– Сочувствую, – сказал Федор Филиппович. – Кстати, а как она повезла картину в музей?
– Как-как, – проворчал Глеб и отвернулся, разглядывая шумевшую за оградой уличного кафе оживленную улицу.
– Ага, – глубокомысленно произнес генерал после продолжительной паузы. – А я-то голову ломаю: куда мой Глеб Петрович пропал на целых полдня? Альтруизмом щеголяешь?
– Щеголяю, – мрачно согласился Глеб. – Она мне говорит: "Будьте так любезны, подвезите до метро". Тут мне, сами понимаете, стало интересно. Спрашиваю: "А зачем вам метро?" Как же, говорит, а до вокзала я на чем доберусь? А с вокзала, спрашиваю, чем? Как обычно, говорит, электричкой...
– Двести километров, – подытожил Федор Филиппович. – С Куинджи под мышкой.
– Вот-вот, – сердито поддакнул Глеб. – Хранительница культурного наследия! Одного бензина спалил больше, чем этот несчастный Куинджи стоит...
– Ты только этого какому-нибудь искусствоведу ненароком не скажи, – посоветовал Потапчук.
– Искусствоведу... – мрачно передразнил Сиверов. – Где он, ваш искусствовед? Мы без него как без рук. Сколько можно? Мы дело намерены делать или в бирюльки играть? Если так пойдет дальше, через полгода я буду разыскивать уже не Куинджи или Рериха, а бессмертное полотно художника Таракащенкова "Взятие пивного ларька люберецкими пацанами"...
– Реальными, – уточнил Федор Филиппович, разглядывая его с юмористическим выражением лица, показавшимся Глебу в высшей степени неуместным.
– Ну а то какими же! Разве в Люберцах другие водятся? Нет, правда, Федор Филиппович! Разве вам самому наша деятельность не напоминает какой-то водевиль? И даже не водевиль, а мультфильм. Американский. Что-нибудь из Диснея... Например, "Чип и Дейл спешат на помощь". А?
Собственное язвительное замечание вдруг заставило его закусить губу. Название старого диснеевского мультика оказалось чем-то вроде пусковой кнопки грохочущей машины воспоминаний, и Сиверов, будто наяву, увидел свою приемную дочь Анечку – живую, веселую, сидящую в обнимку с плюшевым мишкой перед телевизором, на экране которого скачут храбрые бурундучки-спасатели.
Потапчук осторожно пригубил кофе, поставил чашку и побарабанил пальцами по краешку стола, с завистью наблюдая, как Глеб курит.
– Искусствовед нам необходим, – согласился он. – Только найти его непросто.
– Ха! – сказал Глеб. – Тоже мне, музейная редкость – искусствовед!
– Нам не всякий подойдет, – мягко заметил генерал. – Сам подумай. Ну, дай волю воображению! Опиши искусствоведа, который нам нужен.
– Пожалуйста, – с готовностью откликнулся Глеб. – Во-первых, это должен быть хороший специалист, настоящий мастер своего дела, потому что мы работаем не с экспонатами выставки детского рисунка, а с... с тем, с чем мы работаем.
– Согласен, – кивнул Потапчук. – Продолжай.
– Во-вторых, он должен быть относительно молод и здоров, потому что таскать на спине парализованного близорукого старца с чемоданом лекарств я отказываюсь... – Он вдруг замолчал, задумчиво потеребил кончик носа и сказал уже не таким уверенным тоном: – Да... По-моему, получилось что-то вроде парадокса.
– Это не парадокс, – с улыбкой поправил Потапчук, – а катахреза, совмещение несовместимых понятий. Но это только на первый взгляд. Если не возражаешь, я продолжу перечень необходимых качеств. Итак, это должен быть специалист экстра-класса, здоровый и энергичный, знающий все входы и выходы в мире искусства, материально независимый и, следовательно, неподкупный... Сообразительный, смелый, рисковый, с хорошо развитой интуицией, а главное, как бы это выразиться... словом, идейный. Ставящий дело, которому мы с тобой отныне служим, превыше собственных интересов, в первую очередь шкурных. Я ничего не забыл?
– Забыли, – язвительно произнес Глеб. – Нимб и крылышки.
Он сердито раздавил в пепельнице сигарету и сейчас же закурил новую.
– Ты хочешь сказать, что таких людей на свете не бывает, – посмеиваясь, заметил Федор Филиппович. – Так я тебе скажу, что ты ошибаешься. Такие люди есть, и я знаю, по крайней мере, одного. Более того, я намерен вас познакомить.
– И когда же произойдет это радостное событие? – все так же язвительно осведомился пребывающий в плохом настроении Сиверов. – Предупредите заранее, чтобы я успел нацепить белые одежды и исповедаться.
– Не выйдет, – мстительно ответил генерал. – Переодеться ты не успеешь, а уж исповедаться... Воображаю себе эту исповедь!
– Да, священнику не позавидуешь, – согласился Слепой.
Со стороны улицы донесся короткий визг покрышек. Глеб повернул голову и увидел резко затормозивший у бровки тротуара как раз напротив кафе низкий спортивный автомобиль ярко-красного цвета. Кажется, это была "хонда-82000" – управляемый реактивный снаряд на бензиновой тяге, в высшей степени дорогой, комфортабельный и престижный гроб о четырех обутых в низкопрофильную резину колесах, несущий реальную угрозу жизни, здоровью и имуществу ни в чем не повинных граждан.
Из машины, как и следовало ожидать, выбралась сногсшибательная красотка – правда, не блондинка и даже не брюнетка, а всего лишь шатенка, и притом, кажется, натуральная. Утвердившись на высоких каблуках-шпильках, в которых, по мнению Глеба, нельзя было не то что водить машину, но и вообще передвигаться без риска переломать лодыжки, дамочка обвела пристальным взглядом веранду летнего кафе, явно кого-то выискивая.
– А вот, кстати, искусствовед, о котором я тебе говорил, – послышался голос Федора Филипповича.
– Где? – не оборачиваясь, спросил Глеб. Дамочка была хороша; глядя на нее, Сиверов получал эстетическое удовольствие.
– Ты как раз на нее смотришь, – ответил Потапчук. – Я бы даже сказал, пялишься. Осторожнее, не протри дыру в уникальном специалисте.
С этими словами он встал и поднял вверх руку.
– Ирина Константиновна! Мы здесь!
– О господи, – пробормотал Сиверов. – Значит, вы у нас будете Чип, я Дейл, а это вот – как ее... Гаечка.
– Не хулигань, Глеб Петрович, – тихо, но очень строго сказал Федор Филиппович, продолжая призывно махать рукой и лучезарно улыбаться. – Эта женщина нужна нам позарез, и нам просто дьявольски повезло, что она тоже в нас нуждается.
– Гм, – только и сказал Глеб.
Он действительно был огорчен тем, что хваленый искусствовед оказался женщиной, да к тому же красивой и, несомненно, богатой – одна только ее машина чего стоила! Заметный даже издали острый блеск бриллиантов в мочках ее ушей также говорил о многом; Сиверов очень сомневался, что все это она заработала сама, помогая начинающим авторам продавать картины и консультируя коллекционеров, многие из которых почти наверняка разбирались в живописи не хуже ее. Там, на бровке тротуара, стояла типичная любовница олигарха – молодая, красивая, ни в чем не знающая отказа, дьявольски самоуверенная и избалованная. Работа с таким "специалистом" неизбежно должна была превратиться в сущую каторгу, даже если Федор Филиппович не ошибся и она хоть что-то смыслила в свой профессии. В последнем Глеб склонен был сомневаться: уж очень мало походила эта дамочка на человека проводящего дни и ночи за созерцанием живописных шедевров и написанием скучных искусствоведческих статей.
Стоявшая на тротуаре женщина заметила наконец поднятую вверх руку генерала Потапчука, коротко кивнула ему и легкой походкой двинулась к их столику. Ленивый и нагловатый официант при виде ее преобразился прямо-таки на глазах и коршуном кинулся наперерез, являя собой сплошную готовность услужить; глядя на него, можно было подумать, что он в жизни не слышал о такой низменной вещи, как чаевые.
Женщина отстранила его едва заметным движением тончайшей, красиво изогнутой брови и что-то сказала – Глебу показалось, что это было короткое "Меня ждут". Официант послушно убрался с дороги, но тут же увязался следом. Двигался он не то чтобы согнувшись в угодливом полупоклоне, но как-то так, что этот несуществующий полупоклон угадывался в его позе.
Женщина подошла к столику, и Глеб увидел, что она, во-первых, намного красивее, чем ему показалось издали, а во-вторых, значительно старше – лет тридцати, не меньше. Федор Филиппович по-прежнему стоял, дожидаясь ее, и Глеб, мысленно упрекнув себя за безотчетную, необъяснимую неприязнь к ней, тоже встал, потушив в пепельнице сигарету и механическим жестом одернув пиджак. Набежавший официант избавил его от необходимости отодвигать для дамы стул, и Сиверов невольно подумал обо всех тех десятках, а может быть, и сотнях подобных встреч, на которых официанта не будет. Впрочем, он тут же утешился тем, что подобная богатая штучка вряд ли клюнет на предложение Федора Филипповича работать с ними в одной команде. В деньгах она не нуждается, защита ей также вряд ли нужна, работа для нее наверняка не более чем разновидность хобби, а уж работа на ФСБ – это и вовсе нечто немыслимое, несуразное и даже оскорбительное. Так что тут генерал явно просчитался, и эта встреча в дешевом уличном кафе – просто пустая трата времени.