— Но твоего обожаемого Зигмунда не докричишься.
— Раньше с ним этого не случалось, — пробормотал Воронов. — И в самом деле, где он? Зигмунд!
— Лакея потеряли? — рассмеялся подошедший к ним Иван Таранов. — Ай, проблема! Я ж говорю, Воронов, что-то у тебя тут недоделано.
— Зигмунд! — раздраженно закричал хозяин.
Вскоре в зал вбежал запыхавшийся сомелье.
— Что вам угодно, Дмитрий Александрович?
— Где тебя черти носят?
— Я… жене помогал.
— Подавай кофе!
— Слушаюсь.
Сомелье опять исчез. И опять его не было долго, Воронов все больше раздражался. Он же вдруг начал сыпать анекдотами, чтобы отвлечь внимание гостей. Таранов принялся хохотать, подтянулся Федор Иванович Сивко и тоже прислушался. Потом выдавил из себя что-то похожее на «хе-хе». Посмеялся над анекдотом, в общем. Обстановка разрядилась, даже Елизавет Петровна соизволила улыбнуться. Когда появился Зигмунд с кофе, его тут же простили. «Все в порядке», — взглядом сказал сомелье.
— Ну что? Будем смотреть спальню Михаила? — спросил Федор Иванович, допивая эспрессо. — Порядок есть порядок.
— Конечно, будем! — радостно воскликнул он.
— Да, нам надо подняться на второй этаж, — подхватил Дмитрий Воронов. — Поиски затянулись. Пора бы и точку поставить.
— Идемте! — решительно поднялась Елизавет Петровна. — И вообще… Я хочу поскорее отсюда уехать. Из этого дома.
— А как же ужин? — спросил хозяин. — Ты хочешь меня обидеть?
— На ужин я останусь, — сказал Сивко. — Готовят здесь исключительно!
— Я тоже, — подхватил Таранов.
— А проблему мы сейчас решим, — пообещал Воронов.
«Дмитрий Александрович думает, что девушка в моей спальне, — усмехнулся он, поднимаясь по лестнице вместе с хозяином и остальными гостями. — Дудки! Ее надежно спрятали. А я здесь ни при чем…»
Шампанское, господа! Шампанское! или Второе разоблачение
Он надеялся, что Зигмунд в точности выполнил данные ему инструкции. Хватит ли на это смелости у сомелье? А у девчонки? Хватит! У нее-то уж точно хватит. Отчаянная. Черт ее знает, отчего эта оторва так ему симпатична? Выпороть бы ее… Ан нет, помогает. Он первым подошел к двери в свою комнату и рывком распахнул ее:
— Прошу!
Воронов вошел и равнодушно осмотрел покои.
— Надо бы убрать грязную посуду, — бросил, скользнув взглядом по тарелке и чашке.
— Вот кто хорошо устроился! — рассмеялся Таранов. — За столом ест, в спальне тоже ест! И с прислугой подружился. Яйца «пашотт», судя по остаткам ланча. Это тебе не яичница с беконом и не банальный омлет. На заказ для тебя готовят, Михаил. Стараются. Как тебе это удалось?
— Я долго улыбался экономке, — натянуто ответил он и подумал: «А посуду можно было бы и убрать».
— Здесь никого нет, — подвел итог Федор Иванович Сив-. ко. — Впрочем, я так и думал. Дохлый номер. Ну что, господа, наигрались в сыщиков?
— Да, развлеклись, — кивнул Таранов. — Теперь я сыт, ленив и тоже склоняюсь к мысли о прочесывании дома охраной. Неудобно, конечно, но придется потерпеть. Закроемся в каминном зале и попросим подать чего-нибудь этакого. Воронов, есть у тебя в подвалах какая-нибудь экзотика для услаждения вкуса?
— Экзотики полно, — мрачно ответил хозяин. — Что ж, пойдемте. Я сейчас распоряжусь.
Но вместо того чтобы направиться к лестнице, Дмитрий Александрович задержался в конце коридора. Остановился и прислушался:
— Господа, тихо! Остановитесь! — сказал повелительно.
— Почему мы здесь стоим? — переглянулись гости.
— Одну минуту, господа. Есть у меня догадка. Хочу проверить.
Все случилось неожиданно и быстро. Он даже не успел ничего предпринять. Они стояли у двери в спальню Бейлис. И вдруг… Воронов резко толкнул дверь. Она со стуком распахнулась. Все вздрогнули.
— Что ты делаешь, Дима? — спросила Елизавет Петровна.
— Хорошая шутка! — мрачно сказал Воронов.
— Что? Где? Я ничего не вижу!
— А ты присмотрись.
Бейлис по-прежнему лежала на кровати, на лице подушка. Голые, бесстыдно раскинутые ноги, алые стринги. В ее комнате все было без изменений, все тот же бардак, на туалетном столике пепельница с испачканными губной помадой окурками и початая бутылка ликера, на полу валялось алое платье. Никто ничего не понимал.
Воронов стремительно вошел в комнату, подскочил к кровати, снял подушку с лица лежащей на ней женщины и отбросил в сторону:
— А ну! Вставай!
— Боже! — ахнула Елизавет Петровна. — Это же не Бейлис!
— Кто это?! — в один голос сказали Таранов и Сивко.
Рыжеволосая девушка стремительно вскочила и выпалила:
— Привет!
Все замерли. Она была в одном лифчике и крошечных стрингах, но ничуть не стеснялась этого. Причем стринги алые и, похоже, принадлежали задушенной Бейлис, а вот бюстгальтер был второго размера и другого цвета. Точеная фигурка, молочно-белая кожа, рыжие волосы, а плечи, нос и щеки усыпаны веснушками, что добавляло пикантности ее яркой, цветущей красоте. Разоблачения она не испугалась, на гостей смотрела с вызовом и улыбалась. Видимо, Воронов заметил, что нижнее белье, выглядывающее из-под подушки, не того цвета, и заподозрил обман.
— Эта особа ночью проникла в замок и задушила Бейлис, — мрачно сказал хозяин.
— Никого я не душила!
— Ты кто такая? — спросила Елизавет Петровна.
— Доминика. Ника.
— Я ж говорил, хорошенькая! — рассмеялся Таранов.
Девушка стрельнула в него глазками и кокетливо улыбнулась.
— Я не спрашиваю, как тебя зовут, я спрашиваю: кто ты? — раздраженно сказала Елизавет Петровна.
— Господа! — откуда-то издалека раздался голос Зигмунда. Он бежал по коридору и кричал: — Господа! Это моя дочь! Я вам сейчас все объясню!
— Какая еще дочь?! — резко повернулся к нему Воронов.
— Моя! Наша! Эстер! Иди же сюда, Эстер! Разрешите…
Зигмунд отодвинул плечом Сивко и вошел в спальню Бейлис.
— Ника! Немедленно накинь на себя что-нибудь! — закричал сомелье. — Что ж ты стоишь голая перед господами?! Ника!
Рыжеволосая Ника неохотно взяла с дивана покрывало, повернувшись при этом к мужчинам спиной и показав маленькую упругую попку. Алый треугольник стрингов ничего не прикрывал, но зато подчеркивал прелесть белоснежной кожи и округлых ягодиц. Таранов присвистнул и разулыбался, Сивко буркнул что-то неразборчивое. Сверкнув ягодицами, нахальная девица кое-как задрапировалась в покрывало и затараторила:
— Никого я не убивала! Я к маме с папой приехала погостить. Мне просто захотелось посмотреть, как живут богатые. Вы ведь никого сюда не пускаете. Я уже год на съемной квартире живу, одна. А мама с папой здесь. Мы только в городе и встречаемся, а вы их почти не выпускаете! Я по маме с папой соскучилась…
— Стоп! — велел Воронов. — Остановись!
Девица была рыжая и нахальная, то и дело стреляла глазками в молодых и красивых мужчин, блондина и брюнета. Стоящий рядом папа ее не интересовал. Соскучилась она, как же! Никто из присутствующих в это и не поверил.
— Зигмунд, как это понимать? — строго спросил хозяин замка у сомелье.
— Дмитрий Александрович, я все объясню, — забормотал тот. — Простите нас!
— Дмитрий Александрович! Дмитрий Александрович! — раздался отчаянный женский крик.
По коридору стремительно шла экономка. Высокая, прямая как палка, брови сдвинуты, зато рот широко открыт. «Дмитрий Александрович!» — кричала она. Елизавет Петровна невольно посторонилась, мужчины тоже.
— Это я виновата! — заявила Эстер Жановна, входя в спальню Бейлис. — Я ее впустила! Ника! Девочка моя… Если бы я знала, что все так будет… Я виновата… Только я одна…
— Эстер! — закричал Зигмунд. — Ведь это я держал собак!
— А у меня был ключ от калитки!
— Но ведь это я отпер им калитку! Я один во всем виноват!
— Я ее прятала!
— Это я ее прятал!
— А я кормила ее завтраком! И устраивала на ночлег!
— Замолчите! Оба! — велел Воронов. — По порядку. Значит, это ваша дочь?
— Да! — хором сказали сомелье и экономка.
— Единственная, — тихо добавил Зигмунд. Его жена ничего не сказала, но по ее лицу и так все было видно. Поздний ребенок, единственный, желанный и любимый, а потому избалованный до крайности. Ради дочери Эстер Жановна готова была на все, на любые подвиги и любые жертвы.
— Я — Ника! — заявила девица.
— Это мы уже поняли, милочка, — ехидно сказала Елизавет Петровна, которая сразу же начала ревновать к молодости и красоте нахальной рыжей. Все внимание мужчин переключилось на Нику. — А вот что ты здесь делаешь?
— Я приехала к маме с папой!
— Хватит врать!
— Мне что, к родителям в гости нельзя? — заканючила Ника. — Подумаешь, преступление!
— Зачем же ты тогда пряталась? — вмешался Воронов. — Если никого не убивала?
— Это мы ее прятали! — закричал сомелье. — Работу боялись потерять, Дмитрий Александрович!