Часа через два я увидела фигуру, пересекавшую пустырь по направлению к домику. Я заслонила глаза от солнца рукой, чтобы разглядеть ее получше: это была женщина, тонко сложенная, шла она медленным, осторожным шагом. Она постояла немного у входа, потом скрылась под скатом крыши. Я продолжала наблюдать, но больше она не появилась – по всей видимости, вошла внутрь.
Я постояла у окна в нерешительности. Потом надела сандалии и покинула квартиру. На улице нестерпимо пекло, и путь по иссушенному пространству показался мне вечностью. По дороге я и в самом деле так выдохлась, что, приблизившись к домику, чуть не забыла, зачем сюда шла. И потому была прямо-таки потрясена, когда услышала доносившиеся изнутри голоса. Один принадлежал Марико, другой был мне незнаком. Я шагнула ближе, но разобрать слова не удавалось. Немного помедлила, не зная толком, что делать. Потом слегка отодвинула дверную панель и позвала хозяев. Голоса смолкли. Я подождала еще минуту, потом переступила порог.
Глава десятая
После яркого дневного света внутри домика показалось темно и прохладно. Там и сям через узкие щели проникали солнечные лучи, пятнами ложась на татами. В воздухе держался привычно стойкий запах сырого дерева.
Мои глаза приспособились к полутьме не сразу. На татами сидела пожилая женщина, Марико – перед ней. Поворачиваясь лицом ко мне, женщина двигала шеей с осторожностью, словно опасалась сделать себе больно. Выглядела она изможденной и бледной как мел, что поначалу меня совершенно обескуражило. На вид она казалась лет семидесяти, хотя хрупкость шеи и плеч могла быть вызвана скорее болезнью, нежели возрастом. Кимоно на ней было темного цвета, такое обычно носят при трауре. Глаза из-под полуприкрытых век смотрели на меня без всякого выражения.
– Здравствуйте, – услышала я наконец.
Я, слегка поклонившись, ответила на приветствие. Секунду-другую мы разглядывали друг друга с чувством неловкости".
– Вы соседка? – спросила женщина. Слова она выговаривала медленно.
– Да, – кивнула я. – Добрая знакомая.
Женщина, не сводя с меня глаз, проговорила:
– Вы не знаете, куда девалась жиличка? Оставила ребенка одного.
Марико пересела так, чтобы быть рядом с незнакомкой. Услышав вопрос женщины, девочка внимательно на меня посмотрела.
– Понятия не имею.
– Странно, – произнесла женщина. – Ребенок тоже не знает. Интересно, где она может быть. Я не могу задерживаться.
Мы снова обменялись с ней взглядами.
– Вы издалека?
– Очень издалека. Извините, что я так одета. Только что с похорон.
– Понятно. – Я опять поклонилась.
– Печальное событие, – продолжала женщина, медленно кивая головой. – Бывший сослуживец моего отца. Отец слишком болен и не покидает дома. Послал меня выразить соболезнование. Печальное это событие. – Она обвела глазами комнату, все так же осторожно поворачивая шею. – Так где она, вы не знаете? – снова спросила она.
– Боюсь, что нет.
– Я не могу долго ждать. Отец будет беспокоиться.
– Быть может, что-то передать? – спросила я.
Женщина ответила не сразу:
– Передайте, что я приезжала и о ней спрашивала. Я ее родственница. Меня зовут Ясуко Кавада.
– Ясуко-сан? – Мне стоило труда скрыть свое удивление. – Вы Ясуко-сан, родственница Сатико?
Женщина поклонилась, при этом плечи ее слегка дрогнули.
– Так вы передадите, что я была здесь и о ней спрашивала. А где она может быть, не знаете?
Я повторила, что понятия не имею. Женщина вновь покивала головой:
– Нагасаки теперь совсем другой город. Сегодня я едва его узнала.
– Да, – согласилась я, – думаю, город сильно изменился. А вы живете не в Нагасаки?
– Мы живем в Нагасаки уже много лет. Город сильно изменился, вы правы. Появились новые здания, даже новые улицы. Последний раз я ездила в город весной. Точно знаю, что весной их не было. Собственно говоря, и в тот раз я тоже ездила на похороны. Да, это были похороны Ямаситы-сан. А похороны весной кажутся еще печальней. Вы, говорите, соседка? Что ж, я очень рада с вами познакомиться.
Ее лицо дрогнуло, и я увидела на нем улыбку: глаза сузились, а углы рта, вместо того чтобы подняться, опустились вниз. Стоять на пороге мне было неловко, но ступить на татами я не решалась.
– Очень рада нашему знакомству, – сказала я. – Сатико часто вас вспоминает.
– Она меня вспоминает? – Женщина, казалось, была чуточку удивлена. – Мы ждали, что она приедет и будет жить с нами. Со мной и с моим отцом. Наверное, она вам так и говорила.
– Да.
– Мы ждали ее три недели назад. Но она так и не приехала.
– Три недели назад? Думаю, вышло какое-то недоразумение. Я знаю, что она готова вот-вот тронуться.
Женщина снова обвела глазами комнату.
– Жаль, что ее нет. Но если вы ее соседка, то я очень рада с вами познакомиться. – Она снова поклонилась и устремила на меня взгляд. – Может, передадите ей от меня несколько слов?
– Да, конечно.
Женщина умолкла, потом заговорила:
– Между нами случилась небольшая размолвка. Быть может, она даже вам о ней и рассказывала. Всего лишь небольшая размолвка, и только. Я была очень удивлена, когда на следующий день она собрала вещи и уехала. Я на самом деле была очень удивлена. Я вовсе не хотела ее обидеть. Отец говорит, что виновата я. – Женщина помолчала. – Но я вовсе не хотела ее обидеть.
Раньше мне ни разу не приходило в голову, что дядя Сатико и его дочь даже не подозревают о существовании американского друга. Я снова поклонилась, в замешательстве не умея подыскать подходящий ответ.
– После ее отъезда я, признаюсь вам, по ней скучала, – продолжала женщина. – Скучала и о Марико-сан. Мне нравилось проводить время с ними, и это была такая глупость с моей стороны – вспылить и наговорить все то, что я наговорила, – Женщина опять помолчала, взглянула на Марико, потом на меня. – Мой отец по-своему тоже по ним скучает. Он, знаете ли, слышит. Слышит, как тихо стало в доме. Как-то утром я к нему вошла, когда он уже проснулся, и он мне говорит, что дом напоминает ему могилу. Точь-в-точь могила, сказал он. Отцу станет гораздо лучше, если они вернутся. Может, она вернется ради него.
– Я, конечно же, расскажу Сатико-сан о ваших переживаниях, – сказала я.
– И ради меня тоже. Женщине, в конце концов, не годится быть без мужчины, который бы ею руководил. Добра от этого не жди. Мой отец болен, но жизнь его вне опасности. Она должна вернуться – если не ради других, то хотя бы ради собственного благополучия. – Женщина начала развязывать лежавший рядом с ней узел. – Тут шерстяные кофты, я их сама связала, больше ничего. Из тонкой шерсти. Хотела подарить их, когда она вернется, но взяла с собой сегодня. Сначала связала одну для Марико, а потом подумала, дай-ка свяжу и вторую для ее матери. – Она растянула кофту в руках и взглянула на девочку. Углы рта у женщины при улыбке опять опустились вниз.
– Смотрятся они чудесно, – заметила я. – Времени, должно быть, вы потратили немало.
– Это из тонкой шерсти, – повторила женщина. Она снова положила кофты в узел и тщательно его завязала. – Ну, мне пора обратно. Отец будет беспокоиться.
Она поднялась с места и сошла с татами. Я помогла ей надеть деревянные сандалии. Марико шагнула на край татами, и пожилая женщина легонько коснулась ее макушки.
– Не забудь же, Марико-сан, передай маме, что я тебе сказала. А о котятах не беспокойся. У нас в доме для них полно места.
– Мы скоро приедем, – отозвалась Марико. – Я передам маме.
Женщина снова улыбнулась, потом с поклоном обратилась ко мне:
– Я рада с вами познакомиться. Дольше задерживаться не могу. Мой отец неважно себя чувствует.
* * *
– А, это вы, Эцуко, – произнесла Сатико, когда я тем вечером снова пришла к ней в домик. Засмеявшись, она добавила: – Не удивляйтесь так. Вы ведь не думали, что я навеки здесь застряну?
Предметы одежды, одеяла, уйма прочих вещей были раскиданы по татами. Я в ответ что-то пробормотала и пристроилась в сторонке, чтобы не мешать. На полу возле меня лежали два великолепных на вид кимоно, которых я на Сатико не видела ни разу. Посередине комнаты в картонной коробке был упакован ее изящный чайный сервиз из светлого фарфора.
Сатико широко раздвинула центральные панели окон – впустить в комнату остатки дневного света; сумерки, однако, начинали сгущаться, и закатные лучи едва проникали в дальний конец веранды, где тихо сидела Марико, наблюдая за матерью. Поблизости от нее шаловливо боролись два котенка, третьего девочка держала на руках.
– Я думаю, Марико вам рассказала, – начала я. – Сегодня у вас была гостья. Ваша родственница.
– Да, Марико мне рассказала. – Сатико продолжала собирать чемодан.
– Вы уезжаете утром?
– Да, – нетерпеливо бросила Сатико. Вздохнув, она взглянула на меня: – Да, Эцуко, мы уезжаем утром. – Она сунула что-то в угол чемодана.