Он свозил ее к врачу, встретился с бухгалтером, долго сидел с ее счетами, но пока ничего не говорил. Теперь же все его внимание было сосредоточено на любимицах Кейтлин, кобылах, которые заигрывали с ним, тыкались носом в его ладони и всячески ласкались. Одна не уступала другой.
— Мне кажется, эта ревнует, — сказал Люк.
— Да, точно.
— И она не одна такая. — Он улыбнулся.
— Лили льнет ко всем подряд. Она очень добрая лошадь.
Люк погладил обеих кобыл и дал им по морковке. Они ответили ржанием и начали исследовать его карманы, выискивая, нет ли там еще чего-нибудь вкусненького.
— Как и женщины, они любят подарки и внимание, — резюмировал Люк. — Мне достаточно приносить с собой морковку, чтоб завоевать их любовь и преданность.
После посещения могилы ее родителей Люк повез Кейтлин сначала к врачу, а затем на встречу с Брюсом, ее бухгалтером. Они втроем прошлись по расходам, и в течение ланча Люк дотошно расспрашивал Брюса, хотя сам говорил мало, кое-что записывал и не выдавал никаких идей по поводу сохранения ранчо.
Брюс сухо перечислял факты, а Кейтлин сидела, слушала, и волнение ее постепенно нарастало. Она даже не доела бутерброд. Кейтлин не любила зависеть от кого-либо, особенно от Люка Килгора, но разве у нее был выбор? Люк настаивал на том, чтобы они позвонили Элу Джонсону, имеющему большой опыт в управлении ранчо. Кейтлин протестовала, так как у нее не было достаточно денег, чтобы позволить себе такую роскошь.
По дороге домой Люк настаивал, чтобы она отдохнула, пока он будет заниматься ее финансами, однако Кейтлин больше не могла мучиться от неизвестности.
— Ты провел целый день, размышляя о проблемах ранчо, и к какому заключению ты пришел?
— Не волнуйся. Потребуется какое-то время, — пробормотал Люк, не глядя на нее. — Твоя задача — как можно быстрее поправиться.
Кейтлин недовольно фыркнула:
— Хотя бы намекни, к каким выводам ты пришел, изучая мое финансовое положение, и что ты сообщишь Хасану. Что он думает по поводу ранчо? Он меня не выгонит?
— Хасан может себе позволить содержать тебя пожизненно, как и я в общем-то.
— Ты?! Мне этого не надо. Я хочу, чтобы ранчо «Дикая лошадь» выбралось из долговой ямы и стало приносить приличный доход.
— К сожалению, ранчо нерентабельно. Сейчас коневодческий бизнес развивается большими темпами, и конкуренция на этом рынке растет.
Кейтлин это знала, но лошади были для нее всем.
— Как сказал Эл, тебе нужно повысить доходы и уменьшить долг, — продолжал Люк. — Я бы на твоем месте продал кое-что. Я даже составил список возможных вариантов, позвонил Элу, и мы с ним это обсудили.
— Нет. Это невозможно. Я годами выращивала своих чистокровных лошадок.
— Но эти лошади не имеют никаких наград, хоть они и чистокровные.
— Мне просто не везет.
— Пойми, нельзя постоянно только вкладывать деньги. Нужно еще и получать их. Если этого не будет, ты потеряешь ранчо, как твой отец. Помнишь?
— Конечно. Как я могу забыть? — ответила Кейтлин.
— Разница лишь в том, что тогда под боком был молодой богатый Уэйкфилд, брак с которым мог спасти ситуацию. А сейчас? Или у тебя есть на примете состоятельный друг, который готов жениться на тебе?
— Не шути так.
Но Люк не шутил.
— Итак, у тебя нет серьезных отношений ни с кем? — спросил он приглушенным голосом.
— Не твое дело, — бросила Кейтлин, не помня себя от возмущения.
— Да или нет?
— Нет, — резко ответила она. — Теперь если я и выйду замуж, то только по любви.
— Интересно, а когда ты выходила за Уэйкфилда, у тебя были романтические мотивы?
Она чуть не задохнулась от возмущения:
— Конечно, были! Я любила Роберта. Мы выросли вместе.
— Звучит убедительно. Но если ты вышла замуж ради денег, в этом нет ничего постыдного. Именно таким образом аристократические семьи в Англии сохраняют свои имения. Почти всегда они женятся по расчету.
Является ли это причиной того, что его подружка-графиня считает его идеальным? Или это он считает Терезу идеальной?
Кейтлин угрюмо взглянула не него:
— Мне нет никакого дела до аристократических семей и твоей любимой Англии.
— Ну, если тебе не нравится идея с замужеством по расчету, может, поищешь богатого партнера?
— Кого-нибудь с таким же самомнением, как у тебя? — съязвила Кейтлин.
— Хорошо, тогда продай несколько кобыл. Или сдай ранчо в аренду и работай здесь за зарплату.
— Так я совсем потеряю ранчо. Нет. Твои идеи мне не нравятся.
— Тогда я могу нанять Эла Джонсона, и он сделает все необходимое для возрождения невыгодного предприятия. К тому же он и тебя научит мыслить по-деловому.
— Нет, Я боюсь…
— Слушай, ты не можешь оставить все, как есть. Почему ты возражаешь против моих идей? Предлагаю сейчас отправиться спать, а завтра на свежую голову обсудить их еще раз. Ничто так не повышает продуктивность переговоров, как хороший сон.
— Я не изменю свое мнение.
— Хорошо, дорогая, если ты уверена, что права. У меня есть в запасе еще одно решение.
— Какое? — оживилась Кейтлин.
— Раз ты в штыки воспринимаешь все мои предложения, пожалуй, последнее я пока придержу.
— Не забывай, что от тебя зависит судьба ранчо, и моя тоже. Скажи, не томи!
— Как только я буду готов.
Взгляд Люка блуждал по ее телу, сначала остановился на губах, затем стал опускаться ниже, скользнул по идеальной фигуре, которую подчеркивали туго облегающие джинсы. Она специально надела их, чтоб провоцировать его. Люка кинуло в жар. Кейтлин тоже испытывала нечто необычное. Кожа ее стала чувствительнее, соски налились. Ей все труднее становилось бороться с собой. Молодая женщина тут же пожалела, что на ней не надето что-нибудь мешковатое. И зачем она нарядилась? Внезапно Люк прервал ее бурно разыгравшуюся фантазию, сухо заявив:
— С тобой трудно иметь дело.
Он засмеялся и повел лошадей в стойла. Кейтлин, опершись на костыли, стояла и смотрела, как он уходит от нее.
Глава 7
Вечерело. Заходящее солнце начинало окрашивать ветви дубов в роще золотом и медью. Люк и Даниель мирно перемешивали угли в костре. Кейтлин стояла в сторонке, наблюдала, как пляшут языки пламени, и молчала. Здесь она не могла чувствовать себя спокойно. Мысли ее были заняты воспоминаниями. Шесть лет назад роща Мотт стала их убежищем, их гнездышком. Ей все было здесь хорошо знакомо, все дышало прошлым. Люк даже вырезал их имена и сердце на стволе одного из деревьев в знак вечной любви.
Кейтлин не нравилось, что он выбрал именно это место для пикника. Как только ей стало известно, где они будут ужинать, она спросила:
— Почему мы просто не можем поужинать дома?
— Потому, дорогая моя, что пикник в роще Мотт доставит гораздо больше удовольствия, чем обычный ужин, — непринужденно ответил Люк.
— Только не мне! — возразила Кейтлин и добавила с укоризной: — Кроме того, ты поселился здесь не для забавы, а чтобы решить мои финансовые проблемы.
Быстрый всезнающий взгляд Люка подсказал ей, что она и понятия не имеет о его истинных намерениях.
— Я имел в виду, больше удовольствия для Даниеля, — пояснил он, засовывая булочки, бананы, зефир и прочую снедь в корзину для пикника.
— Да! Я хочу, мама! Пойдемте в рощу! — закричал мальчик.
Сыну она не могла отказать… И вот они в роще Мотт. Даниель ворошит длинной палкой горящие ветки, так что искры разлетаются во все стороны, а Люк скачет, пытаясь затоптать те, что попадают на сухую траву. Даниель смеется. Ему интересно и легко с отцом.
— Давайте жарить зефир? — в третий раз предложил он.
— После ужина, — повторил Люк без капли раздражения.
Кейтлин улыбнулась. Люк очень трогательно и заботливо относился к Даниелю. Он ждал на автобусной остановке возвращения сына, был чрезвычайно терпелив с мальчиком.
«Роберт никогда не был таким», — подумала она. Наоборот, постоянный шум, беспорядок и вопросы Даниеля раздражали покойного мужа, особенно когда он слег.
— Мама не любит, когда я прихожу сюда, — сказал Даниель.
— Как будто это когда-нибудь тебя останавливало, — заметила Кейтлин.
— Этот лес — мое любимое место. Здесь можно спрятаться. Я же знаю, что ты не пойдешь сюда искать меня, — ответил малыш, хитро поглядывая на мать.
Для Кейтлин тенистая роща была полна воспоминаний. Именно здесь Люк заключил ее в объятия, прижимая к стволу дерева, и поцеловал.
— Да, когда-то я тоже любил бывать в Мотт. — Люк с вызовом посмотрел на Кейтлин и продолжил после паузы: — Мои самые лучшие воспоминания связаны с этой рощей. Я даже вырезал свое имя на дереве, чтобы увековечить право на нечто очень дорогое, некогда принадлежавшее мне.