– Он... Почему ты смотрела на его лодыжки?
– Больше смотреть было не на что. – Гиацинта отдала ридикюль с итальянским дневником служанке.
– Отнеси, пожалуйста, это в мою комнату. Подождав, пока служанка уйдет, Вайолет сказала:
– В гостиной есть для тебя чай, и я не вижу ничего необычного в лодыжках Рентона.
– Значит, тебе нравятся толстые лодыжки, мама, – пожала плечами Гиацинта.
– Гиацинта!
Тяжело вздохнув, девушка поплелась вслед за матерью в гостиную.
– Мама, у тебя шестеро детей женаты и замужем. И все они довольны своим выбором. Почему тебе непременно хочется навязать мне неподходящего жениха?
Вайолет села и налила дочери чашку чая.
– Я ничего не навязываю, но ты могла хотя бы посмотреть...
– Мама, я...
– Или хотя бы притвориться ради меня.
Гиацинта не смогла удержаться от улыбки.
Вайолет протянула Гиацинте чашку, но потом добавила в нее еще одну ложку сахару. В семье только Гиацинта пила очень сладкий чай.
– Спасибо. – Она попробовала чай, он был не так горяч, как она любила, но девушка все же его выпила.
– Гиацинта, – начала мать таким тоном, который неизвестно почему заставлял Гиацинту чувствовать себя виноватой, – ты же знаешь, что я просто хочу видеть тебя счастливой.
– Да, я знаю.
Если бы Вайолет стремилась выдать дочь замуж из соображений социального статуса или финансового положения, ее желания можно было легко проигнорировать. Но мать любила ее и желала ей счастья, поэтому Гиацинта изо всех сил старалась поддерживать хорошее настроение матери.
– Я не требую, чтобы ты выходила замуж за человека, общество которого тебе неприятно.
– Я знаю.
– И если ты никогда не встретишь подходящего человека, я буду совершенно счастлива видеть тебя незамужней.
Гиацинта посмотрела на мать с недоверием.
– Хорошо, – поправилась Вайолет, – не совершенно счастлива, но ты знаешь, что я никогда не заставлю тебя выйти замуж за кого-либо недостойного.
– Я знаю.
– Но, дорогая, ты никогда никого не найдешь, если не будешь искать.
– Я ищу, – запротестовала Гиацинта. – Я выезжала в свет почти каждый вечер на этой неделе. Я даже была вчера на музыкальном вечере у Смайт-Смитов. На котором, смею добавить, тебя, мамочка, не было.
– У меня небольшой кашель.
Гиацинта ничего не сказала, но ее взгляд нельзя было истолковать превратно.
– Я слышала, ты сидела рядом с Гаретом Сент-Клером, – после подобающей паузы сказала Вайолет.
– У тебя везде есть шпионы?
– Это значительно облегчает жизнь.
– Для тебя, возможно.
– Он тебе понравился? – настаивала мать.
Понравился ли ей Гарет Сент-Клер? Странный вопрос. Гиацинту раздражала та снисходительная насмешливость, с которой он к ней обращался, даже после того, как она согласилась перевести дневник его бабушки. Она не могла сказать, о чем он думает, испытывала в его присутствии какое-то внутреннее беспокойство, если не сказать тревогу.
– Ну, что ты скажешь?
– Немного.
В глазах Вайолет появился нехороший блеск, напугавший Гиацинту.
– Не надо, – предупредила Гиацинта.
– Он прекрасная партия, Гиацинта.
Девушка так посмотрела на мать, словно у той вдруг выросла вторая голова.
– Ты с ума сошла? Тебе хорошо известна его репутация.
Вайолет тут же отмела это заявление.
– Никто не вспомнит о его репутации, когда вы поженитесь.
– Даже если он будет продолжать проводить время с оперными певичками и им подобными женщинами?
– А он перестанет.
– Откуда ты знаешь?
– Просто у меня такое чувство.
– Мама, – терпеливо возразила Гиацинта, – ты знаешь, что я очень тебя люблю...
– Интересно, – в задумчивости сказала Вайолет, – почему я не ожидаю ничего хорошего, когда слышу предложение, начинающееся с этих слов?
– Но ты должна простить меня, если я не соглашаюсь выходить замуж за человека только потому, что у тебя появилось чувство, будто...
Вайолет продолжала безмятежно пить чай.
– Пока я еще никогда не ошибалась.
– Мама, – Гиацинта помолчала чуть дольше обычного, чтобы выиграть время и привести в порядок свои мысли, – я не собираюсь преследовать мистера Сент-Клера. Он не тот человек, который мне подходит.
– Я не уверена, что ты узнала бы подходящего тебе мужчину, даже если бы он появился у нас на пороге верхом на слоне.
– Я бы подумала, что слон является замечательным знаком того, что мне следует поискать в другом месте.
– Гиацинта!
– Кроме того, – добавила девушка, вспомнив, с какой снисходительностью на нее всегда смотрит мистер Сент-Клер, – мне кажется, что я не очень-то ему нравлюсь.
– Чепуха, – отрезала Вайолет с решительностью наседки. – Все тебя любят.
– Нет, думаю, ты ошибаешься.
– Гиацинта, я твоя мать, и я знаю...
– Мама, ты будешь последним человеком, которому признаются в том, что меня недолюбливают.
– Тем не менее...
– Мама, – Гиацинта решительно поставила на стол чашку, – это не имеет значения. Чтобы понравиться всем, мне пришлось бы все время быть доброй, обворожительной, глупой и скучной. И что в этом хорошего?
– Ты говоришь, как леди Данбери.
– Я люблю леди Данбери.
– Я тоже ее люблю, но это не значит, что я хотела бы иметь такую дочь.
– Мама...
– Ты упрямишься, потому что Гарет Сент-Клер тебя пугает.
– Неправда.
– Уверяю тебя. – Вайолет была необычайно довольна собой. – Странно, что это раньше не пришло мне в голову.
– Не понимаю, о чем ты говоришь.
– Почему ты до сих пор не вышла замуж? Вопрос матери огорошил Гиацинту.
– Я не поняла, мама.
– Почему ты не выходишь замуж? По-моему, ты даже не хочешь выходить?
– Конечно же, хочу.
Она действительно хотела иметь детей и семью и любить их с той же настойчивостью, как и ее мать.
Но это не означало, что она была готова выйти замуж за первого встречного. Гиацинта никогда не была прагматичной, она бы согласилась выйти замуж за нелюбимого человека, если бы во всем остальном он ее устраивал. Неужели у нее такие завышенные требования? Куда подевались все истинные джентльмены?
– Мама, – мягко сказала Гиацинта, понимая, что мать желает ей только добра, – я хочу выйти замуж. Клянусь тебе! И я искала...
– Правда?
– Я получила шесть предложений, но не моя вина, что все они оказались неподходящими.
– Вот как.
Тон матери удивил Гиацинту.
– Что ты этим хочешь сказать?
– Половина из них охотилась за твоим приданым... Что касается другой половины – ты уже через месяц довела бы их до истерики.
– Какая нежность по отношению к своей младшей дочери, – пробормотала Гиацинта.
– Ах, пожалуйста, Гиацинта, ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. Ни один из них не был тебе парой.
– Именно это я и пытаюсь тебе объяснить.
– Но позволь спросить – почему твоей руки просят не те мужчины?
На это у Гиацинты не было ответа.
– Ты говоришь, что ищешь человека, который бы тебе подошел. Но дело в том, Гиацинта, что всякий раз, когда ты встречаешь мужчину, который может постоять за себя или равен тебе по уму, ты его отталкиваешь.
– Неправда, – не очень уверенно сказала Гиацинта.
– Ты их не поощряешь, и за тобой всегда последнее слово, ты всегда стремишься взять верх.
– А кто не стремится?
– Любой мужчина, равный тебе по уму, не позволит вертеть собой так, как тебе этого хочется.
– Но я вовсе не стремлюсь к этому.
Вайолет вздохнула.
– Мне бы хотелось объяснить тебе, что я чувствовала в тот день, когда ты родилась.
– Мама. – Перемена темы была неожиданной, и Гиацинта поняла – что бы ей сейчас ни сказала мать, это будет иметь для нее огромное значение.
– Это произошло вскоре после смерти твоего отца. Я была в таком состоянии, что передать тебе не могу. Бывает горе, которое просто съедает тебя. Оно тебя придавливает, и ты не можешь... – Вайолет замолчала и стиснула губы, стараясь не заплакать. – Ты ничего не можешь делать, и никакими словами это нельзя передать. Это надо самой прочувствовать.
Гиацинта кивнула, хотя вряд ли могла все понять по-настоящему.
– Я не знала, – продолжала Вайолет, – как мне к тебе относиться. У меня уже было семеро детей, но здесь случай особый. У тебя не будет отца, и я должна была заменить тебе обоих родителей.
Гиацинта молча смотрела на мать, боясь проронить хотя бы слово.
– Я была в ужасе от того, что я могу не справиться.
– Ты справилась, – прошептала Гиацинта.
– Знаю, смотри, какой ты стала красавицей.
Губы Гиацинты задрожали: девушка не знала, плакать ей или смеяться.
– Но я не об этом. Ожидая твоего рождения, я почему-то решила, что ты будешь точной копией своего отца. Я была уверена, что увижу его лицо и это будет каким-то знаком свыше.
Гиацинта затаила дыхание. Почему мать никогда ей не рассказывала об этом, а она – не спрашивала?
– Ты родилась, и тебя положили мне на руки, но в твоем облике было больше моего, чем твоего отца. И вдруг – О Боже, я помню, как будто все это было вчера – ты посмотрела мне в глаза и дважды мигнула.