«Бог божественный, сам себя породивший... ты в моем сердце, и никто не знает тебя, кроме сына твоего, царя Ахетатона».
А сколько забот, страданий, несчастий принесли вам невнятные упрощения, непродуманные предписания, грозные запрещения того, кого вы называете Моисеем, то есть «ребенком», но без уточнения, чьим именно, очевидно подразумевая, что он был ребенком самого Всемогущего!
С тех пор, как у вас уже не было в голове другого бога, кроме бога-отца, единственного создателя всего сущего, вы стали чувствовать себя виновными по отношению к нему на тысячу ладов. Всякий раз, думая утвердить и удовлетворить свое призвание к жизни, вы сразу же приписывали ему гневные и запретительные мысли, которые сами питаете по отношению к собственным сыновьям; вы сразу же стали жить, как под вашей властью живут ваши дети: страшась требований и наказаний единственного бога. Вы сочли себя виновными с самого рождения, виновными уже в том, что родились, и осужденными еще до того, как потянулись губами к материнской груди.
Безумный фараон, властолюбивый пророк, вы сами, захотевшие стать высшими существами, сделали из человека ничтожество, носителя первородного греха.
Когда вы умели распознавать во Вселенной присутствие различных начал, вам было к кому обратиться. Если один из нас, богов, разрушал ваш дом, то другой, столь же деятельный, помогал вам отстроить его заново. Отнюдь не один и тот же насылал на вас попеременно процветание и разорение; и вам не приходилось обжаловать ваши невзгоды перед тем же судом, который вас в них и поверг.
Да, в который раз вас унизила собственная гордыня.
Вы хоть отдаете себе отчет, в какое положение поставили себя, заменив нас всех единственным родителем?
Та же рука, что сделала игральные кости, бросает их, считает очки и назначает взыскание. Кому? Костям. А ведь кости — это вы сами.
Ах, дети мои, теперь мой черед сказать вам: это несерьезно! Признайте, в мое время к вам относились лучше.
Чтобы единобожие повсеместно распространилось на обширных континентах, понадобился приход еще одного пророка, который проповедовал любовь, чтобы уравновесить ненависть, прощение обид, чтобы уравновесить нетерпимость, милосердие, чтобы уравновесить несправедливость, надежду, чтобы уравновесить страх. И наконец, утверждая, что является самим богом, он восстановил — отчасти, по крайней мере, — понятие множественности божественного. Относительная уступка вселенскому равновесию в конечном счете.
Но этого человека-бога, этого божественного брата вы изображаете не так, как древних полубогов: в виде совершенного человека, возвышенного и торжествующего; вы предпочли создать из него образ человека униженного, терзаемого, поруганного, окровавленного, мертвого. Все тот же страх наказания. Когда вы простираетесь перед распятым, вы словно доказываете незримому отцу, что отождествляете себя с его униженным сыном. И через это рассчитываете отвратить от себя кару.
А в других краях понадобился третий пророк. Он пообещал вам после смерти значительные удовольствия в награду за лишения и раны, полученные в тяжком труде по истреблению себе подобных, которые исповедуют не такую веру, как ваша...
Но, дети мои, заблуждение не обязательно должно длиться вечно; быть может, даже оно подойдет к концу...
А теперь, когда это высказано, чтобы прояснить последующее, вернемся к началу вашей пятой расы и к богам равновесия.
Немесида и Тихе.
Немесида становится Ледой. Диоскуры.
Кастор и Поллукс. Время Близнецов
Каждое существо на земле устроено таким образом, что несет в себе слабости, равнозначные своим силам, чтобы получать бремя невзгод, равное доле своей удачи, и испытывать провалы, пропорциональные своим победам. Элементы варьируются в зависимости от человека, но их соотношение, по сути, постоянно.
Если же катастрофы, бедность, рабство, голод, эпидемии, разрушения постигают вас без явного возмещения, значит, они метят не в вас лично, но в семью, класс, город, нацию или вид, к которым вы принадлежите, так как они должны испытать падения, пропорциональные тем взлетам, которые познали или познают.
Два божества назначены следить за этим постоянством, две богини приставлены к коромыслам весов. Они сосредотачивают, или разделяют, или направляют силы других богов, чтобы уравновесить их действие.
Одну из этих богинь зовут Немесидой. Среди вас у нее дурная репутация, и даже в те времена, когда вы еще умели называть богинь по именам, ее имя вы старались не упоминать. Вы придумывали для нее странные обозначения, называя Неумолимой, Божественным мщением, Небесным гневом. Делая это, вы на нее клеветали, поскольку ее истинное имя — Распределение.
Немесида принадлежит к самому древнему поколению богов, и земное время над ней не властно. Она была здесь задолго до эпохи Урана. По сути, она из среды Судеб, их ставленница, и следит за исполнением их повелений, утверждает их порядок. Но не в одиночку. У нее есть напарница; они никогда не разлучаются и не работают друг без друга.
Но, наделив Немесиду двумя десятками зловещих наименований, которых она вовсе не заслуживает, вы не помните имени ее благодетельной напарницы, как и в случае с Мойрами. Напарницу Немесиды зовут Тихе. Думаю, это вам ни о чем не говорит. Неблагодарные!
Ведь именно Тихе распределяет вам радости, успехи, богатства, а также здоровье духа и тела, которое обеспечивает удачное завершение начатого. Развитие ваших дел, осуществление притязаний, нежданное наследство, милость великих, одобрение сограждан, избравших вас на высокий пост, рукоплескания, которые приветствуют ваше творение в театре, — все это дар Тихе, равно как и прославление вашей семьи, слава вашего города, могущество вашей нации. Она Удача, Фортуна.
А! Наконец-то! Вот имя, которое пробуждает в вас хоть какой-то отклик. Но чтобы не обременять себя благодарностью и потому, что любое золото кажется вам дурно распределенным, если попадает не в ваш карман, любой венок кажется сидящим не на том челе, если оно не ваше, вы решили, будто Удача-Фортуна слепа. На самом деле у нее на глазах никогда не было иной повязки, кроме той, которой вы сами ее наделили.
Немесида жестока не больше, чем Тихе слепа, и вовсе не обладает тем особо пронизывающим взором, что направлен на каждого из вас, как вы склонны думать. Колесо Тихе крутится отнюдь не бессмысленно или безумно, петляя по неизвестно какой дороге. И Немесида не преследует вас с особым ожесточением. Тихе делает один оборот своего большого колеса, потом уступает его Немесиде, которая крутит его в обратную сторону.
Приближаясь к вам ровным шагом, они держат предплечья вертикально перед грудью: локоть внизу, кисть образует угол, касаясь пальцами подбородка. Это вовсе не насмешка над вами. Две подруги показывают вам локоть, человеческий локоть, священный локоть — меру, по которой вы строите ваши стены, дворцы и суда; но забываете, потому что у вас-то точно повязка на глазах, строить по ней свои жизни. Заставлять вас придерживаться меры, а если вы сами на это не способны, навязывать ее вам — вот роль Немесиды, когда она крутит назад колесо Тихе.
Человек, на которого сыплются почести, власть, дворцы, считает себя пожизненным их обладателем и предается непомерной гордыне, но вдруг чувствует себя пораженным, опрокинутым, раздавленным Немесидой. Это потому что он забыл об обратном ходе колеса; потому что забыл вернуть богам или людям часть полученного.
Финансисты, разорившиеся из-за чрезмерного доверия к собственным спекуляциям, полководцы, слишком надутые своими былыми победами и заточённые историей в застенок предателей; трибуны, ставшие тиранами, чьи тела однажды оказываются выброшенными на свалку; тщеславные кулачные бойцы, которых несчастный случай вдруг сделал калеками; поэты, ослепленные собственными лаврами и забытые еще до смерти, — все в момент падения считают себя жертвами Немесиды, хотя на самом деле они жертвы лишь самих себя.
Крез, ты думаешь, что твои сокровища дают тебе право властвовать над миром; ты нападешь на Кира и будешь побежден.
Дарий, в своей тиаре из драгоценных каменьев, окруженный бесчисленными воинами, ты смеешься над Александром, но сам кончишь всеми брошенным беглецом, зарезанным в повозке по дороге в Бактриану.
А ты, Александр, да, ты, сын мой! Ты победишь Дария, заставишь трепетать три континента и воздвигнешь свою статую среди статуй олимпийских богов; но, посчитав себя сильнее пустыни, увидишь гибель своей армии в раскаленных песках Гедросии и умрешь в Вавилоне, сраженный лихорадкой, от которой какой-нибудь простой пастух наверняка бы излечился.
Нерон, ты хотел познать предел своего всевластия, приказывая тем, кто тебе не люб, уйти из жизни; ты тоже будешь вынужден убить себя и познаешь больше страха смерти, чем все принужденные тобой к самоубийству, вместе взятые.
Немесида была в начале вашего мира, будет и в конце. Она была рядом с Ураном, когда он создавал живые существа, указывая своей согнутой рукой меру, подходящую каждому. Это она определила для отдельно взятого вида его крайние размеры; рассчитала размах крыльев птицы, необходимый, чтобы удержать ее массу в воздухе; вычислила отношение веса дикой кошки к силе ее прыжка; указала ваш наилучший рост для наилучшего исполнения человеческих трудов.