Мир как-то сразу поблек, померк — и сорвался в пустую ласковую тьму…
Быть может, навсегда.
Глава 6ДВОЙНАЯ ИГРА ВЛАДИМИРА СВИРИДОВА
Она шла по аллее парка, окружавшего клинический городок, и бросала по сторонам быстрые настороженные взгляды. Почему-то казалось, что за каждым деревом притаился тот, кто подведет итог ее бестолковой и, наверное, преступной двадцатилетней жизни. Возможно, эта болезненная настороженность проистекала из того, что у нее кончились деньги и не на что было купить.., впрочем, Кропотин уже говорил ей, как должна кончиться ее жизнь. Или нет, он не произнес этих слов, но она прочла их в его беспощадных серых глазах с короткими выцветшими ресницами.
Она повернула направо — туда, где за небольшим мостиком через канал, соединявший два пруда, уже виднелась широкая асфальтированная дорога с лавочками по обе ее стороны. Дорога, ведущая к дверям иммунологического центра профессора Монахова.
Лера шла сюда вторично — еще раз убедиться, что приговор положительного ВИЧ-теста справедлив и обжалованию не подлежит. Что он безапелляционно ставит крест на всей ее жизни.
— Стоять! — вдруг совершенно неожиданно прозвучал над ее плечом знакомый грубый голос.
Ей не надо было даже оборачиваться, чтобы узнать человека, которому он принадлежал. Ее тезке Валере Винникову по прозвищу Винни-Пух.
Лера повернула голову. Винников в самом деле чем-то напоминал культового персонажа детских мультфильмов, особенно если присмотреться к мощным неуклюжим линиям шеи и плеч, к смешно косолапящим коротким ногам и круглой, с жирком, блиновидной физиономии, на которой сейчас расплывалось, словно масляное пятно, глухое и злобное недовольство.
И даже то, что он сразу узнал Леру, не изменило выражение его грубого лица. Винников только шмыгнул носом и спросил:
— И что, тебе типа не сказали?..
— Что? — не поняла она.
— Ну типа что сюда нельзя.
— Ты что, Валера, перетрудился, что ли? — с сарказмом, который становился особо убийственным, когда она волновалась или находилась в жестоком и мучительном недоумении, сказала Лера. — Как это — сюда нельзя?
— Нельзя, — тупо повторил тот и метко высморкался на свою кроссовку, да так удачно, что сам этого и не заметил. — Так ведено.
— Кем ведено?
— А вот это не твое дело, — буркнул Винни. — Кажется, там на воротах объявление повесили специально для таких, как ты.., написано русским языком, что сегодня до обеда эта богадельня не работает ваще. Или ты типа, бля, читать не умеешь?
— Умею, остолоп, — грубо ответила Лера, — до обеда, говоришь? А тебя чего тут выставили, родной?
Таких непонятливых, как я, отпугивать, что ли? Или Мамуку Шалвовича на проверку завезли? Так что ему волноваться? Он человек продуманный — пять гондонов нацепит, прежде чем хотя бы в щечку поцеловать.
— Может, и так. Не твое дело, шалава.
По всей видимости, Винни достаточно общался с Лерой в «Полишинеле», так как теперь решительно и красочно демонстрировал полное отсутствие каких бы то ни было манер, если не хороших, так хоть просто по минимуму — так называемому «гоблинскому набору», которым Винни еще недавно роскошно щеголял в ночном клубе своего босса. В этот набор традиционно входят несколько обиходных фраз типа «че будем типа заказывать, па-адруга?», «шампусику накатим?» и т, д.
При слове «шалава» он довольно бесцеремонно схватил Леру за руку и потянул к себе, одновременно пятясь спиной к перилам мостика.
— Пошел вон.., убери свои вонючие лапы, козел! — рявкнула Лера и оттолкнула Винни от себя.
При этом ей удалось толкнуть ражего детину так основательно, что он, оступившись на очень кстати подвернувшемся под ногу камешке, потерял равновесие и, смачно шмякнувшись спиной о каменные перила мостика, свалился вниз, в мутно-зеленые грязные воды канала, экологические прелести которого лучше определило бы созвучное слово «канава», особенно в сочетании с прилагательным «сточная».
Лера звонко захохотала, потому как нашла очень забавным такое развитие событий. Но ее смех тотчас оборвался, когда за всплеском воды последовал срывающийся вопль боли и ужаса.
Она подскочила к краю моста, перегнулась через перила, и ее губы, еще таящие отголоски веселого смеха, искривились в немом, но оттого еще более страшном судорожном крике.
В ручье, глубина которого, вероятно, не превышала и метра, лежал на мели Винни. Он конвульсивно дергал руками и ногами, лицо все еще корчилось в жуткой гримасе в тот момент, когда изумленный взгляд Леры упал на него. Но в ту же секунду он судорожно вытянулся, вздрогнул в агонии, на губах выступила кровавая пена — и выпученные глаза подернулись мутно-стеклянной дымкой смерти…
Причина всего этого кошмара была очевидна. Из выреза рубашки, чуть правее сердца и на десять сантиметров пониже левой ключицы, торчал окровавленный конец железного прута. Вероятно, на дне этого, с позволения сказать, водоема лежал железобетонный строительный блок или осколок плиты, и неаккуратно торчавшая арматура стала роковой для Валерия Винникова по прозвищу Винни-Пух.
Лера сорвалась с места и, спотыкаясь, бросилась по аллее к выходу из этого проклятого парка при клиническом городке…
* * *
Она привыкла жить одна и ясно усвоила, что на квартире никто не должен и не будет ее беспокоить.
Кроме как в экстремальных случаях. Телефон она никому не давала, не говоря уж об адресе, а те, кому нужно было найти ее, звонили на работу, а с работы, то есть из агентства «Антонелла», перезванивали самой Лере.
Но теперь, когда прошло всего несколько часов с момента гибели телохранителя Церетели.., теперь смертельная бледность покрыла ее красивое лицо, когда на дисплее определителя она увидела знакомый номер абонента, который сейчас ждал на том конце провода, когда она возьмет трубку.
Потому что это был один из двух телефонов особняка Мамуки Церетели.
Мертвое оскаленное лицо Винни возникло перед ее мысленным взором, и Лера зажмурилась, как будто веки могли скрыть назойливо, как свет июльского полуденного солнца, лезущее в глаза гибельное видение.
Нет.., если бы они вычислили, что это она стала невольной причиной нелепой гибели их человека, то не стали бы звонить, а просто вытащили бы ее хоть из-под земли.
Но так бы поступил сам Церетели, а ведь в подобных вопросах он все делал по указке Перевийченко, которого, несмотря на то что время от времени ял по физиономии, опасался и слушался почти в каждом своем существенном начинании.
А Перевийченко — хитрый и изощренный убийца, каждый шаг которого столь же выверен и неочевиден, как ход искушенного в позиционной борьбе шахматного гроссмейстера.
Лера вздохнула и взяла трубку. Так будет лучше.
С тех пор как профессор Монахов обнаружил у ее СПИД, у Мамуки Шалвовича сильно поубавилось интереса к ее особе. Впрочем, Лера ничуть не подурнела, а даже, наоборот, похорошела, потому что бессонные ночи и постоянные напряженные раздумья добавили ей интересной интригующей бледности, уход со всех диет прибавил ей в считанные дни объема именно в тех местах, каковые желает прояснить, то бишь увеличить, любая девушка. Причем талия Леры не пострадала совершенно.
Любую другую девушку вышвырнули бы из агентства сразу, как только получили бы информацию о ее ВИЧ-инфицированности. Но Лера была прописана особой строкой в бюджете «Антонеллы» и лично неофициального патрона этой конторы по оказанию невинных житейских радостей — господина Мамуки Церетели. Поэтому с ней тянули.
Быть может, это и послужило поводом для приглашения ее в дом Церетели? Все возможно… Лишь бы они не знали со смертоносной определенностью, что Винни упал с мостика спиной на железный прут, скажем так, вовсе не по собственной инициативе.
* * *
Церетели ждал ее. Перед ним стоял низенький столик, сплошь заставленный бутылками с вином, вазочками с фруктами, несколькими тарелками с различными блюдами. Очевидно, господин Церетели изволил ужинать.
Но ведь не привезли же ее, Леру, в качестве десерта. Это было бы по меньшей мере неосторожно со стороны Мамуки Шалвовича после того, что обнаружил у его любимой «ночной подруги» профессор Монахов.
А Церетели никогда не отличался взбалмошностью и опрометчивостью.
— Садысь, — сказал он, и у нее екнуло сердце: неужели знает?
Но тем не менее она храбро подошла к дивану и уселась на самый краешек — всего в полуметре от Церетели.
— Ешь, пэй, что дущя пажылает, — сказал он, и Лера с удивлением заметила, как неестественно ярко блестят его обычно тусклые черные глаза, как бодры все его движения — обычно в это время суток Мамука был похож на унылую амебу, естественно, до того момента, пока он не кидался на Леру с самыми незамысловатыми побуждениями, — и как раздуты ноздри его длинного носа. Его словно распирала неукротимая энергия.
— Зачем ты меня позвал? — тихо спросила Лера. — Ты ведь сказал, что все, что больше…
— Всо повэрнулось по-новому, — перебил ее Церетели, сияя великолепной белозубой улыбкой, которая, как ни была Лера равнодушна к президенту «Аякса», всегда настраивала ее на мажорный лад. — Все будет по-прэжнему. Профессор Монахов дал мнэ нэсколька-а ррэкомендаций, и тепэр я могу с новими сылами, так сказат, вэрнуться к нашым старим отношэниям, — он засмеялся искусно поставленным веселым смехом и притянул ее к себе. — Вот так.