Уж не весь ли мир имела в виду колдунья?
– Верно почудилось тебе! – Евстафия Исидоровна засмеялась. – Я прихожу сюда и ухожу отсюда, когда сама хочу. У священного дерева верховного бога Езуса множество ветвей, как множество миров вокруг нас. Я, жрица Тараниса – бога грома, – могу бывать повсюду…
Голос старухи то падал, то поднимался, словно вибрировала струна. И сердце Тамилы Борисовны подчинялось этому рвущемуся ритму. Она открыла рот, пытаясь вздохнуть, задыхаясь, и в этот момент за окном раздался громовой раскат. Ясное безоблачное небо с треском располосовала ослепительная молния.
– Не пугайся, Милочка, – проворковала старуха обычным голосом, мгновенно преобразившись. Только вновь показалось Коробовой, что она словно по имени ее назвала. – Не бойся. Ты ведь образованная женщина, о друидах, надо думать, слыхала. Я – жрица друидов, все четыре стихии мне подвластны. – И она махнула рукой, указывая в окно, где вновь безоблачно светило солнце.
Тамила Борисовна уже взяла себя в руки, хотя озноб еще бил ее, хотелось обхватить руками свои плечи, согреться. Но страх уже вытесняло радостное возбуждение: «Неужели правда друидка? Они же – очень сильные чародеи. Все могут… Обещала помочь…»
– Но, Евстафия Исидоровна, – проговорила Коробова, и голос ее дрогнул. – Друиды, это же Англия… невообразимая древность…. И потом… они приносили человеческие жертвы…
– Что такое древность? – спросила старуха, качая головой. – Время подвластно нашей силе. А жертвы… Что же… Ты вот сама, душа моя, зачем ко мне пришла? За помощью в жертвоприношении?
Голос колдуньи был ласковым, но глаза глядели холодно, жестко. Вновь Коробовой стало страшно.
– Я только хотела попросить у вас снадобье… на травах. От бессонницы, во-первых.
– Это пустяк! – старуха не сводила с нее глаз. – А во-вторых?
Коробова стала торопливо объяснять:
– Видите ли, дорогая Евстафия Исидоровна, вы женщина образованная, поймете меня… Я сочиняю романы. Да, да, пишу книгу для одного столичного издательства. А там одна моя героиня ходит во сне: сомнамбулизм у нее. Хочу описать, как все происходит, что она испытывает, – не получается! Я решила – надо самой испытать состояние лунатизма. Но как? Вот, слыхала о вас как о большом знатоке разных трав. Может, и такая трава есть, чтоб сомнамбулой человека делать, на время, конечно?
Коробова вопросительно смотрела на колдунью. Та молчала, как будто чутко прислушивалась. Но вдруг показалось Тамиле Борисовне, что не к ее словам, а к чему-то, витающему в воздухе. Вдруг сказала неожиданно:
– Наша ты… Кровь есть кровь!
– О чем вы? – Коробова встала. – Не понимаю…
– Да ты небось уверена, что по своему желанию ко мне попала? Услыхала о колдунье, вот и поехала? Как бы не так! Твоя дорога давно ко мне поворачивает. Семнадцать лет назад вильнула было, сделала петельку, да не дошла. Но что начертано, то сбудется…
– Я за травкой к вам! – Коробова пыталась скрыть смятение. Может, и верно старуха из друидов? А те вроде бы умеют заглядывать в прошлое и будущее.
– Ну-ка, пошли! – сказала решительно старуха и тоже встала. Поросенок соскочил с ее колен, подбежал к распахнутому окну и вдруг запрыгнул на подоконник, оттуда – на улицу и помчался по тропинке к разрушенной часовне и погосту. Остановился, словно поджидая их.
– Вот он, мой проводник в потусторонний мир. Зовет… Идем за ним.
У Тамилы Борисовны наконец-то по-настоящему сдали нервы. Она поверила всему.
– Не пойду, – еле выговорила. – Зачем мне туда?
Старуха снова захихикала:
– Не бойся, Милочка! На старое кладбище пойдем, всего-то! Показать тебе что-то хочу.
И Коробова покорно пошла за ней: сначала в двери, потом по тропе, потом через кладбищенские ворота. Черный поросенок все время бежал впереди, и вправду указывая дорогу. А старуха рассказывала:
– Сначала нас тут было восемь семей, все дворяне, все сильные чародеи-друиды. Думаешь, с чего это наш хутор Дурдово прозвали? Да это люди так непонятное им слово «друиды» перевернули – на свой привычный лад.
Они шли уже по густо заросшему кустарником кладбищу, среди покосившихся памятников и крестов.
– Три с половиной века с тех пор прошло. Вот они все, тут лежат.
Коробова тихо, неожиданно робко спросила:
– Но вы говорите, время подвластно друидам?..
– Время подвластно, да оболочка, в которую мы заключены, бренна. Мы можем покидать ее, вселяясь в животных, в растения. Но лишь на время, не навсегда… Гляди-ка сюда!
Старуха склонилась над белой плитой одной из могил. Плита, видимо, раньше стояла, а теперь лежала на одном из почти невидных холмиков. Ее густо облепили ползучие травы, а надпись почти не прочитывалась.
– Ну-ка, дай свой шарфик! – властно сказала старуха, и Коробова покорно протянула ей шелковый шарф. Та стала энергично тереть плиту, и вскоре надпись проступила. «Сураев Антоний Гермогенович», – прочитала Коробова и растерянно оглянулась на старуху. Та приветливо улыбалась и кивала головой. – Верно, Милочка, верно, родственник твой покоится здесь. И не один! Есть тут еще Сураевы, но этот, Антоний, родоначальник. Ты ведь тоже не Коробова по крови? Сураева до замужества была?
Тамилу Борисовну уже не удивляло, что колдунья знает ее фамилию, и даже девичью. И, по всей видимости, не только фамилию… Ее поразило это надгробие. Сураев! Неужели тот самый Антоний? Может быть, совпадение?
– Девять поколений с тех пор жизни прожили, – между тем рассказывала колдунья. – До пятого колена держались наши Сураевы, а потом дочери одни стали рождаться, фамилия ушла… Так что родственники мы с тобой, Милочка, – закончила неожиданно. – Я ведь тоже потомок Сураевых.
Посмотрела на Коробову долгим испытующим взглядом. Кивнула довольно, повторила сказанное раньше:
– Наша ты! Кровь Сураевых свое берет! Ведь наш Антоний особую силу имел. И черная, и белая магия ему подвластны были. Оттого и вхож он был и в страну блаженных Аваллон, и в пиршественную залу бога Дагда. Невидимым становился, камни перед ним расступались, во сны человеческие умел двери открывать, мантии умерших приходили по первому его зову… Все, в ком капля крови его рода, отмечены колдовской силой.
Тамиле Борисовне было странно это слышать. Лет десять назад в кругу столичной аристократии прошло, как вспышка эпидемии, повальное увлечение спиритизмом. Она тоже тогда ходила на спиритические сеансы к знаменитому магистру Дидикову и к двум-трем подругам, проводившим такие сеансы у себя дома. И хотя магические атрибуты: меч, пентаграмма, намагниченное железо, медленное кружение светящегося шара и особенно двигающаяся как бы сама по себе планшетка – все это заставляло замирать сердце, а временами и наводило ужас, все же она воспринимала сеансы скорее как таинственную игру. Но одно дело общаться с невидимыми духами через планшетку, и совсем другое – вызывать их души, или, как говорит колдунья – «мантии», – на физический контакт!
Коробова молча смотрела на надпись на белой плите. Старуха не мешала ей. Но как только женщина отвела взгляд, сказала:
– Ты сама не знала, что все время шла сюда, ко мне. Ты быстро всему научишься, ведь ты последняя истинная Сураева. И у тебя есть сын…
– Он Коробов! – воскликнула она.
– Наполовину – Сураев. Это много, – сказала старуха решительно.
– Нет, это все несерьезно! – Тамила Борисовна попыталась сбросить с себя наваждение. – А вот настойки, какие я просила, можете вы сделать?
– Есть у меня питье для тебя, давно готово, – махнула рукой старуха. – Ладно, не стану торопить. Да так и вернее будет: определишь сама – белая тебе нужна сила или темная? А потом вернешься, куда денешься! Придешь ко мне.
«Как бы не так! – подумала Коробова. – Дай мне только своего зелья, а там я сама со всем справлюсь. Без всякой магии…»
Старуха вновь словно прочитала ее мысли:
– Ну пошли, – сказала. – За настойкой.
Они вернулись к дому, но теперь Евстафия Исидоровна зайти гостью не пригласила.
– Подожди меня тут, – наказала.
Через пять минут вынесла два фарфоровых флакончика. Открыла один, дала Коробовой понюхать:
– Это снотворное. Пять капель в любой напиток – и сон до утра крепчайший, ничем не разбудить. А наутро голова будет ясная, свежая.
Открыла другой флакон, понюхала сама, потом протянула Тамиле Борисовне. Запах был очень приятный. Во флаконе, который был заметно больше первого, мутно плескалась густая коричневая жидкость.