Нет, переждать грозу не удастся. Дождь лил все сильнее. Он вылез из машины и, торопливо обежав ее кругом, щелкнул задней дверцей, доставая студенческие работы и складывая их в стопку. Его кожаный портфель и без того был таким тяжелым, словно он набил его железом. С иссиня-черного неба неслись раскаты грома, сильный ветер трепал странички верхней из работ; ветер пах вишневым цветом. Тротуар точно на венчании был усеян розовыми лепестками. В окнах затейливых соседских особняков отражались синие вспышки молний. Джеймс позавидовал соседям, которые сейчас бездумно смотрели телевизор. Сам он не мог позволить себе подобной роскоши. Его день был загружен до предела — три класса, собрание на факультете и два часа консультаций в его кабинете, которые его студенты использовали на полную катушку.
И как капля дождя, его ударила мысль о Дане. Она не перезвонила ему. В час дня он взял было телефонную трубку, но что-то его отвлекло, а после он забыл позвонить. Он горячо надеялся, что ее молчание не означает ничего дурного. В ее голосе он уловил беспокойство, хотя она и пыталась это скрыть. Она была напугана. Они были достаточно взрослыми тогда и помнили и как удалили грудь их матери, и последовавшее затем лечение, когда мать так исхудала и ослабела. Джеймс пожалел, что проговорился Дане о собственных неприятностях, но он оказался на распутье. Кроме нее, у него не было никого, кому он мог довериться, а он чувствовал, что дело приняло нешуточный оборот. Дождь хлестал вовсю, и он ускорил шаг, обгоняя парочку в дождевиках, выгуливающую собаку. Он свернул направо — на Латоун-авеню. Дождь, словно учуяв, что его укрытие близко, напоследок обрушил на него целый залп водяных брызг. Его студенты подумают, уж не вытирал ли он их работами пролитую лужу. Он поднялся на переднее крыльцо. Дом его имел и подъездную аллею, и отдельно стоявший гараж, но и аллея, и гараж были завалены и забиты строительными материалами для будущей перепланировки дома и предметами меблировки из бывшего его дома на Капитол-Хилл, дома, который он продал, когда бросил практику. В такие вечера он особенно скучал по гаражу. Поаккуратнее выровняв стопку, чтобы достать ключ, он отпер дверь и неловко ввалился в прихожую. Студенческие работы посыпались на стол в холле, некоторые из них попадали на пол, когда он брякнул рядом портфель. Сняв запотевшие от дождя очки, он положил их на стол поверх стопки работ и, достав сотовый, набрал номер Даны. Он повесил на лестничные перила свое кожаное пальто, слушая собственные звонки, и уже направлялся в комнату, когда Дана ответила. Похоже, он ее разбудил.
— Дана, прости, что я так поздно. Я хотел позвонить раньше, но был страшно занят. Как маммография? У тебя все в порядке?
— Мне сделали пункцию, — вяло сказала она. — Я тебе завтра позвоню.
— Не слышу!
— Завтра.
Он вошел в гостиную в задней части дома.
— А как насчет обеда? Твоя секретарша сказала, что ты свободна. А, Дана? — Она не ответила. Свет с заднего крыльца проникал в комнату через балконную дверь, выходившую в сад во внутреннем дворике. Все предметы в комнате были обведены серо-черными тенями, как на старой кинопленке. — Дана?
— Я позвоню тебе. — Ее голос упал до шепота и был еле слышен.
— Ладно. Прости меня за такой поздний звонок. Я люблю тебя, Дана.
— И я тебя люблю, Джеймс.
С неба грянул гром, и дождь застучал так, точно десяток-другой птиц принялись усердно клевать что-то на дранке кровли. Он дернул за шнур лампы на приставном столике, и в гостиной возник бежевый кружок света, отчего стало видно, что в комнате странно неубрано — мебель сдвинута, на полу валяются книги и сброшенные с дивана подушки. За его спиной заскрипели половицы. Он обернулся, мелькнула фигура — худощавый, длинные волосы.
— Кто…
Человек метнулся к нему, и его оглушило внезапной острой болью. Его тело дернулось, как на шарнирах. Кровь брызнула на развешанные на стене африканские маски, чьи пустые глазницы молча наблюдали происходящее. Он шарахнулся назад, к кушетке. Ноги подломились. Вторым ударом его бросило вперед, и он упал, как подрубленное дерево, сильно стукнувшись лицом о деревянный пол. Небо разверзлось — потоки воды изливали на крышу фонтаны брызг, сыпались в балконную дверь. И так же фонтаном на него сыпались удары.
6
Все шло как нельзя лучше. Отлично шло, ей-богу. Она чувствовала подъем, как от хорошей пробежки, когда бежишь плавно и без усилий. Слова лились с уверенной легкостью. Жестикуляция лишь подчеркивала смысл и была в меру. Лица собравшихся вокруг мраморного стола выражали внимание. Многие из участников делали записи. Никого не манили пирожные и ароматный свежемолотый кофе. Обычно ее коллеги с неохотой собирались на такого рода совещания, лишь отрывавшие у них время, за которое они могли бы выставить счет клиентам. Такие собрания означали, что добрая часть дня будет потрачена даром, никак не компенсируемая ни бонусами, ни премиальными.
Марвин Крокет сидел во главе стола рядом с Доном Бернсайдом, президентом Металлического концерна. Бернсайд улыбался, всецело поглощенный лицезрением Даны. Приятный, благообразный мужчина с посеребренными висками постарался представиться ей еще до начала совещания. Отлучившись выпить воды, она знала, что он воспользуется этим, чтобы продолжить знакомство. Она поняла это по тому, как блеснули его глаза, каким долгим пожатием он сжал ее руку и как улыбался во весь рот. И Дана подыгрывала ему, даря теплые улыбки и в то же время не забывая о профессиональной сдержанности. Теперь же она сокрушала его своим интеллектом. Крокет пригласит ее на обед и расширит и без того внушительный список клиентов еще на единицу. А это все, о чем он мечтает. На несколько часов она будет прощена.
Дверь в зал заседаний тихонько приоткрылась. Боковым зрением Дана определила в вошедшей Линду. Приход секретарши сбил ее. Она потеряла ход мысли. Слова перестали литься, и голос стал неуверенным. Предстояло обратиться к документам, а она забыла, на чем остановилась. Она замолчала и, подняв глаза на Крокета и Бернсайда, со смущенной улыбкой проговорила:
— Простите меня, я на минутку.
Бернсайд отреагировал на это так, словно во время танца с хорошенькой женщиной музыка внезапно прекратилась. Крокет сделал гримасу, словно вляпался во что-то гадкое, но быстро оправился и, откашлявшись, с деланой небрежностью проговорил:
— Мы работаем уже почти сорок пять минут. Самое время сделать маленький перерыв.
Дана вытолкала Линду в приемную, в то время как присутствующие потянулись к пирожным и стали наливать себе кофе. Обогнув стол красного дерева с аккуратно разложенными журналами, Дана увлекла секретаршу к стоявшей в уголке большой пальме в кадке.
— Простите меня, ради бога, — сказала Линда, не дав Дане времени хорошенько отругать ее. Вид у нее был искренне сконфуженный.
Дана подавила свой гнев. Когда дела идут хорошо, подчиненных мы не ценим, когда что-то не так — делаем их козлами отпущения.
— В чем дело? — раздраженно спросила она.
— Вам муж звонит.
Дана почувствовала, как сдавило затылок, и, стиснув зубы, проговорила:
— Скажи ему, что я на совещании и позвоню позже.
— Я так и сказала, Дана. Но он настаивает.
Краем глаза Дана увидела, как к ним катится Крокет — в шатком равновесии, как шар, пущенный под уклон.
— Что происходит, черт побери? Почему заминка?
— К сожалению, мне придется взять трубку, Марвин.
— Сейчас? Это необходимо сделать именно сейчас? Что же это за птица такая звонит, черт его дери? — Казалось, он сейчас лопнет от возмущения.
— Это мой муж, — нехотя призналась она.
Крокет закатил глаза и подергал себя за узкий манжет рубашки, чтобы взглянуть на циферблат своего «ролекса».
— Некстати. Вот уж некстати! — И повернувшись на каблуках, он в сердцах выкатился.
Дана направилась к аппарату в маленькой нише.
— Нет, он хотел поговорить с вами без посторонних, чтобы вы были в кабинете.
Дана чуть не выругалась и сердито двинулась в кабинет. Может, что-то с Молли — позвонили из детского сада, девочка заболела, надо за ней приехать. А может, Гранту потребовалась чистая рубашка или он хочет что-то ей поручить из того, что не может или же не хочет сделать сам.
С грохотом захлопнув за собой дверь в кабинете, она схватила трубку, сбив со стола аппарат. Телефон повис на проводе.
— Какого черта, Грант! Ты меня сорвал с заседания. Крокет вне себя!
— Прости, Дана. Я знаю, что ты на заседании.
— Была, Грант. Была на заседании! А сейчас стою здесь и разговариваю с тобой, в то время как Крокет лишний раз берет меня на заметку — еще один довод в пользу того, что меня надо уволить! Если ты этого добиваешься, потому что…
— У меня дурные вести, Дана. Лучше присядь.
— Нет, Грант, не могу же я… — начала было она и осеклась. Тон его не был требовательным. И раздражительным он не был. Говорил он неуверенно и даже как будто робко. И в голосе чувствовалась дрожь. Лучше присядь. Сердце ее забилось от внезапного волнения. Страх охватил ее.
— Что случилось? С Молли?
— Нет, Дана. С Молли все в порядке. — Он замолчал.
— Что такое, Грант?
— Это с твоим братом.
— С Джеймсом?
— Случилось плохое, Дана. Очень плохое. Возле дома меня ждала полиция. Я все еще дома.
— Дома? Что делает полиция у нас дома?