Захлебываясь этими простыми словами-упреками, она помогала ему снять куртку и даже приглаживала в каком-то материнском порыве волосы на его голове. Но при этом Юля ловила себя на мысли, что с Крымовым ей не приходилось чувствовать себя настолько одинокой и уязвимой, как с Шубиным. Да, когда Игорь был рядом, она ощущала силу, исходящую от него. Но когда он оставлял ее одну, уезжая, то становилось понятным, что его нет и он не появится так же внезапно, как появлялся в свое время вездесущий Крымов, для которого перемещение в пространстве носило характер полета… И пусть мысли ее являлись плодом идеализации, все равно она отдала бы несколько лет жизни только за то, чтобы, открыв сейчас дверь, увидеть на пороге не Шубина, а Крымова. И ей было нестерпимо стыдно.
«Холодкова на кухне. Она не знает о том, что я догадываюсь… Нам надо поговорить. Придумай что-нибудь…» – прошептала она. Игорь кивнул головой, ласково потерся щекой о ее щеку («Жест вернувшегося из командировки мужа, стосковавшегося по жене»), поцеловал ее легким поцелуем в висок и, осторожно подталкивая в спину, направил на кухню.
У Холодковой был уже не такой агрессивный взгляд. Понимая, что в квартире появился мужчина, к тому же и Шубин, напарник Земцовой, она молча встретила его и теперь, судя по всему, ждала какой-то развязки действия.
– Наташа, привет, – вдруг обратился Шубин не к ней, а к оробевшей Зиме. – Ты не хочешь меня покормить?
– Я с-сейчас… минут-точку… – она заикалась от волнения. В отличие от Юли она испытывала к Игорю сильное сексуальное чувство. И если бы не присутствие Холодковой, она бы продолжила невидимую игру-битву за Шубина, в которую играла с тех пор, как поселилась у Юли.
– Вот, – Юля взяла в руки альбом. – Нашли у Жени кучу Зоиных альбомов. Я-то думала, в них будет что-нибудь интересное, что как-то продвинет следствие, но я ошиблась. Только человека зря перепугала, – она бросила взгляд на съежившуюся на табурете Холодкову. – Фотографии самые обычные. И ни одного мужчины. Думаю, Женя взяла альбомы на память о подруге, ведь правда?
Холодкова кивнула головой. У нее словно отнялась речь.
– Она пока живет у меня, думаю, я правильно сделала, позволив ей здесь остаться, – и хотя Юля обращалась к Шубину, взгляд ее был прикован к лицу Холодковой. – Вам страшно, Женя?
Но та по-прежнему молчала.
Наташа, разогревая еду для Шубина, вообще ничего не понимала. В воздухе чувствовалось какое-то напряжение, чуть ли не электрическое поле, образовавшееся в результате сплошных недомолвок и подозрений. Она решила молчать, ни во что не вмешиваться и дождаться развязки.
– Я спрашиваю, вам не страшно?
– Если вам не жалко, налейте мне еще немного водки, той, которая стоит у вас в комнате… – попросила Холодкова, поеживаясь. Ее знобило.
– А вы подите сами и налейте себе, ведь вы же знаете, где… (Холодкова метнулась из кухни, чуть не опрокинув табурет, за который зацепилась подолом юбки.) Наташа, ты накрывай на стол, а мы с Игорем сейчас вернемся… Смотри, чтобы Женя не сбежала. Запри дверь еще на один замок, ключ знаешь где…
И Юля удалилась с Игорем в спальню. Ей не терпелось услышать подтверждение своих подозрений.
Шубин, не так истолковав это ее желание уединиться с ним в спальне, крепко обнял ее и прижал к себе.
– Подожди, ты мне сначала скажи, ты привез буклет?
– Буклет? Но откуда ты могла узнать? – Было видно, что Шубин разочарован.
– Так привез или нет?
Вместо ответа он достал из кармана тоненькую книжечку – яркую и блестящую, обложка которой выглядела именно так, как Юля себе и представляла. Это означало, что на туалетном столике в спальне Пресецкой, то есть на снимке, который они с Наташей нашли в книге Толстого «Петр Первый», была запечатлена именно эта брошюра с белыми розами. А цифра 30 оказалась первыми буквами имени «ЗОЯ».
Юля листала книжечку в каком-то исступлении. Этот буклет был издан ООО «Галерея АРТ», что на Кутузовском… Фотографии репродукций Зои Пресецкой говорили о многом. Особенно же приятным было то обстоятельство, что полотна «талантливой русской художницы», коей считалась Пресецкая, носили те же самые названия, что и в списке, обнаруженном пару часов назад в сейфе Холодковой: «Апельсины без кожуры», «Девушка и собака», «У окна», «Белые розы в синей вазе»…
– Есть еще новости? – спросила она, даже не глядя на Игоря. – Игорек?
– Да разве тебя чем удивишь?
– Удивишь. Выкладывай, что ты узнал там, в столице?..
…Они вернулись, когда на столе уже дымился в тарелках суп, приготовленный на скорую руку Наташей, а по кухне распространялся запах яичницы с луком. Женя, которую тоже позвали обедать, шумно и долго усаживалась за стол, с трудом справляясь с хмельной слабостью и выказывая явное нарушение координации движений.
Обедали в молчании, лишь изредка перебрасываясь дежурными фразами вроде «передай мне, пожалуйста, соли» или «тебе побольше лука или сала?».
Юля понимала, что все ждут связного рассказа о преступлениях, расследованием которых они занимаются, именно от нее, она должна прямо сейчас объяснить, что же произошло на квартире Зои Пресецкой, а потом и Иры Званцевой. И она собиралась, объединив все логические нити в одну, основную, разоблачить сидящую перед ней и что-то подозревающую Холодкову. Но все равно половина того, что она хотела озвучить, являлось чистым блефом. И как долго она продержится, прежде чем услышит нечто куда более важное, чем то, чем располагают они с Шубиным?
– Женя, вы в состоянии отвечать на мои вопросы?
Холодкова, перед которой Наташа поставила чашку с чаем, опустила голову, как человек, почуявший приближение развязки.
– Какие еще вопросы? – буркнула она неуверенно. – Вы что, приютили меня лишь для того, чтобы задавать мне дурацкие вопросы?
– Расскажите нам, пожалуйста, как и за что вы убили вашу подругу Зою Пресецкую.
Глава 8
Наташа бухнула о стол сахарницей и села от неожиданности к Шубину на колени. Подскочила и тут же забилась в угол, по-кошачьи устроившись на деревянном ящике для овощей и обратившись в слух.
Холодкова между тем продолжала молча курить, словно и не к ней был обращен этот вопрос.
– Хорошо, тогда я отвечу за вас, а заодно и расскажу историю вашей жизни, начиная с того момента, как в ней появился мужчина по фамилии Бобрищев. Вы стали его женой в девяностом году, я правильно говорю?
Холодкова покраснела, но продолжала упорно молчать. Тогда Юля достала из кармана конверт, при виде которого Женя прикрыла рот рукой, словно сдерживая вскрик. Из конверта показался паспорт.
– Это ваш паспорт? – Земцова сунула документ Холодковой под нос и сразу же отдернула руку, боясь, что та схватит его и разорвет на мелкие части. – Бобрищева Евгения Леонидовна, приятно познакомиться. Законная супруга Бобрищева. Не так ли?
– Мы в разводе, – прошептала, глотая слезы, Холодкова, отворачиваясь к окну, не в силах смотреть в глаза Земцовой, так неожиданно раскусившей ее.
– Я догадалась. Ведь отсутствие штампа о разводе еще ни о чем не говорит, тем более что в этом конверте есть все: и свидетельство о заключении вашего с Бобрищевым брака, и, само собой, о расторжении брака. Вы прожили с ним два года?
– Это была не жизнь… Это человек, который находится в постоянном поиске…
– Согласна. Но тогда объясните, как же вам удавалось вплоть до сегодняшнего дня жить сразу по двум паспортам? Кто вы на самом деле – Евгения Холодкова или Евгения Бобрищева? Молчите? А я догадываюсь, что Бобрищев, разводясь с вами и по каким-то своим личным или коммерческим мотивам не желая скандала, откупился от вас, снабдив поддельным паспортом и, думаю, приличной суммой денег. Меня сейчас не интересует, чем именно шантажировали его вы, бывшая жена, но, думаю, причина кроется в каких-то денежных махинациях, в которые вы были посвящены. Я права? Итак, после развода с Николаем у вас появился еще один паспорт, деньги, благодаря которым вы смогли начать свое дело, ринулись с головой в коммерцию… Это похвально. Но возникает вопрос, почему вы разошлись с Бобрищевым? Молчите?.. Я понимаю, об этом трудно говорить, ведь Бобрищев бросил вас, чтобы уйти к Пресецкой. И, судя по всему, до того, как он изменил вам, точнее, официально объявил о своей измене, вы с Зоей не были знакомы. Я права?
– Да, я не знала ее… И увидела лишь после того, как он сам мне во всем признался. Я хотела его понять, я все делала для этого, но мысль о том, что он ушел к женщине, которая его не любит и спит с ним лишь из-за денег, убивала меня. Она не давала мне покоя. Да, я познакомилась с Зоей, не раскрываясь перед ней, кто я на самом деле. Она всегда воспринимала меня как существо среднего рода, которое в принципе не может понравиться мужчине. Но ведь Коля женился на мне, Бобрищев – часть моей жизни… Значит, когда-то я нравилась ему, он хотел меня. Теперь-то я понимаю, что я осталась бы для него хорошей женой, если бы позволяла ему жить свободно. Мы бы вместе занимались бизнесом, нас связывали бы в основном дружеские отношения, но не более. Я потом пожалела, что настояла на разводе. Коля, знаете какой?