Граф, в бриджах и твидовой куртке, стоял у входа, держа в руке галстук. Он смотрел на Джейн упорно, не мигая, настойчиво.
– Папа! – закричал Чед, бросаясь к отцу и обнимая его.
– Папа! – заверещала Николь, подражая брату. И замахала лентой, зажатой в пухлом кулачке.
Граф, глядя только на Джейн, погладил сына по голове. Наконец он перевел взгляд.
– Привет, сынок.
– Хочешь послушать сказку? – горячо спросил Чед. Держа руку на волосах сына, граф посмотрел на Джейн, и на этот раз в его глазах был вопрос.
Джейн, сидевшая на диване с поджатыми ногами, обняла Николь и улыбнулась.
– Пожалуйста, побудь с нами.
Граф шагнул вперед. Сняв куртку, он бросил ее на кресло, откуда она, само собой, тут же свалилась на пол. Чед радостно прыгал вокруг отца, потом наконец вернулся на свое место, у ног Джейн. Граф опустился на диван совсем рядом с подогнутыми коленями жены.
Они посмотрели друг на друга.
Сердце Джейн, подскочив, забилось где-то у самого горла. Ей хотелось коснуться мужа, наклониться и поцеловать его в щеку… но она не осмелилась.
– Привет, солнышко, – ласково сказал граф счастливой Николь. Он посадил ее к себе на колени, и малышка радостно завизжала.
– Она любит своего папу, – заметила Джейн, с трудом справляясь с сердцебиением.
Граф был так огромен, что диван сразу показался маленьким и тесным для двоих. Его бедро коснулось колена Джейн.
Граф улыбнулся такой редкой для него искренней, доброй улыбкой. На его щеках появились ямочки.
– Да, любит, – сказал он, и его серебристые глаза снова остановились на Джейн. Джейн знала, что он думает о прошедшей ночи… как и она.
– Джейн, – дернул ее за юбку Чед, – давай читать, ты что, забыла про сказку?
Джейн, усмехнувшись, взъерошила его волосы и раскрыла книгу. И стала читать.
Глава 44
Джейн протянула Томасу свой плащ. И негромко спросила:
– Граф дома?
Томас чуть заметно улыбнулся:
– Он в библиотеке, миледи.
Сердце Джейн радостно запело. Пытаясь никак внешне не проявить своего удовольствия, она поправила уложенные в узел волосы, разгладила шелковый лиф платья. На ней был изумрудно-зеленый туалет, который, как прекрасно знала Джейн, особенно хорошо подчеркивал ее цвет лица и фигуру; она поспешила в кабинет графа. Граф сидел на диване с газетой в руках; рядом на столике стоял графин с виски, лежала в пепельнице дымящаяся сигара. Джейн пришла в окончательный восторг, увидя, что граф одет в брюки и кашемировую домашнюю куртку – а ведь ни один джентльмен не наденет такую куртку, если собирается выйти из дома.
Ник поднял голову, и в его серебристых глазах вспыхнуло пламя.
– Добрый вечер, – сказала Джейн, внезапно занервничав.
– Добрый вечер, – ответил он. – Голос его звучал вежливо, но глаза горели. Он пожирал Джейн взглядом, он рассматривал ее с головы до ног и, наконец, уставился на грудь, дерзко выглядывающую из глубокого декольте. И отложил газету. – Как прошел спектакль?
– Замечательно, – сказала она. – Ты никуда не собираешься?
Он чуть заметно улыбнулся.
– Сегодняшние приглашения показались мне слишком неинтересными. – Его взгляд стал еще острее.
Джейн с трудом удалось скрыть восторг.
– Можно мне… – она смущенно показала на столик.
– О, конечно. – Граф мгновенно вскочил. – Шерри?
– Это было бы замечательно, – сказала Джейн, направляясь к дивану. Граф поспешил налить для нее бокал. Джейн грациозно села, выбрав место в середине дивана, но и не на самом краю. Граф вернулся, протянул ей бокал и сел – почти в середине дивана, почти коснувшись ее юбки.
– Попросить Томаса подать нам ужин?
– А ты еще не ужинал? – Джейн была удивлена и осмелилась предположить, что граф ждал ее.
Щеки Ника чуть порозовели.
– Я зачитался, – неубедительно объяснил он. – Просто забыл о еде.
– Я просто умираю от голода, – соврала Джейн. У нее не было ни малейшего аппетита, но она не сомневалась, что в компании графа ей захочется есть.
Граф встал и позвонил, а когда появился Томас, распорядился подать ужин в кабинет. Томас удалился, даже не пытаясь скрыть свою радость. Джейн понемножку прихлебывала шер-ри, глядя в пол и чувствуя напряжение во всем теле.
Граф пил виски. Похоже, оба они не могли найти подходящую тему для разговора.
– А ты… – начала было Джейн.
– А было… – одновременно произнес граф.
Они оба улыбнулись, и каждый ждал, что скажет другой.
– Ну?.. – сказал граф.
– Твое деловое свидание прошло успешно? – спросила Джейн.
– Да. Я вложил деньги в Вест-Индскую компанию.
– О! А чем они торгуют?
– Специями, шелком, коврами, всякой экзотикой, – объяснил граф.
И снова повисло молчание, не менее неловкое. Граф осторожно нарушил его.
– Как прошел спектакль? Джейн вздохнула.
– Зал уже не был полон. Едва на две трети. – Она поставила бокал. – Новизна исчезла, и, боюсь, пьеса скоро сойдет со сцены.
– Мне очень жаль, – сказал он.
Джейн передернула плечами:
– Таков театральный бизнес. Каждый спектакль живет определенное время – мы говорим, «стоит на ногах». Полагаю, мы тогда поедем в Драгмор?
– Да, я на это рассчитывал. Если только у тебя нет каких-то причин остаться в Лондоне.
Джейн представила себе жизнь в Драгморе – вдали от света, вдали от чудовищных сплетен, вдали от Амелии и ей подобных… и ей вдруг страстно захотелось поскорее уехать. Они будут жить там своей семьей – она, граф и дети. Она готова была отправиться в Драгмор прямо завтра.
– Нет, у меня нет таких причин, – сказала она, намеренно скрывая радость. – Я ведь обещала тебе, к тому же в Драгморе так хорошо. И это полезно для детей.
– Да, – согласился граф. – Я тоже так думаю.
Они осторожно посмотрели друг на друга. Потом их взгляды стали смелее. И от горячего блеска глаз Ника у Джейн перехватило дыхание, сердце сжалось в груди. Он мягко сказал:
– В этом платье ты выглядишь потрясающе.
Джейн хотела поблагодарить его, но в это мгновение появился Томас, кативший перед собой столик с ужином. Серебряные блюда под крышками сверкали, искрился хрусталь. Граф подвел Джейн к столу и придвинул для нее стул. Улыбнувшись ее удивлению, он, усадив жену, сел сам. И жестом показал Томасу, что тот может разливать вино и наполнять тарелки.
А сам неотрывно смотрел на Джейн.
Джейн была прекрасна, и в этот вечер сильнее чем когда-либо в ней ощущались и невинность, и чувственность, и это странное сочетание притягивало и завораживало. Графу совсем не хотелось ужинать. Ему хотелось лишь одного: смотреть на Джейн, слушать ее голос, быть с ней рядом.
Ее образ преследовал его весь день.
И он ежеминутно вспоминал об их страстной ночи.
Граф и не думал о том, чтобы куда-нибудь отправиться этим вечером. Это было невозможно, потому что и его мысли, и всю его душу заполнила Джейн. Он надеялся, что из «Критериона» она приедет прямо домой и с трудом сумел скрыть радостное возбуждение, когда так оно и случилось. Может быть, она, как и он сам, хотела побыть вдвоем?
А вдруг она позовет сегодня его к себе в спальню?
Он страстно желал ее, даже сейчас, сидя за столом, и лежавшая на его коленях салфетка не могла прикрыть его возбуждения. Граф рад был бы умереть тысячу раз за то, чтобы еще раз очутиться в ее объятиях. Весь день его терзала мысль о том, что Джейн может вдруг вспомнить об их «соглашении». Насчет отдельных спален. И настолько боялся услышать ее ответ, что и не пытался спрашивать.
Граф знал, что это эгоистично с его стороны, но ему очень хотелось, чтобы пьеса, в которой играла Джейн, сошла со сцены, и поскорее. Ему хотелось забрать свою семью – своих детей и жену – и отправиться в мирное уединение Драгмора, чтобы наслаждаться там жизнью с ними, с ней. Мысль о сельской жизни волновала Ника.
Но все же он пытался отогнать ее, потому что хотел, чтобы Джейн была счастлива, а ее счастьем была сцена.
Граф попытался проглотить хоть кусок. Ему это удалось лишь с большим трудом, и он заметил, что аппетит Джейн тоже не слишком хорош. Граф старался не думать о том, что может произойти после ужина. Но в его голове сами собой рождались разные картины…
… Они поднимаются наверх, останавливаются у двери ее спальни, она желает ему спокойной ночи – и уходит, оставив его в коридоре…
… Она останавливается у двери, краснеет, не в силах поднять на него взгляд, и ее голос, низкий и робкий, звучит почти неслышно, когда она спрашивает, не хочет ли он войти…
… Или, еще лучше, она смотрит на него прямо, дерзко и призывно, предлагая вновь разделить с ней то чувственное наслаждение, которое они уже познали, и им не нужно слов. И он входит в спальню следом за ней, принимая ее молчаливое приглашение, и яростно впивается в нее…
Граф неловко передвинулся на стуле, чувствуя явное неудобство. Им не следовало слишком быстро заканчивать ужин. Граф просто боялся его окончания, боялся самого себя, боялся возможного отказа.