Войдя в свои покои, мадам де Монтеспан увидела там свою сестру Габриэль, маркизу де Тианж. Габриэль была немного старше Атенаис и всегда оставалась ее самой верной опорой. Сестра ждала результата эффектной развязки, задуманной Атенаис, и только после этого собиралась отправиться на поклон к королю, чтобы принести дань восхищения новому чуду Версаля.
— Ну что? — спросила Габриэль сестру после того, как та передала Шарлотту верной Като и вошла в гостиную.
— Полный успех, — отвечала та, опускаясь на диван и беря протянутый ей бокал с испанским вином. — Выражение лица Ментенон было достойно кисти художника. Особенно когда король, так сказать, заставил ее замолчать. Она желала, чтобы все, что случилось с Шарлоттой, было рассказано немедленно и при всех. Зато Людовик был великолепен, и я уверена, что он не имеет отношения ко всей этой истории. Все устроил Лувуа с целью, о которой я даже думать не хочу!
— Он там был?
— Не с самого начала. Пришел, когда мы уже покидали галерею. Шарлотта его не видела, а я притворилась, что не замечаю. Но краем глаза я отметила, что при виде нас он окаменел возле статуи Венеры и из красного стал желтым! Герцогиня Елизавета была герцогиней Елизаветой. Она раскрыла объятия Шарлотте и готова была снова взять на службу свою бывшую фрейлину. И, как обычно, сцепилась со Скарроншей. Но та не удержалась от колкости: упрекнула, что до замужества с братом короля принцесса была протестанткой. Принцесса ей не спустила, а король промолчал.
— Ты веришь, что король на ней женился?
— Да, теперь я могу сказать, что уверена. Он начал вести себя как муж, который вправе выражать недовольство... Иными словами, совершенно естественно.
Деликатно придерживая друг друга за локти, сестры вернулись в галерею обсуждать необыкновенную красоту отделки помещения. Их восхищение было искренним и неподдельным. Можно ли было вообразить себе что-то более необыкновенное, чем Зеркальная галерея, освещенная отблесками огней Большого каскада?
***
Войдя на другой день в кабинет короля, воодушевленная, как и вчера, своей благодетельницей, Шарлотта, к своему большому удивлению, увидела там господина де ла Рейни, а он удостоил ее одной из своих редких улыбок. Больше того, поздоровавшись с мадам де Монтеспан, он подал Шарлотте руку, помогая ей встать после низкого реверанса. Король сидел за письменным столом и подписывал бумаги, которые подавал ему его секретарь, господин Роз. На присутствующих он не обращал никакого внимания.
— Вы представить себе не можете, мадам, как я счастлив вас видеть, — прошептал де ла Рейни Шарлотте.
— Почему счастливы?
Улыбка исчезла с лица де ла Рейни, когда он всмотрелся в неподвижное, бесцветное лицо Шарлотты. Даже глаза у нее как будто выцвели и стали скорее серыми, чем зелеными. И на него она смотрела так, будто едва его узнавала.
— Потому что... боялся, как бы с вами не произошло... какого-нибудь несчастья...
— Нет. Со мной ничего не произошло. Бесцветный голос, потухший взгляд — Шарлотта казалась живым автоматом. Де ла Рейни поверх головы Шарлотты вопросительно взглянул на мадам де Монтеспан, она выразительно пожала плечами, давая понять, что тоже ничего не понимает. Между тем Людовик закончил подписывать письма.
— Подойдите, мадам, и садитесь, — пригласил он, указав на два табурета возле своего письменного стола.
Будучи в ранге герцогини, хотя и не имея герцогского титула, маркиза села без малейших колебаний, но Шарлотта, несмотря на туман, словно бы окутавший ее, ясно помнила о своем положении.
— Я не смею, сир. Почтение...
— Повинуйтесь. Мне кажется, что вы едва стоите на ногах.
— Благодарю Его величество и осмеливаюсь признаться, что чувствую некоторую усталость.
— Долго мы вас не задержим. Мы хотели бы услышать, где и как вы жили после того, как вас забрали из Бастилии, куда вас отвезли по необходимости в момент огромной потери. Любое лишнее слово могло тогда привести к катастрофе. Режим в Бастилии был не слишком суров, но мне сказали, что вы там заболели.
— Заболела? Я бы не назвала болезнью желание дышать свежим воздухом и двигаться.
— Как бы там ни было, но ваше состояние настолько обеспокоило господина де Лувуа, что он взял на себя смелость отвезти вас в менее суровое место. Куда именно?
— Не знаю, сир. Ночью приехала закрытая карета, и меня перевезли в небольшой дом, который стоял, насколько я могу судить, посреди леса. Он был обставлен удобной мебелью и выглядел вполне приятно, несмотря на решетки на окнах. Мне прислуживала супружеская пара, я ни в чем не нуждалась, но со мной не говорили, на мои вопросы не отвечали, мне только улыбались, кивали или отрицательно качали головой. Я могла бы счесть слуг немыми, если бы не слышала, как они говорят между собой.
— Навещал ли вас господин де Лувуа? — спросил король, мрачневший все больше, слушая рассказ Шарлотты.
— Да, сир. Он приехал на следующий день после моего приезда и объяснил, что в те дни, когда не стало Ее величества королевы, было необходимо удалить меня от двора. Что ввиду большой срочности меня поместили в Бастилию, но потом было решено, что государственная тюрьма слишком суровое наказание для меня, поскольку я не совершила никакого преступления. Однако всем пойдет на пользу, если я какое-то еще время побуду вдалеке от двора.
Он утверждал, что Ваше величество не питает ко мне неприязни, но мне надо набраться терпения, пройдет время, и я вновь окажусь на свободе.
— Приезжал ли он потом?
— Еще один раз, чтобы узнать, как я себя чувствую, напомнить о необходимости терпеть и рассказать о Вашем величестве...
— Больше визитов не было?
— ...Нет, сир.
От внимания де ла Рейни не ускользнуло легкое колебание Шарлотты, а король между тем задал следующий вопрос:
— А теперь расскажите нам, как вам удалось бежать и как вы очутились в парке Кланьи?
— Как бы я ни желала свободы, но я никуда не бежала, сир. Меня выкинули из дома вон.
— Выкинули вон? Что это значит?
— Ночью, когда я еще читала, прежде чем пойти и лечь спать, в дом внезапно ворвалась дама в маске. Она осыпала меня проклятиями, грозила пистолетом, и я едва успела накинуть плащ, прежде чем она выгнала меня из дома, приказав катиться ко всем чертям. Лучшее, что может со мной случиться, сказала она, это встреча с голодными волками, если только они прельстятся такой падалью, как я. Я пошла через лес, шла, сама не зная куда...
Голос Шарлотты дрогнул, и она закрыла лицо руками. Мадам де Монтеспан наклонилась к ней и стала утешать.
— Интересный рассказ, не правда ли, сир? Я хотела, чтобы вы непременно выслушали его из уст Шарлотты, как бы горько ей ни было его повторять.
— Но кем могла быть эта женщина? — возмущенно спросил де ла Рейни.
— Кто может это знать? — ответила маркиза. — Зная, что дом принадлежит господину де Лувуа, первая мысль, которая приходит в голову, что эта женщина — его жена...
— Она тупа до крайности, — сообщил король. — И произносит три слова в час.
— Я знаю. Тогда, может быть, ревнивая любовница? Охотничий домик не был построен для того, чтобы приютить мадам де Сен-Форжа. Наш дорогой министр, вполне возможно, размещает там тайных дам своего сердца. Я с трудом представляю себе славную мадам де Лувуа, ставшую из-за неистовой ревности неумолимой фурией. А представив себе это, мне хочется смеяться...
— Мы обсудим это дело с Лувуа. Он сказал, что, приехав за... своей подопечной, он нашел дом пустым, двери были открыты настежь, слуги тоже исчезли.
— Что совсем неудивительно, зная его ужасный характер, — заметила мадам де Монтеспан. — Он был способен их избить до полусмерти, а потом отправить мужа на галеры, а жену в приют, пока не дождется отправки корабля в Луизиану или на какие-нибудь острова.
— Постарайтесь пролить свет на это странное дело, господин де ла Рейни! А вы, мадам де Сен-Форжа...
Людовик встал и взял Шарлотту за руку — маркиза помогла ей встать и поддерживала ее.
— Нуждаетесь в отдыхе.
— Она поживет несколько дней у меня в Кланьи.
— Ничего другого мы от вас не ждали, маркиза. Набравшись сил, она вступит в права наследства. Она знает, как погибла ее мать?
— Да, сир. Она должна была узнать всю правду.
— Да, конечно. И пока никаких новостей об убийцах, господин начальник полиции?
— Пока никаких, сир. Мы обшарили все места, где обычно нанимают головорезов, которым нипочем чужая кровь, но никаких следов не обнаружили. С каждым днем у меня крепнет уверенность, что эти люди были не из Парижа.
— Но Франция так велика! Мы понимаем, что вы делаете все возможное... Всего вам доброго, мадам де Сен-Форжа. Вы мне скажете, когда пожелаете вернуться на службу к герцогине Орлеанской и воссоединиться со своим супругом, что будет совершенно естественно. Не смейтесь, маркиза. Я не вижу ничего смешного в этих словах.