Миссис Каррадерс прикусила указательный палец и задумчиво проговорила:
— Как любопытно… Я вот думаю: а может быть, она сама живет в Оксфорде? Возможно, она замужем за тамошним профессором?
— А есть в Оксфорде профессор по фамилии Горли? — поинтересовалась Аннабел.
Миссис Каррадерс повернула голову в ее сторону и заморгала, словно только что осознала, что кто-то стоит рядом с мистером Греем.
— Прошу прощения, — пробормотал он и представил их друг другу.
— Так есть там такой? — повторила вопрос Аннабел. — Мне кажется, что будет самым разумным узнать о таком профессоре.
— Маловероятно, что Горли — ее настоящая фамилия, — довольно прохладным тоном пояснила миссис Каррадерс. — Я не могу себе представить леди, которая бы позволила поместить свое имя на обложку романа.
— А если это не ее настоящее имя, — удивилась Аннабел, — то имеет ли ее автограф какую-то ценность?
Ее слова были встречены полным молчанием.
— И кроме того, — продолжала Аннабел. — Как вы вообще узнаете, ее это подпись или нет? Я сама могла бы написать ее имя на титульном листе.
Миссис Каррадерс потрясенно уставилась на нее. Аннабел не могла понять, оскорблена ли дама ее вопросами или только раздосадована. Спустя несколько мгновений миссис Каррадерс решительно повернулась к мистеру Грею и сказала:
— Если вы когда-нибудь снова встретите набор ее романов с автографами или даже одну такую книжку, пожалуйста, купите ее, и я тут же возмещу вам ее стоимость.
— Это доставит мне удовольствие, — пробормотал он.
Миссис Каррадерс кивнула и отошла от них. Наблюдая за ее поспешным уходом. Аннабел задумчиво промолвила:
— Кажется, я ей не понравилась.
— Я тоже так думаю, — согласился он.
— Однако я все-таки полагаю, что мой вопрос о ценности такой подписи был вполне разумным, — сказала Аннабел.
Он улыбнулся:
— Я начинаю понимать ваше настойчивое желание, чтобы люди говорили друг другу только то, что они думают на самом деле.
— По-вашему, это плохо? — удивленно воскликнула она.
Он вздернул бровь, и хотя это движение было притушено его черной глазной повязкой, оно тем не менее выглядело весьма вызывающе.
— Поймите, — настаивала Аннабел после небольшой паузы, — это просто проявление здравого смысла. Только подумайте, сколько недоразумений можно было бы избежать, если бы люди всегда были откровенны друг с другом, а не говорили что-либо кому-то, кто может передать это кому-то еще, а тот, в свою очередь…
— Вы смешиваете два понятия, — прервал ее он. — Первое — это изощренная проза, а второе — просто сплетня.
— И то и другое — хитрости, которые только усложняют жизнь.
Он покровительственно посмотрел на нее сверху вниз:
— Вы слишком строги к своим собратьям-людям, мисс Уинслоу.
Она пожала плечами:
— Я вовсе не думаю, что требую слишком многого.
Он медленно кивнул:
— И все же, по правде говоря, я предпочел бы, чтобы мой дядя не произнес в прошлую среду то, что думал на самом деле.
Аннабел нервно глотнула, ощущая легкую тошноту… и, безусловно, чувствуя себя виноватой.
— Но, пожалуй, я ценю его честность. Разумеется, с чисто философской точки зрения. — Он одарил ее своей характерной полуулыбкой. — Впрочем, с практической точки зрения думаю, что без черной глазной повязки я гораздо красивее.
— Мне очень жаль, — сказала она. Это был не совсем правильный отклик на случившееся, но ничего лучшего она не могла придумать. По крайней мере, это прозвучало вежливо.
Он отмахнулся от ее извинения.
— А вообще-то новые впечатления полезны для души. Теперь я точно знаю, что чувствуешь, получая удар в лицо.
— И какие же новые познания получила при этом ваша душа? — с сомнением поинтересовалась она.
Он пожал плечами, продолжая оглядывать толпу:
— Никогда не предугадаешь, какие знания потребуются, чтобы суметь это описать.
Аннабел подумала, что это очень странное утверждение, но решила промолчать.
— Кроме того, — бодро продолжал он, — если бы не подобные недоразумения, нам бы точно не хватало многих великих произведений литературы.
Она вопросительно посмотрела на него.
— Что было бы с Ромео и Джульеттой?
— Они остались бы живы.
— Верно, однако подумайте о тех многих часах наслаждения искусством, которых лишился бы мир.
Аннабел улыбнулась. Не смогла удержаться.
— Я предпочитаю комедии.
— В самом деле? Они, конечно, более развлекательны. Однако тогда вы никогда не испытаете того высокого накала страстей который предоставляют нам трагедии… — И он повернулся к ней с выражением лица, к которому она уже начала привыкать: вежливой маской, которую он надевал для света, — скучающего бонвивана. И действительно, тут же, испустив притворный вздох, он сказал: — Какова была бы жизнь без этих мрачных шекспировских образов?
— По-моему, очень даже хорошая, — возразила Аннабел, подумав о недавнем крайне неприятном моменте в ее жизни, случившемся по его милости или, точнее, по милости лорда Ньюбери. Нет, она была счастлива, что с этим покончено.
— Хм-м-м… — не проговорил, а, скорее, промычал он.
Аннабел ощутила сильнейшую потребность заполнить паузу в разговоре и выпалила:
— Меня однажды назвали так: «Уинслоу, которая чаще других склонна говорить, что думает».
Это заявление сразу привлекло его внимание.
— Неужели? — Губы его смешливо дернулись. — Любопытно. А кто это был?
— Э-э… все остальные Уинслоу.
Он фыркнул.
— Видите ли, нас восемь, — объяснила она. — А с родителями — десять. Ну, теперь девять, потому что папа умер. Но этого вполне достаточно для убедительного подсчета голосов.
— Примите мои сожаления по поводу вашего отца, — промолвил он.
Аннабел кивнула, ожидая, что к горлу подступит привычный комок, но этого не случилось.
— Он был хорошим человеком, — тихо произнесла она.
Он кивнул, соглашаясь, затем поинтересовался:
— Какие еще титулы вы заслужили?
Она с виноватым видом поморщилась:
— «Уинслоу, которая вероятнее всех заснет в церкви».
Он громко расхохотался.
— Тише, на нас смотрят, — отчаянно прошептала она.
— Не обращайте внимания. В конце концов, это пойдет вам на пользу.
Пожалуй, он прав. Аннабел смущенно улыбнулась. Ведь все это входило в разыгрываемый ими спектакль. Не так ли?
— Как-нибудь еще? — осведомился он. — Хотя вряд ли что-то можно придумать лучше этого последнего титула.
— Я была третьей в конкурсе на звание «Уинслоу, которая может обогнать индюка».
На этот раз он не рассмеялся, но это явно потребовало от него титанических усилий.
— Да, вы сельская девушка, — только и произнес он.
Она кивнула.
— А что, обогнать индюка очень трудно?
— Не для меня.
— Продолжайте, — настаивал он. — Я нахожу ваш рассказ захватывающим.
— Все так, — вздохнула она. — У вас явно нет братьев и сестер.
— Я никогда так остро не ощущал этой нехватки до сегодняшнего вечера. Только подумайте, каких титулов я мог бы удостоиться.
— «Грей, более других способный захватить пиратский корабль»? — предложила она, кивая на его черную глазную повязку.
— Ну, это, пожалуй, чересчур. Я слишком изыскан для пиратства.
Она закатила глаза и продолжила:
— «Грей, более других способный заблудиться на пустоши»?
— Вы жестокая женщина. Я все время осознавал, где нахожусь. Меня можно, к примеру, назвать «Грей, более других способный выиграть состязание при игре в дартс».
— «Грей, более других склонный открыть библиотеку-читальню»? — предположила она.
Он рассмеялся.
— «Грей, более других способный опошлить оперу».
Она только рот открыла:
— Вы поете?
— Как-то попытался. — Он наклонился к ней и прошептал заговорщически: — Это был неповторимый момент. Присутствующие затыкали уши.
— Может быть, это было мудро, — пробормотала она. — Если вы хотели поберечь друзей.
— Или, по крайней мере, позволить моим друзьям сохранить слух.
Она ухмыльнулась во весь рот и поспешила продолжить шутку:
— «Грей, более других склонный написать книжку»!
Он замер на месте:
— Почему вы это сказали?
— Я… я не знаю, — пролепетала она, удивленная его реакцией. Он не разозлился, но как-то посерьезнел. — Наверное, мне подумалось, что вы очень умело, обращаетесь со словами. Разве я не говорила как-то, что вы поэт?
— Разве было такое?
— До того как узнала, кто вы, — уточнила она. — Там, на пустоши.
— A-а, верно. — Он сжал губы, задумавшись.
— И вы проявили большое внимание к «Ромео и Джульетте». К сюжету пьесы, а не к героям. К ним вы никакого сочувствия не проявили.