— Разумеется, мне это известно, — спокойно отозвался Малахов. — Более того, я установил плотное наблюдение за Свиридовым. Ничего предосудительного. Скажу больше: именно он узнал, что Антон в день своей смерти звонил тебе. Карамболь.
На гладком черепе Бориса выступили мелкие, бисерные капельки пота. Он машинально взял с зеленого стола кий, покрутил им промеж пальцев, а потом выдавил:
— То есть как… вы пустили по моему следу этого… Свиридова?
— Не переоценивайте себя.
— Но, Константин Ильич, нельзя же так!
Боже мой…
— А, Боря, ты заговорил о боге? — с каким-то жутким удовлетворением произнес Малахов. — Молодец. Когда нужно, начинаешь думать головой, а не тем местом, которое у тебя, наверно, выглядит примерно так же, как голова. Нет, Боря.
Мне не нужна твоя смерть. Если бы Свиридов согласился отработать тебя, ты бы уже пускал пузыри где-нибудь под Литейным или Кантемировским, а может быть, скромно лежал под канализационным люком.
— Но он же сейчас в Питере!
— В Питере. Только занимается совсем не тем, чем ты думаешь. Человек, находившийся в федеральном, а потом и международном розыске и получивший отпущение грехов по президентской амнистии, не будет глупить. Поэтому сейчас он работает скромным охранником в фирме своего дяди. Время от времени принимает участие в работе детективного агентства «Донар», которое также принадлежит Осоргину. Например, сейчас он выясняет, кто убил моего сына и племянника. А также Олега Осокина.
— Но…
— А два или три дня назад стреляли в его брата, — продолжал Малахов. — И уцелел он только чудом.
— Инсценировать можно все, что угодно, — пробурчал Борис.
— Да, но при этой инсценировке ранен друг Свиридова, тоже известная личность — некто Афанасий Фокин.
— Чер-рт! — вырвалось у Карамболя. — Значит, Константин Ильич… — ты веришь этому Свиридову?
— Я никому не верю, — последовал холодный ответ. — Тебе тоже. В общем, так, Карамболь: подключайся к этому делу и ты. У тебя широкие связи, обширная сеть информационных каналов. И еще: тебе есть за что работать, сам понимаешь. Думаю, и ежу понятно, что, если бы не я, сейчас харили бы тебя паровозиком на нарах и прикармливали с параши.
— Да, Константин Ильич, — поспешно согласился Карамболь.
— Кстати, к тебе в гости собирался Свиридов-старший, — сказал Малахов.
— Это еще зачем? — в трудом сдержав крупную дрожь во всем теле, произнес Карамболь.
— Передать привет с того света. От твоего старого знакомого — Китобоя. А если серьезно — то он занимается тем же, чем будешь заниматься и ты, — розыском ублюдков, устроивших эту кровавую бойню. Так что работай.
И, не подавая владельцу «Карамболя» руки, Константин Ильич вышел.
На выходе он едва не столкнулся с высоким молодым человеком. Молодой человек проводил садящегося в «Волгу» Малахова внимательным взглядом и пробормотал:
— Интересный получается фуршет…
Это был Владимир Свиридов.
Глава 7
УБИЙЦЫ
— Мне нужен Борис Сергеевич, — сказал он верзиле на входе. Тому самому, в золотых очках, что провожал Малахова к Карамболю.
— А вы кто такой?
— Я его близкий родственник.
— Родственник?
— Ну да, родственник, — беспечно ответил Свиридов. — Павел Иваныч Чичиков.
То ли верзила читал-таки русскую классику, в частности, сочинения Н.В. Гоголя, то ли ему просто не понравился тон, которым разговаривал с ним Владимир, но он надвинулся на Свиридова и проговорил прямо в лицо:
— Не морочь мне голову, петух. Вали отсюда, пока брючки не примялись.
— Ну так я и пришел взять у Бориса Сергеевича напрокат утюг «Турбо-глисс». Брючки прогладить…
Говоря это, Владимир одной рукой сжал запястье охранника так, что тот едва сдержал стон боли, а извлеченным из-под пиджака компактным пистолетом-автоматом, зажатым во второй руке, ткнул тому в бок и тихо проговорил:
— Любезный, проводите меня к Борису Сергеевичу. Я уверен, что он очень обрадуется, когда увидит меня.
Тот попытался было вырваться, но тут же понял, что это бесполезно: несмотря на то что «Павел Иваныч Чичиков» уступал ему в габаритах, физически он превосходил многострадального охранника клуба «Карамболь».
— Хорошо, — проговорил тот. — Но пистолет вы отдадите мне. Потому что, если вы пройдете с ним к Борису Сергеевичу, меня уволят.
— Борис Сергеевич не увидит пистолета, если ты будешь вести себя смирно и проведешь меня к нему. Мне нужно только поговорить, и я уйду.
Что же мне делать, если у меня нет клубной карты вашего заведения?
Тон Свиридова успокоил охранника.
— Хорошо, — проговорил он, потирая запястье. — Ну и хватка у вас. Хорошо, я проведу вас к нему.
— От и добре, сынку. А что, случается, что вы за глаза называете своего хозяина не Борисом Сергеевичем Аникиным, а по названию его клуба — Карамболь?
— Это не он по названию клуба, а клуб по его старому погонялу. Клуб назван по прозвищу Бориса Сергеича…
— Ага. Очень хорошо.
* * *
Владимир застал Карамболя играющим в бильярд с какой-то длинноногой девицей в сильно открытом платье. Причем он не столько смотрел на расстановку шаров на столе, сколько в низкий вырез на ее груди.
Впрочем, надо чистосердечно признать, там было на что посмотреть.
Визит Свиридова, судя по всему, был куда как некстати, потому что, заслышав слабый звук открывавшейся двери и ворвавшиеся вслед за этим упругие звуки музыки на первом этаже, Карамболь резко повернулся к входящим и рявкнул:
— Какого хера? Я же сказал, чтоб меня больше не беспокоили! Ты че, хочешь, чтобы я тебя вышвырнул на улицу, дятел? Еще раз такое — и уволю к ебеням!!
— Не ругайтесь на него, Борис Сергеевич, — сказал Владимир. — Он-то ни в чем не виноват. Ну… иди, пока шеф окончательно не разгневался.
Охранник поспешно ретировался.
— А ты кто такой? — сощурив и без того узкие глаза, спросил Карамболь и резко провел ладонью по гладко выбритому черепу. — Кто тебя пустил?
— Мы с вами незнакомы, Борис Сергеевич, и на брудершафт не пили. Но если вы так хотите перейти на «ты», то извольте. Так вот, меня ты не знаешь. Зато у нас есть общие знакомые, об одном из которых я хотел бы тебя спросить.
Борис нахмурился.
— Да ты че, мужик, — сказал он. — Ты где находишься? Не борзей. У меня тут охраны двадцать человек. Так что рамс приспел не ко времени.
— Принял к сведению. У меня к тебе один вопрос. Вероятно, тот же самый, что задавал тебе только что вышедший отсюда Константин Ильич Малахов.
Карамболь сделал какое-то конвульсивное резкое движение — вероятно, от неожиданности — кием, зажатым в его руках, но Свиридов не обратил на это никакого внимания и продол, жал:
— А именно: так о чем ты, Борис Сергеевич, беседовал с Антошей Малаховым?
Реакция хозяина клуба была просто феерической: он врезал кием по столу так, что обломки полетели во все стороны, а один из осколков угодил в лоб девушке. Вскрикнув, она закрыла руками лицо и выбежала из помещения.
— Как вы все меня достали, сучары бацильные… дурилы картонные, ерш твою мать! Вы меня за кого тут все держите, верблюды парашные?! Этот… из гестапо… приперся, козел, пальцы мне тут гнул, теперь какой-то там лох фанерный зачехляет… да я тебя, падлу!..
— Спокойно, — сказал Владимир. — Я дико извиняюсь, но, кажется, Константин Ильич играет на два фронта. Он не сказал мне, что знает вас. А ведь это именно я сообщил ему о последнем звонке Антона.
Узкие, татарского типа темные глаза Аникина округлились, и в них медленно всплыло недоумение.
— То есть как это… Ты и есть этот самый…
Стрелок, про которого мне говорил Китобой?
— А, ты знаком с Китобоем? Хороший был парень. Жалко, прожил мало. Да, я тот самый.
Вижу, Константин Ильич меня рекламировал.
— Что тебе нужно? — отрывисто спросил Карамболь. — Я уже все сказал. Я тебе не суфлер на половинной ставке, чтобы повторять по пять раз.
— И тем не менее повтори.
Взгляд бывшего киллера «Капеллы» был так тяжел и красноречив, что Аникин машинально проговорил ему все, что он несколькими минутами раньше поведал Малахову.
— А теперь, Борис Сергеевич, для тебя суперигра, — сказал Владимир. — Дополнительный вопрос: насколько я понимаю, ты старый знакомый Антона. А теперь отвечай спокойно и не круши мебели. Уж не ты ли, Боря, баловал его и его приятелей «крэком»?
Карамболь что-то сдавленно прошипел, и в тот же момент за его спиной из-за двери, находящейся рядом с баром, появилось несколько внушительных парней довольно угрожающего вида.
С ними была девица, которой перепало обломком кия. Она неловко прикрывала лоб ладонью, время от времени засвечивая здоровенный кровоподтек, и показывала пальцем на возмутителя спокойствия.