— Это показалось мне вежливым.
В ближайшие недели ему придется проводить с ней много времени. А если не непосредственно с ней, то в ее присутствии. Он больше не подозревал, что она следила за ним по неким зловещим причинам. На самом деле, он вообще никогда этого не подозревал, но ведь глупо было бы не удостовериться. А ее история про мертвую fiancйe настолько нелепа, что не может быть выдумкой. Именно по такой причине скучающая дебютантка и может начать слежку за соседом.
Не то, чтобы он был знаком с толпами скучающих дебютанток.
Но подозревал, что скоро с ними познакомится.
Он улыбнулся. Он наслаждался ее обществом гораздо больше, чем рассчитывал.
Она выглядела так, будто вот-вот закатит глаза, и ему почему-то хотелось, чтобы она это сделала. Ему гораздо больше нравилось, когда лицо ее было подвижно, переполнено эмоциями. На музыкальном вечере у Смайт-Смитов она выглядела холодной и бесконечно бесстрастной. Лицо ее что-то выражало только во время нескольких вспышек буйного гнева.
Это задело его. Проникло в его кровь и жгло изнутри, как неутолимый зуд.
Она предложила еще чаю, и он согласился, странно довольный, что может продлить визит. Однако когда она подавала ему чашку, дворецкий снова вошел в комнату, неся серебряный поднос.
— Леди Оливия, — произнес он. — Корреспонденция для вас.
Дворецкий склонился так, чтобы леди Оливия смогла взять с подноса карточку, походившую на приглашение: большую и яркую, с лентой и печатью.
С печатью?
Гарри слегка изменил положение, пытаясь получше все рассмотреть. Неужели, печать царского дома? Эти русские так любят внешние атрибуты власти. Британцы, по всей видимости, тоже, но сейчас это не важно. Король Георг за ней не ухаживает.
Она мельком взглянула на карточку, потом положила ее на столик рядом с собой.
— Вы не хотите прочесть?
— Уверена, она может подождать. Мне не хотелось бы вести себя невежливо.
— Не обращайте на меня внимания, — успокоил он и указал на карточку: — Выглядит интригующе.
Она несколько раз моргнула и с любопытством посмотрела сперва на карточку, потом на него.
— Очень большая, — пояснил Гарри, чувствуя, что в первый раз неудачно выбрал определение.
— Я знаю, от кого она, — ответила Оливия, и было видно, что это знание ее ничуть не впечатляет.
Он слегка дернул головой, надеясь, что это движение послужит вопросом, задавать который вслух было явно невежливо.
— О, отлично, — пробурчала она, поддевая печать пальчиком. — Если Вы настаиваете.
Он ни в малейшей степени не настаивал, но не собирался ни говорить, ни делать ничего, что могло заставить ее изменить свои намерения.
Он просто терпеливо наблюдал, как она читает, и наслаждался игрой эмоций на ее лице. Она один раз закатила глаза, издала слабый, но раздраженный вздох и, наконец, застонала.
— Неприятные новости? — вежливо поинтересовался Гарри.
— Нет, — ответила она. — Просто приглашение, которое я предпочла бы отклонить.
— Так отклоните.
Она натянуто улыбнулась. Или, уныло. Он не понял.
— Это, скорее, приказ, — ответила она.
— Да, ладно вам. Кто же это имеет право приказывать несравненной леди Оливии Бевелсток?
Она, молча, протянула ему приглашение.
Глава 8
Ни один вариант не выглядел чрезмерно привлекательным. Соблазнение — по понятным причинам, а брак потому что… в общем, по целому ряду причин.
Они там, в России, пьют чай? Она посмотрела на сэра Гарри, все еще разглядывавшего карточку. Ей почему-то казалось, что он должен знать. Он много путешествовал, во всяком случае, насколько этого требовали нужды армии, и он сам любит чай.
А ведь ее список еще даже не касался тех аспектов брака с принцем, что связаны с титулом. Протокол. Этикет. Все это звучало настоящим кошмаром.
Кошмаром в сверх-холодном климате.
Честное слово, ей начинало казаться, что соблазнение — все же меньшее из двух зол.
— Не думал, что вы вращаетесь в столь элитных кругах, — заметил сэр Гарри, закончив изучать приглашение.
— Вовсе нет. Я встречала его только дважды. Нет. — Она постаралась получше вспомнить несколько прошедших недель. — Трижды. И все.
— Видимо, вы произвели на него глубочайшее впечатление.
Оливия слабо вздохнула. Она знала, что понравилась принцу. За ней ухаживало достаточно молодых людей, чтобы она научилась распознавать такие вещи. Она пыталась насколько возможно вежливо показать, что не испытывает ответного интереса, но не могла прямо его отвергнуть. В конце концов, он ведь был принцем. Ей совершенно не улыбалось стать причиной охлаждения отношений между двумя государствами.
— Вы пойдете? — спросил Гарри.
Оливия скривилась. Принц, по всей видимости, незнакомый с английскими традициями, согласно которым именно джентльменам предписывалось навещать леди, а не наоборот, попросил ее нанести ему визит. Он пошел еще дальше и уточнил время: через два дня в три часа пополудни. Это заставило Оливию почувствовать, что принц достаточно вольно трактует слово «просить».
— Не думаю, что могу отказаться, — вздохнула она.
— Нет. — Гарри снова взглянул на приглашение и покачал головой. — Вы не можете.
Она снова застонала.
— Большинство женщин чувствовали бы себя польщенными.
— Я тоже так думаю. То есть, да, конечно, это лестно. Он ведь действительно принц.
Она попыталась придать своему голосу хоть немного энтузиазма, но результат не впечатлил даже ее саму.
— Но вы все равно не хотите идти.
— Это будет не визит, а сплошные неприятности. — Она взглянула ему прямо в глаза. — Вы были когда-нибудь представлены при дворе? Нет? Это ужасно.
Он рассмеялся, но она уже не могла остановиться:
— Платье надо надевать такое, знаете, с фижмами и кринолином, хотя такие уже лет сто никто не носит. Приседать в реверансе можно лишь на строго определенную глубину, и Боже вас сохрани улыбнуться в неудачный момент.
— Мне почему-то не кажется, что принц Алексей ждет, что вы облачитесь в кринолин и фижмы.
— Я и сама знаю, что не ждет. Но все равно все будет до абсурдного формально, а я ничегошеньки не знаю о правилах русского этикета. А это значит, моя матушка настоит на том, чтобы найти учителя, хотя ума не приложу, где она его отыщет за столь короткий срок. И я проведу ближайшие два дня, разучивая, как принято делать реверансы в России, и на какие темы там не следует говорить в обществе, и… ох!
Она остановилась на этом «ох», поскольку, по правде говоря, от всех этих разговоров у нее разболелся живот. Нервы. Нервы, без сомнения. Она ненавидела нервы.
Оливия посмотрела на сэра Гарри. Он сидел совершенно неподвижно, с непроницаемым выражением лица.
— Вы не собираетесь убеждать меня, что все будет не так уж страшно?
Он покачал головой.
— Нет. Это и впрямь будет ужасно.
Она сгорбилась в кресле. Ее матушка вышла бы из себя, увидев, как она сидит в присутствии джентльмена. Но он сам виноват. Он что, не мог ей солгать и пообещать, что она отлично проведет время? Если бы он соврал, она до сих пор сидела бы прямо.
И если ей становится легче, когда она кого-то обвиняет — ну и пусть.
— По крайней мере, у вас есть еще несколько дней на подготовку, — успокоил Гарри.
— Всего два, — мрачно отозвалась Оливия. — И, похоже, сегодня я его тоже увижу.
— Сегодня?
— На балу у Моттрамов. Вы идете? — Она тут же махнула рукой. — Ну, конечно же, не идете.
— Прошу прощения?
— Ох. Извините. — Она почувствовала, что краснеет. Как глупо получилось. — Я просто имела в виду, что вы не выходите в свет. Не то, чтобы не можете. Просто предпочитаете этого не делать. Во всяком случае, мне кажется, что не выходите именно поэтому.
Он смотрел на нее так долго и невыразительно, что она вынуждена была продолжить:
— Я следила за вами целых пять дней, помните?
— Этого я никогда не забуду. — Потом он, видимо, сжалился над ней, потому что не стал развивать тему дальше, а просто сказал: — Так случилось, что я как раз собирался на бал к Моттрамам.
Она улыбнулась, сама пораженная радостному трепету, поднявшемуся в ней от этих слов.
— Тогда до встречи на балу.