Наконец Волошина подхватила свой рюкзак и направилась к выходу. Она так и не заметила меня.
После того разговора у палаток, мы не видались с Волошиной. Я знал от Орлова, что она время от времени посещает туннель. Но мне она как-то не попадалась на глаза. Думаю, что Ирина сознательно избегала встреч. Это было понятно. Вряд ли мое поведение в тот субботний вечер могло вызвать у нее желание видеться со мной.
Ну что ж, эта девушка мало интересовала меня! И все же каждый раз, когда Орлов называл ее имя, я чувствовал нечто вроде угрызений совести, и мне хотелось как-нибудь загладить свою вину. Может быть, сказать ей несколько приветливых слов? Она поймет, что я раскаиваюсь и прошу извинения. И тогда можно будет забыть и разговор у палаток.
Я пошел за ней, раздумывая, как будет лучше: окликнуть и самому начать разговор или ждать, пока она случайно оглянется и увидит меня?
Но Волошина не оглядывалась. Выйдя из портала туннеля, она опустила свой рюкзак на землю. Я видел, что там уже лежат два туго набитых рюкзака. Камнями, конечно!
Она присела на корточки, вынула из рюкзака несколько завернутых в бумажки камней, по очереди развернула их, осмотрела на солнечном свете…
— Ну как, что-нибудь интересное? — спросил я, подходя. Волошина обернулась, увидела меня и поспешно сунула свои камни обратно в рюкзак. — Вы, что, боитесь, что я отберу ваши сокровища?
— Я ничего не боюсь, — ответила Волошина. — А вас-тем более.
Теперь она стояла выпрямившись во весь свой маленький рост и плотно сжав губы.
— Ладно, не будем ссориться, — добродушно сказал я. — В тот раз я был расстроен своими делами и погорячился. Считайте, что вы здесь ни при чем. Кстати, я еще до нашей встречи у палаток дал распоряжение пускать вас в туннель. Можете приходить и работать когда вам угодно.
— Знаете что, — Волошина по-прежнему глядела на меня с вызовом и, как мне показалось, даже с презрением, — мне всегда думалось, что бюрократы должны быть старые и лысые. Я понимаю, что это чепуха, но мне всегда так казалось.
Она наклонилась и стала завязывать свои рюкзаки. Вот дерзкая девчонка!
Собственно, мне следовало бы повернуться и уйти. С деловой точки зрения, я сказал ей все, что должен был сказать. Но почему-то я не мог заставить себя так просто взять и уйти.
— Послушайте, товарищ Волошина, — снова обратился я к ней, — кажется, я уже сказал вам, что был не прав. Ну, если хотите, я беру все те свои слова обратно.
Она резко повернулась ко мне.
— Ах, вы берете свои слова обратно? Очень любезно с вашей стороны! Вы, кажется, член партии? Я специально узнавала. Так вот, мне тогда еще следовало бы пойти в вашу парторганизацию, рассказать, как вы встречаете молодых специалистов. Пусть бы там заставили вас взять свои слова обратно!
От моего добродушия и следа не осталось.
— Знаете что, перестаньте читать мне нотации!
— Нотации? Да я и разговаривать-то с вами не хочу! Вот!
Это последнее «вот» она произнесла совсем как девчонка, звонко и с дрожью в голосе. Потом она подхватила один рюкзак, повесила его на плечо, второй — на другое, взяла в руки третий и пошла.
Я представлял себе, сколько весит набитый камнями рюкзак, видел, как лямки впились ей в плечи. Но она шла. Убежден, что если бы я не смотрел ей вслед, она не смогла бы нести такую тяжесть. Гордая девчонка!
Я видел, как ей трудно идти по этой неровной, усеянной галькой и валунами дороге. До палаток не менее полукилометра. Вдруг она пошатнулась, видимо оступившись, но тут же выпрямилась снова. Как раз в эту минуту я подбежал к ней.
— Ну, не будем ссориться! — сказал я. — Давайте я помогу вам.
Она даже не обернулась. Тогда я поравнялся с ней и, протянув руку к рюкзаку, сказал совсем уже настойчиво:
— Дайте я донесу!
Волошина ускорила шаг и ответила:
— Это мои камни, я их и донесу. А ваша помощь мне не нужна!
— Послушайте, — воскликнул я, — никто не посягает на ваши камни, можете хоть всю породу вынести, вагонеткам меньше груза будет. Но ведь в этих мешках не менее трех десятков кило веса! Дайте сейчас же сюда два своих рюкзака! Ну?
Волошина чуть замедлила шаг, обернула но мне лицо, мокрое от пота, и коротко отрезала:
— Нет!
Я понимал, что нахожусь в глупом, смешном положении. Тоненькая, худая девчонка тащит набитые камнями мешки, а здоровенный парень идет рядом налегке и бормочет какие-то жалкие слова.
Я сделал несколько быстрых шагов, забегая вперед, и остановился, загораживая ей дорогу.
— Дальше вы не пойдете! Отдайте рюкзаки. Волошина остановилась и опустила свои мешки на землю.
— Что вам, собственно, от меня нужно? — устало спросила она..
— Помочь вам.
— Вы уже помогли мне. Тогда, у палаток.
В ее словах было столько горечи, что я не смог смотреть ей в глаза и опустил голову.
— Ирина, — сказал я, — простите меня! Я вел себя как дурак и хам. Ну, вам этого достаточно? Если бы вы знали, что было со мною в тот вечер!.. Ну хватит, дайте мешки.
Я потянулся к рюкзакам. Она не вырвала у меня лямки, как я ожидал. Стояла и смотрела, как я вскидывал мешки на плечи. Потом вытерла лоб рукавом своей брезентовой куртки и, не говоря ни слова, по-, шла вперед. Я шел за ней. Мешки были дьявольски тяжелые. «Ну и сила же у этой пигалицы!» — подумал я.
В общем, я был доволен, что извинился перед Ириной. Какое мне в конце концов дело до нее и до ее жизненных планов! Не все ли мне равно, сбежит она отсюда или останется. Вернее всего, что сбежит. Только плохо будет, если кто-нибудь поверит в нее так же, как я в Светлану. Хорошо, что она хоть не болтает о своем призвании, романтике и всем прочем.
Волошина вдруг остановилась, посмотрела на меня и улыбнулась:
— Тяжело?
Она забросила свой третий, наполовину наполненный камнями рюкзак за спину, придерживая его. за лямки.
— Не, очень, — пробормотал я и подумал о том, что ей, наверное, часто приходится таскать такие тяжеленные мешки.
Видимо, между нами был установлен мир. Внезапно я почувствовал большое облегчение. Мне даже показалось, что мешки стали легче.
Мы подошли к палаткам, и я направился было к той, у которой произошла наша встреча.
— Нет, не сюда, — сказала Волошина, направляясь к другой, самой маленькой.
Она откинула и придержала полог, чтобы дать мне, возможность нырнуть под него. Войдя, я со вздохом облегчения сбросил эти проклятые мешки и осмотрелся. Две кровати-раскладушки, и Между ними опрокинутый, видимо из-под инструментов, ящик, на кото-, ром я увидел зеркало, стопку книг, бинокулярную лупу и полевой микроскоп.
— Вот здесь я живу, — сказала Волошина, пододвигая мешки к кровати.
Она сняла свою длинную брезентовую куртку и оказалась в блузке с короткими рукавами и туго перетянутой в талии серой юбке. Затем она подошла ко мне и протянула руку.
— Ну, спасибо, что помогли, товарищ начальник строительства!
Не содержалось ли в ее словах иронии? Я пожал ее маленькую руку.
— Может быть, вы отдохнете немного? — предложила Волошина, когда я направился было к выходу.
Конечно, следовало бы уйти. Что, собственно, удерживало меня здесь? Я сделал все, чтобы загладить впечатление от своего нелепого поведения, помог ей донести груз… Словом, теперь я мог спокойно уходить.
Но мне вдруг захотелось узнать, что же, собственно, собирается делать в наших краях эта девушка. В общих чертах я об этом уже знал и от нее самой и от профессора Горчакова. Однако мне захотелось услышать обо всем этом поподробнее.
Я сел на раскладушку: в палатке больше не на что было сесть. К тому же у меня затекли плечи, я порядком-таки устал.
— Здесь вы и собираетесь прожить два года? — спросил я.
— Ну нет, — ответила Волошина, усаживаясь рядом со мной, — здесь, так сказать, наша база, а большую часть времени мы будем проводить в горах. Летом, конечно. У вас тут хорошо в горах, — добавила она, посмотрела на меня и вдруг улыбнулась.
Я молчал.
— А вам что, здесь не нравится? — неожиданно спросила Волошина.
— Почему это вам так кажется?
— Ну… не знаю. Вы все время в каком-то странном настроении. Точно чем-то недовольны. Я права? Впрочем, это, может быть, только я на вас так действую… отрицательно?
— Вы тут ни при чем. Просто производственные неполадки, — ответил я, сознавая, что говорю полуправду.
— А я вот не могу долго быть в плохом настроении! — задорно сказала Волошина. — Наверное, это от глупости? А?
— Нет, почему же…
— Объясните, товарищ Арефьев, — продолжала Волошина, — почему вы все-таки предсказали мне такую печальную будущность? Нет, нет, — заторопилась она, — я уже не обижаюсь, мне просто любопытно. Очевидно, во мне есть что-то не внушающее доверия. Наверное, я просто ростом не вышла. Так? Когда по окончании института комиссия распределяла нас, мне предложили работу в аппарате, в Свердловске. Посмотрели на меня и спрашивают так сочувственно: «А не трудно ли вам будет, девушка, в экспедициях?» Я чуть было не нагрубила в ответ. А потом, когда вышло по-моему и председатель поздравил и протянул руку, я и подумала: «Ладно, сейчас я тебе покажу!» А ну-ка, дайте руку, — внезапно попросила она меня.