– Береника! – позвала королева, и капитан немедленно выступила вперед.
– Что угодно, ваше величество?
– Ты самая большая из всех нас. Возбуди его, и посмотрим, из какого теста сделан этот принц, прежде чем я возьму его к себе, – скомандовала королева.
Дагон был поражен приказом Халиды. Неужели у нее действительно нет сердца?
Но он тут же понял, что именно в этом и заключались трудности, о которых упоминала Зинейда. Халида прекрасная страстная женщина, но она не наделена чувствами.
– Моя королева! – Глубокий, бархатистый мужской голос, раскатившийся по комнате, заставил женщин встрепенуться. – Позволь мне сказать слово, прекрасная королева Кавы!
– Похоже, ты уже говоришь, – сухо заметила королева, но тут же равнодушно махнула рукой.
– Вот уже три ночи я отдыхал от любовных трудов, о королева! Желание и страсть копились во мне для тебя, тебя одной. Я сын короля. И любовь моя предназначается лишь для властительницы. Для Халиды, королевы Кавы.
Сделав несколько шагов, Дагон встал на колени и, взяв подол ее платья, поцеловал.
– Ты смеешь ослушаться меня, раб? – надменно вопросила она.
– Нет, о королева. Если таково твое желание, я повинуюсь, но это все равно что лить на землю прекрасное вино. Капитан Береника прелестна, и для меня большая честь лежать под ней, но если я действительно пришелся тебе по вкусу, о королева, ты должна оставить меня себе, как и надеялась добрая госпожа Зинейда. Быть твоим рабом – огромная честь даже для королевского сына.
– Он скор на язык, – заметила Халида, отчего-то заинтригованная словами незнакомца, и с любопытством оглядела стоявшего перед ней мужчину. Странно, что этот раб столь же очарователен, сколь и дерзок. Остальные рабы были либо глупы, либо подобострастны. Некоторые, правда, вели себя откровенно вызывающе. – Прости, Береника, но, может, я отдам его тебе позже, когда он перестанет меня забавлять. Отведите его в мои покои. Потом я посмотрю, стоит ли он моего внимания. – И, подтолкнув Дагона, Халида добавила: – Если же нет, раб, утром тебя отдадут на потеху всем, кто захочет!
– И это будет справедливым наказанием, – серьезно заметил Дагон.
Халида рассмеялась:
– Придется тебе усвоить, что раб не имеет права говорить без разрешения. Не позволяй смелости затмить свои остальные достоинства, – остерегла она и обратилась к Зинейде: – Возможно, утром я поблагодарю тебя.
– Возможно, королева, – согласилась Зинейда с улыбкой и, кланяясь, удалилась из зала. – Не заигрывай с ним, – предупредила она дочь, когда они отошли на достаточное расстояние. – Не позволю, чтобы твоя похоть уничтожила мои планы! Уж слишком ты походишь на своего отца.
– Против его похоти ты никогда не возражала, матушка, – рассмеялась Береника, но тут же, став серьезной, пообещала: – Я знаю, как это важно для Кавы, и не стану вмешиваться.
– Вот и хорошо, – кивнула Зинейда и повернулась к Дагону: – Не слишком ты был почтителен к королеве! Халида отнюдь не простушка, я ведь уже объясняла!
– Мне очень стыдно, – отозвался он, лукаво блеснув синими глазами.
– Не перехитри себя, Дагон из Арамаса, – посоветовала женщина. – Возможно, я – лучший друг, который у тебя когда-либо был, но не питай иллюзий: если подведешь меня, опозоришь, я превращусь в твоего злейшего врага. Власть разлагает и портит людей, которые слишком долго ею пользуются. Кава нуждается в новой королеве, но мы не можем идти против наших традиций, ибо богиня нас накажет.
– Что, если именно богиня захотела, чтобы Халида правила все эти годы? – возразил Дагон.
– Наверное, – с улыбкой согласилась Зинейда, – но теперь ты здесь. Ты умен и красив. Как можно не влюбиться в тебя? Приложи все старания и почаще сообщай мне новости. Береника передаст мне твои слова. Но не вздумай ничего писать.
– О чем ты умолчала? – допытывался Дагон.
– Я подозреваю, что кое-кто при дворе поощряет Халиду в ее решимости остаться одинокой. Постарайся узнать, правда ли это. Никому не верь, даже самой Халиде, мой принц. А теперь иди с Береникой.
Зинейда отвернулась и поспешила по коридору.
– Похоже, твоя мать дала мне задание куда труднее, чем казалось сначала, – заметил Дагон.
– Моя мать свято привержена традициям. Я согласна с ней. Кава всегда процветала, потому что ее жители блюли правила, установленные богиней так давно, что никто этого не помнит, но изложенные в наших святых книгах, – пояснила Береника. – Мать делает все для блага Кавы. Ее поддерживает Совет королевы, иначе она не действовала бы так рьяно.
– Кто ведет хозяйство королевы? – осведомился Дагон.
– Зирас. Он охраняет королеву с тех пор, когда та лежала в пеленках. Некоторые считают, что он ее отец, но никто точно не знает. Ее растили мать и две сестры.
– Мужчина-управитель? – удивился Дагон.
– Конечно, – кивнула Береника. – У нас много слуг-мужчин. Женщины не желают обременять себя домашними заботами.
– Но ведь у твоей матери есть служанки, – недоуменно возразил Дагон.
– Мы не позволяем рабам покидать Каву. Молодые женщины, служившие матери, изучают правила торговли. Покупать и продавать невольников – дело нелегкое. А вот и покои королевы. Отныне держись начеку.
Женщины-стражницы распахнули бронзовые двери. На стенах украшенной колоннами комнаты горели факелы, отбрасывая золотистые отблески. Дагон вдохнул душистый воздух и огляделся. По черно-белым мраморным квадратам пола к ним спешил мужчина среднего роста, сухопарый, в белых одеяниях. Шею сжимал золотой, усыпанный драгоценными камнями ошейник. Угловатое лицо было хмурым и строгим.
– Приветствую тебя, Зирас, – начала Береника. – Я привела тебе новую игрушку королевы. Отдаю его на твое попечение. И с этими словами капитан повернулась и исчезла.
– Как твое имя, раб? – вопросил Зирас.
– Я Дагон, принц Арамаса.
– Вот как, – бесстрастно заметил Зирас. – И как же особа королевской крови очутилась в шкуре раба?
– Предательство, – коротко обронил Дагон. – С тех пор я стал мудрее.
– Что же, – спокойно заметил Зирас, оглядев вновь прибывшего, – я вижу твою несомненную привлекательность. Возможно, тебе удастся разок-другой развлечь королеву, но позволь сказать тебе, Дагон из Арамаса, что ни один мужчина не задерживается надолго в ее постели. У Халиды нет сердца. Ты скорее всего закончишь дни свои на рудниках, если только, разумеется, не имеешь склонности к крестьянскому труду. Не слишком надейся, что останешься в этих стенах. Долго тебе здесь не пробыть.
– Посмотрим, Зирас, – невозмутимо ответил Дагон.
– Ты перечишь мне, раб? – вспыхнул Зирас.
– Но, если я не ошибаюсь, ты такой же раб, – возразил Дагон. – И если не был рожден наследником короля, значит, по рангу и положению стоял куда ниже меня. Однако теперь мы оба невольники королевы и, следовательно, равны. И если я не получу иного приказа от ее величества королевы, я стану говорить с тобой на равных.
– Вот как? Прекрасно, прекрасно, прекрасно! – раздался пронзительный голос, и в комнату вкатился пухлый коротышка. – Похоже, дорогой Зирас, новую игрушку королевы не так-то легко запугать! Даже твоя обычная помпезность на него не действует! – лукаво заметил он.
Серо-голубые глаза едва не выкатились из орбит при виде внушительного мужского достоинства раба.
– Сунева, сохрани нас! Почему я не рожден женщиной?! За всю свою жизнь никогда не видел ничего подобного! Клянусь, этого хватило бы на двух обыкновенных мужчин! – Он преувеличенно трагически вздохнул, но тут же, приняв серьезный вид, деловито заметил: – Я Вернус, дорогой мой мальчик, и в мои обязанности входит заботиться об игрушках королевы. Следуй за мной. Тебя необходимо подготовить к ночи, и как можно скорее. О, Зирас, да перестань же хмуриться! От такой уродливой гримасы твое лицо кажется еще старше и противнее, а оно, нужно сказать, и без того красотой не отличается! Кроме того, согласно донесениям моих осведомителей, Дагон – именно тот, за кого себя выдает, и, я уверен, он сделает Халиду очень, очень счастливой!
Удостоив Зираса едва заметного кивка, Дагон пошел за Вер-нусом, который привел его в выложенную изразцами баню.
– Меня уже купали сегодня, – сообщил принц.
– Значит, тебя ждет всего лишь быстрое обливание, и я сам этим займусь, – пообещал Вернус. – Но сначала облегчись.
Он указал на открытый сток, по которому текла вода. Когда его подопечный повиновался, Вернус преспокойно схватил его мужскую плоть и, оттянув кожу, заметил:
– Как бы ты ни был осторожен, это место всегда требует омовения.
И, взяв мягкую тряпочку, старательно обтер обвисший орган.
– Ну вот, так-то лучше. Подними руки.
Он намазал подмышки Дагона какой-то беловатой пастой и принялся за ноги.
– Она не любит волосатых мужчин, – пояснил он. – Эти завитки внизу живота оттеняют твоего великолепного «петушка», поэтому я не стану удалять их, разве что получу особый приказ. А торс у тебя… просто совершенство… гладкий, упругий и такой мускулистый! – Он снова вздохнул. – Ты, я полагаю, предпочитаешь исключительно женщин?