Он втащил ее в кухню.
— Неужели это вы? — запинаясь, спросила она.
— Я. Пренебрег опасностью ради встречи с тобой. Проехал по вражеской территории. Если б внимательно пригляделись к старому крестьянину…
Габриэль вырвалась и, опустив взгляд, увидела следы грязных ладоней на руке и платье.
— Вашему величеству нужно помыться, — услышала она свой холодный голос.
— Это и все, что ты можешь сказать, хотя я смотрел в лицо смерти ради встречи с тобой?
— Безрассудный поступок.
— Значит, твой король дурак? Ты права. Все влюбленные мужчины дураки. А этот никогда не был так влюблен, как сейчас.
— Сир, я не хотела, чтобы вы приезжали.
— Габриэль, как можешь ты быть такой жестокой?
— Я не жестока, сир, но должна быть правдивой. Конечно, иначе вы не увидели бы меня. Но что, если ваши враги узнают, что вы в Кэвре? Что, если они схватят вас по пути обратно в лагерь?
— Раз я достиг своей цели, добрался сюда, то умру счастливым.
— Думаю, вашему величеству правда подобает больше, чем любезности.
— Ты отправляешь меня без всякой надежды?
— Я отправляю вас с большой надеждой, что вскоре в королевстве воцарится мир и все признают вас законным королем.
Генрих поцеловал ей руку.
— Так и будет, но я должен достичь и другой цели, если хочу быть счастливым королем; а у счастливых королей и королевства счастливые. Пожелай мне удачи в этой другой цели.
— Не могу, пока не узнаю, в чем она заключается.
Король притянул ее к себе. Она ощутила запах конского пота, навоза и попятилась, стараясь не показать, какое отвращение он у нее вызывает.
— Эта цель — ты, — сказал Генрих. — Я сделаю тебя королевой Франции. И до тех пор не успокоюсь.
— Я не могу стать вашей, — сказала Габриэль, — однако накормлю вас. Потом отправлю, вам нужно добраться до лагеря в целости и сохранности.
— Для тебя это важно?
— Сир, я хочу служить королю Франции в меру своих сил.
— А любить ты его не в силах… пока что?
Больше он не говорил о любви, но поданную еду съел. Потом отправился в опасное четырехмильное путешествие через вражеские позиции.
Генрих не сомневался, что произвел на Габриэль хорошее впечатление и она вскоре станет его любовницей.
Покинувшая семью мать Габриэль не могла воспользоваться влюбленностью короля в ее дочь, но у нее была сестра, маркиза де Сурди, тоже с любовниками, убежденная в том, что плоды удачи должны разделять все члены семьи.
Узнав, что король увлекся Габриэль, а та отвергла его, что Генрих с риском для жизни ехал к ней через вражеские позиции, мадам де Сурди решила взять инициативу в свои руки.
По приезде в Кэвр она повела себя совершенно в духе мадам д'Эстре. Сразу же потребовала к себе племянницу и сурово объяснила ей, в чем ее долг перед семьей.
— Правда, — смягчилась она под конец, — ты хорошо сделала, что не уступила сразу, он теперь только распалится еще больше.
— Дорогая тетя, — стала оправдываться Габриэль, — мне король не нравится. А месье де Бельгард обещал взять меня в жены. Возможно, месье де Лонгвиль тоже захочет стать моим мужем. Я не хочу быть любовницей короля.
— Ну, это глупость. Бельгард и Лонгвиль… замечательно. И я бы сказала — лучше выйти за кого-то из них, чем становиться чьей-то любовницей. Но тут король. Думала ты, что из этого может выйти? Говорят, он обещал Коризанде жениться на ней. А почему бы не на тебе?
— Что проку Коризанде от этого обещания?
— Она дура. Позволила себе располнеть, подурнеть, вот король и смотрит на сторону. А ведь могла бы в свое время стать королевой.
— Но ведь у короля есть жена!
— Не глупи, милочка! Он мог бы развестись с Марго. И развелся бы, если б Коризанда настояла. Нет, женщина получает только то, что просит, не больше. Теперь король решил заполучить тебя. И получит… за определенную цену.
— Меня уже слишком много раз продавали.
Мадам де Сурди весело улыбнулась.
— И прекрасно. Послушай, дитя мое, ты очень красива. В нашей семье все женщины привлекательны. Мы любим мужчин, и они тянутся к нам. А чем опытнее мы становимся, тем больше можем предложить. Покуда мы молоды и красивы, опыт делает нас вдвойне желанными. Ты молода и опытна. Что может быть лучше? Его величество будет рад заплатить высокую цену. А поскольку твоя мать уже не может исполнять свой долг по отношению к тебе, этим займется тетя.
— Но я люблю Бельгарда.
— Бельгарда! — Мадам де Сурди щелкнула пальцами. — Место при дворе для моего мужа. Место для твоего отца. А для тебя все самое лучшее. Наряды, драгоценности… Возможность просить все что захочешь. Нужно будет только прошептать просьбу ему на ушко в постели.
— Нет! — воскликнула Габриэль.
— Да, милочка, да, — твердо произнесла мадам де Сурди.
Король смотрел на двух стоящих перед ним людей.
— Понял, Сухой листок?
Бельгард угрюмо кивнул.
— К мадемуазель д'Эстре больше не приближайся. Иначе навлечешь на себя мое недовольство.
— Понимаю, сир.
— И ты, Лонгвиль, понимаешь?
— Да, сир.
— В таком случае, — удыбнулся Генрих, — с этим пустяком покончено. Теперь мы снова добрые друзья.
Энергичная мадам де Сурди велела приготовить в замке Кэвр пир. Он должен был походить на свадебный.
— Я знаю свой долг, — пыхтела она, носясь по замку и отдавая распоряжения как слугам, так и племянницам.
С ней приехали муж, месье де Сурди, и любовник, месье де Шеверни; у них были причины радоваться; она обещала обеспечить обоим хорошие должности.
— И это, — торжествующе объявила мадам де Сурди, — будет только началом.
Габриэль служанки обряжали в спальне, как невесту. Выглядела Габриэль очаровательно, с лица ее сошло холодное выражение, не покидавшее его с тех пор, как она поняла, что должна стать королевской любовницей и забыть о Бельгарде с Лонгвилем. Мадемуазель д'Эстре смотрела на случившееся трезво; ее уже продавали, а интуиция подсказывала, что с Генрихом IV ей будет лучше, чем с Генрихом III. Нынешний король, в отличие от прежнего, страстен и влюблен в нее. Он будет добрым, она это чувствовала. Семья ее рада такому обороту событий, поэтому особо печалиться не стоит.
К тому же Бельгард в прощальном письме намекнул, что легко от нее не откажется. Сердце ее начинало учащенно биться при мысли о том, что когда Генрих будет далеко — король, которому нужно сражаться за королевство, не может проводить все время с любовницей, — Бельгард станет тайно приезжать к ней. Запретные встречи будут еще более восхитительными.
Поэтому она позволила одеть себя как невесту и даже заразилась волнением, охватившим весь замок.
Сидя у окна, Габриэль услышала снаружи шум и, выглянув, увидела Генриха. Одет он был как король, едущий на свою свадьбу. И совершенно не походил на того человека в крестьянской одежде! Однако тогда он рисковал жизнью ради встречи с ней. Разве могли Генрих III, кардинал де Гиз, Замет… любой из ее любовников рисковать ради нее жизнью? Бельгард, может быть, и да. Лонгвиль слишком эгоистичен. Нет, никто, кроме Генриха, на это бы не пошел.
Вбежала мадам де Сурди в сбившемся набок огненном парике, с капельками пота на переносице.
— Король здесь. Пошли. Ты готова? Да, поистине красавица, вполне стоишь того, что он за тебя платит. А почему такая унылая?
— Тетя, я не хочу, чтобы за меня постоянно платили.
— Ерунда, ерунда. Раз мужчины готовы за тебя платить, то, видно, чего ты стоишь. И подумай о благе, которое приносишь семье.
Это была утешительная мысль. Габриэль почувствовала себя почти счастливой.
Король величественно сидел за приготовленным для него столом. Прислуживали ему хозяин, отец Габриэль месье д'Эстре, ее дядя месье де Сурди и любовник ее тети, месье де Шеверни, все трое рассчитывали немедленно удостоиться милостей.
Генрих цинично улыбался, но при появлении Габриэль улыбка его стала нежной. Он протянул руку, Габриэль подошла к нему. Король усадил ее рядом, трое мужчин стали прислуживать и ей.
Принимать такое уважение от членов семьи Габриэль было приятно; она улыбалась королю, уже не находя его отталкивающим, глубоко сознавала его мужественность и ощущала, как его сладострастие передается и ей.
В холле толпились дворяне из королевской свиты и прикомандированные к замку Кэвр, соседи собрались тоже. Всем хотелось видеть короля рядом с Габриэль д'Эстре. Они смотрели, как сидящим за столом подают дыню и вино, карпа и паштеты, обращали внимание, как сильно влюблен король в Габриэль; скрыть этого он не мог.
Видели они и как Генрих надел кольцо на палец Габриэль, а затем поцеловал его, словно давая торжественную клятву.
Они знали, что вечером эту пару отведут в брачную спальню, и гости уйдут, оставив короля с Габриэль наедине. Торжественностью эта церемония не уступала свадьбе. За ней крылось нечто значительное.