— Вы часто выдумываете слова?
Он скромно пожал плечами:
— Я пытаюсь себя сдерживать.
Грейс недоверчиво прищурилась.
— Правда-правда, — возмутился мистер Одли. Он прижал руку к груди, словно его только что ранили в самое сердце, но глаза его смеялись. — Почему мне никто не верит, когда я называю себя честным, добропорядочным джентльменом, готовым неукоснительно соблюдать все существующие правила морали?
— Возможно, потому что при знакомстве вы приказали этим милым людям выйти из кареты, угрожая пистолетом?
— Не исключено, — признал мистер Одли. — Но это придает отношениям живость и остроту, разве нет?
В его изумрудных глазах плясали насмешливые искры, и Грейс почувствовала, как губам вдруг стало щекотно. Ей захотелось рассмеяться. Совсем как в те времена, когда родители были еще живы, а она сама, свободная, счастливая и беспечная, не знавшая, что такое горечь утраты, зависимость и унижение, любила выискивать комичное в самых обыденных вещах и потешаться над несуразностями жизни.
Грейс показалось, что в ней пробуждается та юная девушка. Это было чудесно, восхитительно. Ей захотелось поблагодарить мистера Одли, но она понимала, что будет выглядеть на редкость глупо. Поэтому Грейс нашла другой выход.
Она извинилась.
— Простите, — произнесла она, остановившись у подножия лестницы.
Мистер Одли недоуменно поднял брови:
— Вы просите прощения?
— Да. За… сегодняшнее.
— А, за похищение. — Он снисходительно усмехнулся, казалось, разговор его забавляет.
— Я не хотела, — с горячностью заявила Грейс.
— Но вы были в карете, — возразил мистер Одли. — Уверен, любой суд признал бы вас соучастницей преступления.
Нет, это уж слишком, решила Грейс.
— Полагаю, этот же самый суд еще утром отправил бы вас на виселицу за то, что вы наставили заряженный пистолет на герцогиню.
— Тс-с, я же говорил вам, что за это не вешают.
— Нет? — отозвалась Грейс, удачно копируя тон мистера Одли. — А следовало бы.
— Вы так думаете?
— Если существует слово «правдонравие», то тому, кто приставил пистолет к груди герцогини, полагается виселица.
— Быстро же вы нашлись, — восхищенно улыбнулся мистер Одли.
— Спасибо, я давно не упражнялась в пикировке, — призналась Грейс.
— Да. — Разбойник бросил взгляд в сторону гостиной, где, наверное, по-прежнему восседала на софе герцогиня. — Она превратила вас в молчунью, верно?
— Говорливость — неподходящее качество для служанки.
— Так вот кем вы себя считаете? — Мистер Одли посмотрел Грейс в глаза так пристально, что она невольно отступила на шаг. — Служанкой?
Грейс повернулась к лестнице. Что бы ни прочел по ее лицу мистер Одли, она вовсе не была уверена, что хочет об этом знать.
— Нам не стоит задерживаться. — Грейс поднялась на ступеньку, знаком приглашая его последовать за ней. — Синяя шелковая спальня очень красива и удобна. Она особенно хороша в утреннем освещении. Внутреннее убранство просто великолепно. Уверена, вам понравится.
Грейс несла сущую чушь, но мистер Одли любезно воздержался от насмешек.
— Не сомневаюсь, что эта комната намного лучше моих нынешних апартаментов.
Она удивленно покосилась на него.
— О, а я думала… — Грейс смущенно осеклась. Выходило, что она считает мистера Одли бездомным бродягой.
— Приходится жить в почтовых гостиницах и ночевать под открытым небом. — Джек притворно вздохнул. — Такова разбойничья доля.
— И вам это нравится? — живо отозвалась Грейс, поражаясь собственной смелости и жгучему любопытству.
Мистер Одли добродушно усмехнулся:
— Грабить кареты?
Грейс кивнула.
— Это зависит от того, кто сидит в карете, — мягко пояснил он. — Я получил огромное удовольствие, не ограбив вас.
— Не ограбив меня? — Грейс резко обернулась. Лед, уже давший трещину, был окончательно сломлен.
— Я ведь ничего не взял у вас, разве нет? — заметил мистер Одли, изображая полнейшую невинность.
— Вы украли у меня поцелуй.
— Неправда. — Он наклонился вперед и добавил с беспримерным нахальством: — Вы мне его подарили.
— Мистер Одли…
— Я бы хотел, чтобы вы звали меня Джеком.
— Мистер Одли, — повторила Грейс, — я не… — Она торопливо огляделась и понизила голос до чуть слышного шепота: — Я не… делала того, о чем вы сказали.
Он лениво улыбнулся:
— С каких это пор «поцелуй» считается таким опасным словом?
Грейс плотно сжала губы, понимая, что у нее нет ни единого шанса взять верх в разговоре.
— Ладно, — неожиданно покладисто согласился мистер Одли. — Я больше не стану вас мучить. — Грейс сочла бы этот жест великодушным и благородным, если бы он тут же не добавил: — Сегодня.
И даже после этого Грейс улыбнулась. В присутствии мистера Одли невозможно было не улыбаться.
Они перешли в холл верхнего этажа, и Грейс повернула в сторону хозяйских покоев, где располагалась синяя спальня. Теперь они двигались молча, и у Грейс было достаточно времени, чтобы поразмышлять о джентльмене, шедшем рядом.
Она не видела ничего ужасного в том, что мистер Одли так и не окончил университет. Он производил впечатление человека умного и образованного, с великолепной речью и редкостным обаянием. Наверняка при желании он нашел бы себе какое-нибудь доходное место. Грейс не смела спросить, почему он стал грабителем, хотя ей страстно хотелось это знать. Однако непродолжительное знакомство с мистером Одли не позволяло задавать ему столь личные вопросы.
Положение показалось Грейс комичным. Кто бы мог подумать, что она станет тщательно следить за манерами и заботиться о приличиях, имея дело с вором?
— Сюда. — Она указала на левый коридор, прежде чем свернуть.
— А кто спит там? — поинтересовался мистер Одли, вглядываясь в противоположный конец холла.
— Его светлость.
— Ах, его светлость, — угрюмо бросил он.
— Он достойный человек, — заявила Грейс, почувствовав себя обязанной вступиться за Томаса. Возможно, он действовал не совсем так, как подобает, но это легко понять. С самого рождения его воспитывали как будущего герцога Уиндема. И вот теперь благодаря нелепому капризу судьбы он вдруг узнает, что, возможно, ему предстоит превратиться в обыкновенного мистера Кавендиша.
Если у мистера Одли выдался трудный день, то бедняге Томасу пришлось куда тяжелее.
— Да вы в восторге от этого вашего герцога, — проговорил мистер Одли.
Грейс толком не поняла, был ли это вопрос. Пожалуй, нет, решила она. Во всяком случае, мистер Одли говорил с ней сухим тоном, словно с наивной простушкой.
— Герцог — достойный человек, — твердо повторила Грейс. — Вы согласитесь со мной, когда лучше его узнаете.
Мистер Одли насмешливо фыркнул:
— Сейчас вы говорите в точности как служанка. Вышколенная, преданная служанка. — Грейс сердито нахмурилась, но мистер Одли и бровью не повел. — Вы собираетесь защищать и герцогиню тоже? — осведомился он с веселой ухмылкой. — Хотел бы я услышать ваши аргументы. Мне жутко любопытно, как вы с этим справитесь, не каждый отважится на подобный подвиг.
Едва ли мистер Одли ожидал от нее ответа, и Грейс промолчала. Правда, ей пришлось отвернуться, чтобы он не заметил ее улыбки.
— Сам я не справился бы с ролью ее адвоката, — продолжал он, — хотя мне говорили, что я на редкость красноречив. — Он доверительно наклонился вперед, словно хотел открыть Грейс какой-то важный секрет. — Ведь в моих жилах течет ирландская кровь.
— Вы один из Кавендишей, — напомнила ему Грейс.
— Только наполовину. Слава Богу.
— Они не так уж плохи.
Мистер Одли горько усмехнулся:
— Не так уж плохи? Вот и вся ваша хваленая защита?
Грейс силилась возразить, но, как назло, в голову ничего подходящего не приходило.
— Герцогиня готова отдать жизнь за семью, — растерянно пролепетала она.
— Жаль, что она этого не сделала.
Грейс невольно вздрогнула.
— Вы говорите в точности как герцог.
— Да, я заметил, бабушка и внук питают трогательную, нежную привязанность друг к другу.
— Вот мы и пришли. — Грейс толкнула дверь синей шелковой спальни и отступила на шаг. Она не собиралась следовать за джентльменом в его комнату. Это было бы неприлично.
За пять лет службы в замке Белгрейв Грейс ни разу не заходила в покои Томаса. Все ее богатство в этом мире составляли честь и безупречная репутация, Грейс дорого ценила свое доброе имя.
Мистер Одли заглянул внутрь.
— Какая синяя, — заметил он.
Грейс не смогла сдержать улыбку.
— И шелковая.
— Действительно. — Он переступил порог. — Вы не зайдете?
— О нет.
— Я и не надеялся, что вы согласитесь. Жаль. Придется мне слоняться здесь одному. В одиночку наслаждаться этим синим шелковым великолепием.