Господи, чем мы занимаемся! — подумал Ярнебринг, поглядывая на часы. Уже первый час, самое время упасть в койку и поспать перед новым днем с его новыми пакостями, а они стоят и долдонят что-то про кухонную утварь, которой отдавал предпочтение убитый. И так все ежу понятно.
— Ты, как я понимаю, изучала кухонное оборудование в школе полиции, — пробурчал Бекстрём. — В мое время этого не было. Ладно, пора заканчивать с домашним хозяйством. Я поговорил с твоим шефом, Ярнебринг, и он обещал, что и ты, и твоя подруга будут нам помогать, так что увидимся завтра в девять в нашем отделе, а сейчас я хочу поблагодарить всех за приятно проведенный вечер.
Ну и дерьмо, подумал Ярнебринг, но промолчал.
Его напарница все больше ему нравилась. Баба, конечно, ну и что? — размышлял он по дороге. Сама предложила отогнать машину в полицейский гараж на Кунгсхольмен, она, дескать, живет там поблизости, ей это вовсе не трудно, а по пути может подбросить его до дома.
— И как тебе в нашем отделе? — спросил он, чтобы не выглядеть совсем уж бесчувственным столбом.
— Думаю, мне понравится.
— Ты ведь работала в полиции правопорядка, — не столько спросил, сколько констатировал он.
— Не-а, — покачала она головой. — Вернее, работала, но это было давно.
Ну, не так уж давно. Сколько ей? Самое большее тридцать, может, чуть за тридцать.
— Я работала телохранителем в СЭПО.
Ни хрена себе! Ярнебринг про себя даже присвистнул.
— А тут сразу следствие по убийству, — сказал он вслух. — Причем в компании двух редких олухов.
— Это мое первое дело, так что мне очень интересно.
— Причем в компании двух редких олухов, — повторил он.
Она улыбнулась:
— Ты имеешь в виду Бекстрёма и Вийнблада? Я о них слышала. Хотя только сейчас начинаю думать, что это правда… то, что про них говорят.
— Бекстрём — типичный рвотный порошок, — поделился Ярнебринг. — Если он будет досаждать, скажи мне, я его вздую.
— Не надо. — Она снова улыбнулась. — Я это и сама могу сделать.
Странная девица, подумал он. Полиция меняется… Только в какую сторону?
— Сама, значит, можешь? Если прижмет?
— Могу, — кивнула она, не отрывая глаз от дороги. — Если прижмет.
Она высадила его у подъезда и, пока он обдумывал прощальную реплику, уже попрощалась.
— Спокойной ночи, — улыбнулась она. — Завтра увидимся.
Ярнебринг проводил машину взглядом. Анна Хольт, подумал он, инспектор Анна Хольт. Странно, как это они не встречались раньше. И он, и она служили в полиции всю свою сознательную жизнь.
Бекстрём немало удивил Вийнблада: ни с того ни с сего предложил ему идти домой — он сам все запрет и опечатает.
— Давай закрывай, я подожду, и поедем вместе, — проявил благородство Вийнблад.
— Ну нет, — таинственно улыбнулся Бекстрём. — Мне надо проверить кое-какие соображения, если ты понимаешь, что я имею в виду. А тебе еще надо передать вещдоки в отдел. Так что увидимся завтра.
— Очень мило с твоей стороны, — сказал Вийнблад и подумал про себя: «Дрыхнуть ты будешь, а не проверять соображения».
Наконец-то, с облегчением вздохнул Бекстрём, как только этот полупедрила исчез со своим барахлом, тут же запер дверь и открыл шкаф. У этого дьявола полно дорогой выпивки, ящиками покупал… Надо бы заказать такси, но это опасно, решил он. Настоящий профессионал не станет подвергать себя ненужному риску. Тем более, кто знает, может, на улице уже торчит какой-нибудь ретивый журналюга. Ладно, будут еще возможности… Лучше так, чем вся эта прелесть попадет в общественный фонд, потому что родственников у покойника, похоже, нет.
Хорошо, что он в зимнем пальто. Альфа и омега при осмотре места преступления, весело подумал Бекстрём, — это хорошее пальто. Он рассовал по карманам несколько тщательно отобранных бутылок, запер за собой дверь и наклеил на нее пломбировочную ленту.
Дома он уселся на диване перед теликом и рассмотрел принесенные бутылки, думая, как ему спланировать расследование, чтобы немного подгадить Ярнебрингу и этой тощей мымре, что была с ним.
— На здоровье! — произнес он и поднял стакан с дорогим односолодовым виски, обращаясь к своему тусклому отражению в темном экране телевизора. Мебель, конечно, не такая дорогая, как у покойника… Пора бы привести домой какую-нибудь хрюшку с хозяйственными наклонностями, пусть хоть немного наведет порядок, а впрочем, хорошо и так. Черт с ней, с мебелью, зато выпивка у нас одна и та же, у жмурика и у меня, ухмыльнулся Бекстрём. Только я жив, а он нет, вот и вся разница. Он еще раз наполнил стакан почти до краев, и, когда уже допил последний глоток и собирался идти в постель, вдруг его осенило. Он внезапно понял, что произошло. Все было ясно: и мотив, и все детали. Он вдруг отчетливо увидел картину преступления, как степь при вспышке молнии. Вот это да, подумал он с удовольствием, вот эта да! Интересно.
Пятница, 1 декабря 1989 года, утро
День для Ярнебринга начался не особенно удачно, но продолжение оказалось значительно лучше. Потом, когда все уже закончилось, он прокрутил в памяти события дня. Если бы он не собрался по-настоящему перед вечерней оперативкой и не сообразил вовремя что к чему, все могло бы кончиться скверно. Однако обошлось, и его ждали очень приятные выходные. Причин к тому было много, но в основном они были связаны с его личной жизнью. Правда, он старался о ней не думать, а еще меньше — говорить.
Уже четыре года, как Ярнебринг был обручен. Его невеста работала в полиции правопорядка на Норрмальме. Она была красивая, приятная в общении, к тому же обладала немалыми хозяйственными талантами и редкостной аккуратностью. Ко всему прочему Ярнебринг ей очень нравился — казалось бы, большего и желать нельзя. Проблема состояла в том, что помолвка затянулась, а время бежало все быстрее, и он не знал, как поступить.
Поначалу все шло лучше некуда. Он переехал к ней домой. Она приняла его просто замечательно, с теплом и заботой, и он был уверен, что помолвка вскоре завершится браком, полным взаимопонимания и тихого семейного счастья. Он поправился на пять кило, кольцо на левой руке стало жать, это его раздражало… и их отношения дали трещину.
Он обнаружил в ее характере новые черты. Она, например, злилась, когда он называл ее подругой, а не невестой. Если, говорила она, ты считаешь, что наше обручение было не всерьез, можешь убираться сейчас же, потому что мне надо устраивать свою жизнь. Он тут же переехал домой, потом они помирились, он опять поселился у нее, потом опять съехал… А время шло и шло. В настоящий момент он жил в своей квартире, определенности никакой не было, но он, как уже было сказано, предпочитал об этом не думать. Иногда ситуация напоминала о себе самым неприятным образом, вот как сейчас, в четверть седьмого утра, когда он открыл дверцу холодильника.
Ярнебринг проснулся в шесть. Он никогда не спал больше шести-семи часов, даже после выпивки. Ему этого было достаточно, чтобы проснуться бодрым, отдохнувшим — и свирепо голодным. Еще с вечера его тревожили неприятные предчувствия, и они подтвердились, когда он заглянул в холодильник.
Ничего хорошего он не увидел. Вчерашняя скукоженная булка в пакете — какой идиот догадался сунуть ее в холодильник, но кто-то все же сунул!.. Изогнутый кусочек сыра, глоток, не больше, апельсинового сока в бутылке и сморщенный помидор, явно знававший лучшие времена. Единственное утешение — почти полная коробка яиц. Когда он все это увидел, тут же возникло желание немедленно позвонить своей подруге-невесте, она все равно жила по дороге на работу, но он взял себя в руки.
Что же, как настоящему полицейскому мне должно быть интересно преодолевать трудности, попытался он себя убедить. Мы не такие, как все. «Мы» — это большой мужской коллектив, к которому принадлежала и его подруга. Мы, черт нас подери, как дети, раздраженно подумал он, наливая в кастрюлю побольше воды, чтобы хватило и на кофе, и на яйца.
Через полчаса он уже сидел в метро, переваривая завтрак, состоявший из растворимого кофе без молока, полстакана сока, сомнительного помидора, вчерашней булки с несколькими стружками сыра и пяти яиц всмятку. Настроение было скверным, и он подозревал, что причиной тому не только завтрак.
Войдя в кабинет, Ярнебринг застал там Хольт, которая была на месте, судя по всему, уже давно, потому что успела написать объективки по убитому, соседям и стоявшим на улице машинам.
— Ничего существенного. — Она покачала головой.
— Черт возьми! Ты что, ночевала здесь, что ли? — Ярнебринг кивнул на толстую пачку распечаток на ее столе.
— Пришла час назад. — Она слегка улыбнулась и опять покачала головой. — Нике у отца эту неделю, так что у меня дома особых дел нет.
Ну, с этим я бы мог тебе помочь, подумал Ярнебринг, однако без знакомой уверенности, которую он испытывал до того, как обручился со своей девушкой. Идиот, мысленно обругал он себя, а вслух спросил:
— Нике?
— Мой сын. Разве я не говорила? Ему шесть, на будущий год пойдет в школу.
— Хороший возраст, — неопределенно протянул Ярнебринг. — А братья и сестры у него есть?
О чем я говорю? — подумал он.
— Только Нике. Других пока не предвидится. Так я тебе и поверил, подумал Ярнебринг, который вел подобные разговоры уже несколько лет.