Я обожала танцевать. Правда, петь любила еще больше…
Но вернусь к своему рассказу.
Однажды мы сидели в классной комнате и слушали – вернее, пытались слушать – месье де Брева. В голове у меня в тот день засело прелестное платье Кристины, и я размышляла, могу ли попросить у мадам де Монглат такое же… И вдруг я заметила, что Елизавета выглядит очень печальной и озабоченной, а на учителя нашего вообще не обращает никакого внимания.
Я подумала: кажется, она плакала.
Как странно! Елизавета была на семь лет старше меня. Они с Кристиной были закадычными подругами, хотя Кристина и была намного младше сестры. К нам с Гастоном Елизавета всегда относилась с доброжелательной терпимостью. Она всегда казалась недосягаемой – почти взрослой. Было трудно представить ее плачущей. Но – вот… Глаза у нее были красные. Что-то случилось. Интересно – что?
Месье де Брев стоял рядом со мной и держал в руках листок, на котором я должна была что-то написать – однако я понятия не имела, что именно. Меня так беспокоила Елизавета, что я даже не подумала заглянуть в листок Гастона и списать все у брата – что, правда, было делом рискованным, ибо Гастон неизменно проявлял невежество, не уступающее моему.
– Ах, мадам принцесса, – качая головой, с грустью произнес месье де Брев. – Боюсь, нам никогда не удастся сделать из вас ученого.
Я улыбнулась ему. Не так давно я поняла, что если улыбнуться особенным образом, то некоторые люди сразу перестают сердиться и становятся очень милыми. Увы, ни моя мать, ни мадам де Монглат в число этих людей не входили.
– Нет, месье де Брев, – ответила я, – однако учитель танцев говорит, что моя грациозность поразит весь двор.
Он чуть улыбнулся и похлопал меня по плечу. И это было все! Никакого замечания. Что может сотворить улыбка! Если бы я только могла очаровать ею мадам де Монглат.
Мои мысли возвратились к Елизавете, а позже, после занятий, я неожиданно наткнулась на нее, сидящую в одиночестве.
Она вернулась в классную комнату, не сомневаясь, что в этот час там никого не будет, и теперь сидела у окна, закрыв лицо руками.
Я была права. По щекам Елизаветы катились слезы.
Я нежно обвила ее шею руками, поцеловала – и воскликнула:
– Елизавета! Милая моя сестра! Что случилось? Расскажи своей Генриетте.
Но Елизавета хранила молчание, и я уже приготовилась к тому, что она сейчас рассердится и отошлет меня прочь. Однако мне удалось одарить ее своей всепокоряющей улыбкой, и внезапно сестра крепко прижала меня к себе.
– Ну-ну, все в порядке, – бормотала я, похлопывая ее по спине. Разве не удивительно, что я, кроха, должна была успокаивать свою старшую сестру!
– Дорогая малышка! – Елизавета говорила сейчас со мной нежнее, чем всегда. Не то чтобы она была недоброй, просто, казалось, она не замечала моего существования.
– Ты несчастна. Что случилось? – забеспокоилась я.
– О, ты не поймешь, – с грустью ответила Елизавета.
– Пойму. Обязательно пойму! – заверила ее я.
Елизавета вздохнула.
– Я уезжаю… и покидаю вас всех, – сообщила она.
– Уезжаешь? Зачем? Куда? – удивилась я.
– В Испанию, – заявила моя сестра.
– Так далеко?! А почему? – ничего не понимая, допытывалась я.
– Чтобы выйти замуж за сына короля, – ответила Елизавета, подняв на меня грустные глаза.
– Сына короля Испании! О Елизавета, когда король умрет, ты станешь королевой Испании! – восторженно воскликнула я.
– Ты удивлена? – спросила она.
– Нет, – ответила я. – Я знаю, что всем нам придется выйти замуж. Что меня удивляет, так это твоя грусть – а ты ведь станешь испанской королевой!
– И ты считаешь, что ради этого стоит… потерять все остальное? – взволнованно спросила она.
– Но быть королевой – так замечательно! – не унималась я.
– О Генриетта, а как же семья? Представь, что ты должна уехать… покинуть родной дом… отправиться в чужую страну… – голос Елизаветы дрожал, она вот-вот готова была расплакаться.
Я обдумала слова сестры. Бросить всех… Мами, Гастона, мадам де Монглат… Кристину… мать… А взамен получить лишь корону!
– Ты слишком мала, чтобы понять это, Генриетта, – продолжала Елизавета. – Но однажды тебе тоже придется это пережить. И ты должна быть к этому готова.
– А когда? – осведомилась я.
– О, тебе предстоит еще долго ждать. Сколько тебе лет? Шесть. Я на семь лет старше тебя. Через семь лет и наступит твое время, – заявила Елизавета, и слеза скатилась по ее щеке.
Семь лет! Слишком далекое будущее, чтобы сейчас думать о нем. Ведь я даже столько еще не прожила.
– Людовик тоже должен будет жениться, – сказала Елизавета. – Но он счастливее нас: ему, по крайней мере, не придется покидать свой дом.
– Тебе так страшно не хочется уезжать? – спрашивала я, все больше удивляясь.
– Я совсем не хочу покидать свой дом. Войти в чужую семью… Уехать не знаю куда… Меня это пугает, Генриетта, – говорила моя сестра. – Тебе будет проще. Ты увидишь мой отъезд… потом – Кристины. Когда наступит твой черед, ты уже будешь подготовлена…
Елизавета взяла меня на колени, а потом смахнула слезы, опять покатившиеся по ее щекам.
– Никому не говори, что ты видела, как я плачу. Даже Мами или Гастону, – попросила она.
И я обещала, что никому не скажу ни о ее слезах, ни вообще о нашем разговоре.
– Наша мать рассердилась бы на меня, – пояснила Елизавета. – Она считает, что очень удачно выдает меня замуж, привлекая Испанию на сторону Франции, однако кое-кто весьма недоволен таким поворотом событий.
– И кто же? – полюбопытствовала я.
– Гугеноты, – заявила Елизавета.
– Гугеноты! Какое им дело до твоего замужества? – удивилась я.
Она обхватила мое лицо ладонями и поцеловала меня. Это было редким проявлением чувств…
– Ты еще так мала, – сказала Елизавета. – Ты и знать не знаешь, что творится
Тебе было только четыре, Гастон, а тебе три, Генриетта.
– Я помню, – воскликнул Гастон. – Был пир, а потом – бал…
– Я тоже помню, – встряла я, хотя ничего и не помнила; но я не могла допустить, чтобы мой брат в чем-то меня превзошел.
– Ладно, ладно, – отмахнулась наша мать. – Теперь будет настоящая свадьба. Поэтому мы отправляемся в Бордо, и я решила, что моим детям тоже полезно поехать со всеми.
Королева отступила назад и пристально оглядела нас.
Я видела, что с губ Гастона готов сорваться вопрос, однако брат мой все еще не решался слишком вольно разговаривать с матерью.
Королева продолжила:
– Это – счастливое событие! Это – альянс с Испанией! Дочь испанского монарха станет французской королевой, а наша дочь – испанской. Честный обмен, не правда ли? Испания будет нашей союзницей, а моя дочь… королевой Испании. Елизавета чрезвычайно удачно вышла замуж. Я очень довольна той короной, которая ей досталась, и рада, что дочь моя отправляется в католическую страну.