— Дети здоровы, — продолжил Гарри.
У Анны их было пятеро, все мальчишки, кроме младшенькой. Иногда Гарри задумывался, как сейчас выглядит его сестра. Он не видел ее со дня своего отъезда в армию.
Гарри откинулся на кресле и ждал. Чего угодно. Пусть Эдвард скажет что-нибудь, двинется, ударит кулаком в стену… С наибольшей вероятностью он ждал просьбы о деньгах, поскольку именно это, без сомнения, привело брата в кабинет. Но Эдвард молча постукивал по полу носком ботинка, то поддевая уголок темного ковра и загибая его, то вновь расправляя ударом каблука.
— Эдвард?
— Ты бы лучше прочел это письмо, — неприветливо ответил Эдвард и двинулся к выходу. — Мне сказали, что это важно.
Гарри подождал, пока брат уйдет, и взял послание военного министерства. Они редко общались с ним подобным образом. Обычно просто присылали кого-то с документами, и все. Он поддел пальцем печать, сломал ее и открыл конверт.
Письмо было коротким, всего в два предложения, и совершенно ясным. Гарри следовало немедленно явиться в Хорс Гардс
.
Он застонал. Ничто, требовавшее его личного присутствия, не оборачивалось для него добром. В последний раз его вот так срочно вызвали, чтобы заставить нянчиться с престарелой русской графиней. Ему пришлось буквально приклеиться к ней на целых три недели. Она жаловалась на жару, на еду, на музыку… Она не жаловалась только на водку, да и то потому, что привезла ее с собой.
И еще она все время его угощала. И заявляла, что тот, кто говорит по-русски так хорошо, как Гарри, просто не может пить английскую бурду. Этим она, кстати, немного напоминала ему бабушку.
Но Гарри не пил ни капли и ночь за ночью упорно выливал содержимое своей рюмки в какое-то комнатное растение.
Удивительно, но растению это пошло на пользу. Возможно, лучшим во всем задании был момент, когда дворецкий, нахмурившись, оглядел это ботаническое чудо и произнес:
— Не думал, что оно
, — ответил мистер Уинтроп, обычно осуществлявший связь Гарри с военным министерством.
У Уинтропа возможно было и имя, но Гарри о нем ничего не знал. Для Гарри он оставался просто мистером Уинтропом, среднего роста и телосложения, с обыкновенными каштановыми волосами и совершенно незапоминающимся лицом. Насколько Гарри мог судить, он никогда не покидал здания военного министерства.
— Он нам не нравится, — сказал Уинтроп почти без выражения. — Он внушает нам беспокойство.
— И что же мы думаем, он может сделать?
— Мы еще не уверены, — ответил Уинтроп, очевидно не уловив сарказма. — Но его пребывание здесь имеет множество аспектов, ставящих его под подозрение. И самым главным из них является его отец.
— Отец?
— Иван Александрович Гомаровский. Ныне покойный. Он поддерживал Наполеона.
— И принц все еще занимает видное место в русском обществе?
Гарри трудно было в это поверить. Со времен похода французов на Москву прошло уже девять лет, но франко-российские отношения до сих пор оставались, в лучшем случае, натянутыми. Царю и его людям совершенно не понравилось наполеоновское нашествие. Французам тоже было что вспомнить: унижения и бедствия отступления долго еще не сотрутся из их памяти.
— Предательская деятельность его отца так и не была раскрыта, — объяснил Уинтроп. — Он умер в прошлом году естественной смертью, и его до сих пор считают верным слугой царя.
— А откуда мы узнали, что он предатель?
Уинтроп отмел этот вопрос широким взмахом руки:
— У нас свои источники.
Гарри решил просто принять это как данность, поскольку непохоже было, что ему скажут что-нибудь еще.
— Нас так же насторожило время, выбранное принцем для своей поездки. Три известных сторонника Наполеона — двое из них британские граждане — вчера прибыли в город.
— Вы позволяете предателям гулять на свободе?
— Часто нам выгодно позволять оппозиционерам думать, что они в безопасности. — Уинтроп наклонился вперед, упершись ладонями в стол. — Бонапарт болен, возможно, смертельно. Он тает, как свеча.
— Бонапарт? — с сомнением спросил Гарри.
Он однажды видел корсиканца. Издали, конечно. Бонапарт был коротышкой, но с весьма выдающимся животом. Трудно было представить его худым и костлявым.
— Нам стало известно, — Уинтроп долго рылся в бумагах на столе, пока наконец не нашел нужную, — что брюки ему пришлось ушивать почти на двенадцать сантиметров.
Вот тут Гарри удивился. Воистину, никто не мог обвинить военное министерство в невнимании к деталям.
— Он не убежит со Святой Елены, — продолжил Уинтроп. — Но мы должны сохранять бдительность. Все еще могут найтись желающие устроить заговор, прикрываясь его именем. И мы думаем, что принц Алексей может оказаться из их числа.
Гарри вздохнул. Громко и раздраженно, поскольку хотел показать Уинтропу насколько ему не хочется быть втянутым ни во что похожее. Ради всего святого, он переводчик! Ему нравятся слова. Бумага. Чернила. Ему не нравятся русские принцы, и он совершенно не хочет провести ближайшие три недели, изображая, что он от них без ума.
— Чего вы требуете от меня? — спросил он. — Вам известно, что я не участвую в шпионаже.
— Мы и не хотим вовлекать вас в шпионаж, — ответил Уинтроп. — Мы слишком ценим ваши лингвистические способности, чтобы заставлять вас прятаться по темным закоулкам с риском, что вас застрелят.
— Что-то не верится, что вам тяжело находить шпионов, — пробормотал Гарри.
И снова сарказм пропал втуне.
— Ваше знание русского языка и положение в высшем обществе делает вас идеальным кандидатом для слежки за принцем Алексеем.
— Я не часто выхожу в свет, — напомнил Гарри.
— Да, но вы можете.
Слова Уинтропа прорезали пространство комнаты, подобно мечу. Гарри прекрасно знал, что в военном департаменте служил лишь один человек, чье знание русского языка можно было сравнить с его собственным. И помнил, что отцом Джорджа Фокса был хозяин гостиницы, женившийся на русской девушке, которая приехала в Англию в качестве служанки при каком-то дипломате. Фокс был отличным парнем, умным и храбрым, но он никогда не получит доступа к кругам, в которых вращается принц. На самом деле Гарри не уверен, что это получится у него самого.
А вот у Себастьяна, с его возможным будущим графством, может получиться. И, говоря по совести, Гарри и раньше, бывало, к нему примазывался.
— Мы не просим вас предпринимать никаких действий, — продолжил Уинтроп, — хотя, зная о вашем опыте при Ватерлоо, мы уверены, что вы оказались бы на высоте.
— Я покончил с драками, — предостерегающе заявил Гарри.
Он не лгал. Службы на континенте хватило ему с лихвой. Он больше не хотел хвататься за саблю.
— Нам это известно. Именно поэтому мы просим вас только приглядывать за ним. Слушать его разговоры, когда это возможно. Докладывать нам обо всем, что покажется подозрительным.
— Подозрительным, — эхом повторил Гарри.
Они что, считают, что принц примется разглашать секреты прямо в Олмаксе? В Лондоне, конечно, мало кто говорит по-русски, но принц, без сомнения, не может быть настолько глуп, чтобы решить, будто вокруг никто не сможет его понять.
— Это распоряжение Фицуильяма, — тихо добавил Уинтроп.
Гарри резко поднял на него глаза. Фицуильям был главой военного министерства. Неофициально, конечно. Официально его вообще не существовало. Гарри не знал его настоящего имени и не был уверен, что знает, как этот человек выглядит. Они встречались всего дважды, и оба раза его внешность была так сильно изменена, что Гарри не мог сказать, где кончаются его настоящие черты и начинается грим.
Зато он точно знал, что приказы Фицуильяма должны исполняться беспрекословно.
Уинтроп взял со своего стола папку и протянул Гарри.
— Прочтите. Это досье принца.
Гарри взял папку и начал вставать, но Уинтроп остановил его: