Певучие интонации на мгновение заставили меня подумать, что она иностранка, но потом я вспомнил название дома и понял, что миссис Барнард родом из Уэльса.
— Я знаю, как это мучительно, сударыня, — сказал инспектор Кроум. — Мы от души сочувствуем вам, но хотим узнать по возможности все факты, чтобы поскорее приступить к работе.
— Правильно, — одобрительно закивал мистер Барнард.
— Насколько мне известно, вашей дочери было двадцать три года. Она жила здесь, с вами, а работала в кафе “Рыжий кот”. Верно?
— Да.
— Это ведь новый дом? Где вы жили раньше?
— У меня была торговля скобяными товарами в Кенсингтоне Два года назад я ушел от дел. Всегда мечтал пожить у моря.
— У вас две дочери?
— Да. Старшая работает в конторе в Лондоне.
— Вас не встревожило, что ваша дочь вчера вечером не вернулась домой?
— Мы об этом не знали, — всхлипывая, ответила миссис Барнард. — Мы с мужем всегда ложимся рано.
Обычно в девять. Мы и не знали, что Бетти не вернулась ночевать, пока не пришел полицейский и не сказал, что.., что…
Продолжать она не могла.
— Ваша дочь часто, э.., возвращалась поздно?
— Вы же знаете, инспектор, каковы теперь девушки, — сказал Барнард. — Независимые, вот они какие, летними вечерами домой не торопятся. Но Бетти обычно к одиннадцати была дома.
— Как она входила в дом? Дверь оставалась открытой?
— Мы ключ под ковриком оставляли — так у нас было заведено.
— Я слышал, что ваша дочь была помолвлена.
— Ну, теперь они не так формально к этому подходят, — сказал мистер Барнард.
— Молодого человека зовут Дональд Фрейзер. Он мне нравился. Очень нравился, — заговорила миссис Барнард. — Бедняга, каково ему будет услышать.., об этом. Он уже знает?
— Кажется, он работает в агентстве Корта и Бранскилла?
— Да, в агентстве по продаже недвижимости.
— Он обычно встречал вашу дочь вечером, после работы?
— Да, но не каждый вечер. Точнее будет сказать: раз или два в неделю.
— Вам не известно, собирались ли они встретиться вчера?
— Бетти ничего не сказала. Она вообще не говорила нам, что будет делать и куда пойдет. Но она была хорошая, наша Бетти. Не могу я поверить…
И миссис Барнард снова заплакала.
— Возьми-ка себя в руки, милая. Крепись, женушка, — успокаивал ее муж. — Придется нам пройти все от начала до конца.
— Я не верю, что Дональд мог.., мог… — всхлипывала миссис Барнард.
— Ну, возьми же себя в руки, — повторял мистер Барнард. — Клянусь Богом, хотел бы я вам чем-то помочь, но суть в том, что я ничего не знаю, совсем ничего, и не знаю, как помочь вам найти проклятого негодяя, который все это сотворил. Бетти была веселой, счастливой девочкой, и парень у нее был — приличный молодой человек. Как в молодости мы говорили, гуляли они вместе. Никак не возьму в толк, зачем кому-то было ее убивать — сумасшествие какое-то.
— Вы, сами тою не подозревая, очень близки к истине, мистер Барнард, — сказал Кроум. — Вот чего бы мне хотелось, так это посмотреть на комнату мисс Барнард. Может быть, там что-нибудь найдется.., письма или дневник.
— Можете посмотреть, если хотите, — кивнул мистер Барнард и встал.
Он пошел впереди. За ним двинулся Кроум, потом Пуаро, потом Келси, а я замыкал шествие.
На минуту я остановился, чтобы завязать шнурок на ботинке. В этот момент к крыльцу подъехало такси, и из него выскочила девушка. Она заплатила водителю и торопливо двинулась по дорожке к дому. В руках у нее был чемоданчик. Войдя в дом, она увидела меня и застыла.
В ее позе было что-то столь привлекающее внимание, что это заинтриговало меня.
— Вы кто? — спросила она.
Я сошел на несколько ступенек вниз. Мне и самому было не совсем понятно, как ответить на этот вопрос. Должен ли я назвать свою фамилию? Или объяснить, что я явился сюда вместе с полицией? Девушка, однако, не дала мне времени на размышление.
— Ну да, — сказала она. — Догадываюсь. Она стащила с головы белую шерстяную шапочку и бросила ее на пол. Когда она повернулась так, что на нее упал свет, я смог лучше разглядеть ее.
В первый момент она напомнила мне голландских кукол, которыми играла моя сестра, когда я был мальчишкой. Черные волосы девушки были подстрижены под каре, лоб закрывала косая челка. У нее были высокие скулы, а во всей ее фигуре была своеобразная современная угловатость, которая, однако, придавала ей привлекательность. Она не была хорошенькой, скорее просто миловидной, но в ней чувствовалось напряжение, внутренняя сила, делавшая ее личностью, которая не может остаться незамеченной.
— Вы мисс Барнард? — спросил я.
— Да, я Меган Барнард. Вы, наверное, из полиции?
— Э, — сказал я. — Не совсем…
Она перебила меня:
— Думаю, что мне нечего вам сказать. Моя сестра была милой умной девушкой, а кавалеров у нее не было. Больше мне добавить нечего.
Сказав это, девушка засмеялась и с вызовом посмотрела на меня.
— Правильно я вам ответила? — спросила она.
— Я не газетчик, если вы это имеете в виду.
— А кто же? — Она огляделась по сторонам. — Где мои мама и папа?
— Ваш отец показывает полиции комнату вашей сестры. Ваша мать в гостиной. Она в очень плохом состоянии.
Девушка, казалось, приняла решение.
— Пошли, — сказала она.
Меган Барнард открыла дверь. Я последовал за ней и оказался в аккуратной кухоньке.
Я потянул было за ручку, чтобы затворить дверь, но ощутил неожиданное сопротивление. В следующее мгновение Пуаро молча проскользнул в кухню и закрыл дверь за собой.
— Мадемуазель Барнард? — спросил он, отвесив быстрый поклон.
— Это мосье Эркюль Пуаро, — представил его я. Меган Барнард окинула Пуаро быстрым оценивающим взглядом.
— Я о вас слышала, — сказала она. — Вы ведь знаменитая ищейка?
— Определение не очень лестное, но, в общем, приемлемое, — ответил Пуаро.
Девушка присела на край кухонного стола. Она достала из сумочки сигарету, поднесла ее к губам, закурила и, затянувшись, сказала:
— Так или иначе, не пойму, что за интерес Эркюлю Пуаро заниматься нашим скромным маленьким убийством.
— Мадемуазель, — произнес Пуаро, — того, что мы с вами не понимаем, хватило бы на целые тома. Но все это не имеет никакого практического значения. А вот то, что имеет практическое значение, будет не так уж легко обнаружить.
— О чем это вы?
— К несчастью, мадемуазель, смерть порождает предрассудок — предрассудок в пользу умершего. Я слышал, как вы только что сказали моему другу Гастингсу: “Думаю, мне нечего вам сказать. Моя сестра была милой умной девушкой, а кавалеров у нее не было”. В этих словах прозвучала насмешка над газетами. И вы совершенно правы: когда умирает молодая девушка, всегда говорят что-нибудь подобное. Она была умна, она была счастлива. У нее был славный характер. Она не знала забот, не заводила сомнительных знакомств. К мертвым всегда относятся снисходительно. Знаете, чего бы мне сейчас хотелось? Мне бы хотелось найти кого-нибудь, кто знал Элизабет Барнард и кому неизвестно, что она умерла! Тогда, возможно, я услышал бы то, что может принести пользу, — правду.
Меган Барнард несколько минут молча смотрела на пего, не выпуская сигареты изо рта. Потом наконец она заговорила. От ее слов я чуть не подпрыгнул.
— Бетти, — отчеканила она, — была законченной идиоткой.
, — сказал он. — Вы умны, мадемуазель.
Меган Барнард произнесла все тем же равнодушным тоном:
— Я была страшно привязана к Бетти. Но моя любовь не ослепляла меня, и я отлично видела, что она просто маленькая дурочка. Мне случалось ей об этом говорить. Сестра — она сестра и есть.
— Она обращала внимание на ваши слова?
— Пожалуй, нет, — безразлично признала Меган.
— Не могли бы вы быть точнее, мадемуазель? Минуту-другую девушка не знала, что сказать. Пуаро заметил с легкой улыбкой:
— Я вам помогу. Я слышал, что вы сказали Гастингсу: ваша сестра умная, счастливая девушка и у нее нет кавалеров. Но ведь на самом деле.., все обстоит un peu
наоборот?
Меган медленно проговорила:
— Бетти была совершенно безвредна. Я хочу, чтобы вы это поняли. Она всегда была искренна. Она не из тех, что проводит одно воскресенье с одним, другое с другим. Ничего подобного. Но ей нравилось, когда ее куда-нибудь приглашали, она любила танцевать, и ей были по душе дешевые комплименты, лесть и тому подобное.
— Она ведь была недурна собой?
На этот вопрос, который я слышал уже в третий раз, наконец был получен конкретный ответ.
Меган соскочила со стола, подошла к своему чемодану, распахнула его и извлекла оттуда какой-то предмет, который и вручила Пуаро.
В кожаную рамку была заключена фотография светловолосой улыбающейся девушки. Очевидно, незадолго до съемки она сделала перманент, и ее волосы превратились в массу кудряшек. Улыбка была лукавой и искусственной. Это лицо, конечно, нельзя было назвать красивым, но его дешевая привлекательность бросалась в глаза.