Группа «Химера» тогда уже существовала, но я о ней ничего не слышал. В жизни я видел тысячи рокеров, но таких, как Эдик, на свете больше не было. Он был практически святой. Насколько я знаю, единственной женщиной в его жизни была жена Тося. Для него не существовало ничего на свете — только музыка. Его «Химера» — это лучшее, что было в русском рок-н-ролле. Я полностью уверен: на протяжении 1990-х в музыке было сказано всего два новых слова: в Штатах появилась «Nirvana», а в России — «Химера».
Рэдт был самым свободным человеком из всех, кого я знал. Как-то я был на концерте, во время которого он всего себя разрезал бритвой просто на куски. Музыка еще играет, а он подпрыгнул, за что-то зацепился и повис, истекая кровью, — словно жертвоприношение! В кожаном фартуке и весь в крови. Зал был битком, но, когда они отыграли, никто даже не шелохнулся. Никаких аплодисментов, никакого свиста. Все в ужасе смотрели на Рэдта, и было слышно, как на пол капает его кровь.
* * *
Мы стали общаться. Эдик свозил меня в «TaMtAm», а в 1996-м у меня появилась собственная группа «П.Т.В.П.», и Рэдт стал играть в ней на барабанах.
Те годы были самым свободным десятилетием в истории России. Не думаю, что такое когда-нибудь повторится. Экономика полностью развалилась, полстраны отправилось на кладбище, десять лет кошмара… Зато и ты, и я, и любой, кто жил в 1990-х, помнит моменты, когда ты чувствовал: ебтваюмать! это же абсолютная свобода!
Да, эта свобода оборачивалась паленой водкой из вонючего ларька и бейсбольной битой в лоб. Но от этого она не переставала быть свободой. А главное, в стране появилось целое поколение абсолютно свободных людей.
Сейчас у меня в группе играет барабанщик Дэн. Ему двадцать лет. Недавно мы записали альбом и отдали демо-промоутерам.
— О! — сказали промоутеры. — Круто! Будем, ребята, делать из вас суперзвезд. Только уберите с альбома песню «Боже, храни Путина и его ебаный режим!».
Я, разумеется, забрал свое демо назад. Домой мы возвращались вместе с Дэном. Всю дорогу он удивлялся:
— Чего они взъелись-то? Чего такого в этой песне?
То есть ты видишь: они не понимают! Все без слов понимают, что именно не так в этой песне, а нынешние двадцатилетние — нет! На полном серьезе не понимают! Такого поколения, как нынешние двадцатилетние, в России еще никогда не было.
* * *
В первом составе «П.Т.В.П.» играли четыре человека: я, Рэдт, еще один гитарист и парень, которого звали Гриша Ухов. Я торчал на героине, гитарист торчал на героине, Гриша Ухов бухал, а Эдик в последний момент заторчал на винте. Или, может, не на винте… или даже не заторчал… на самом деле никто и до сих пор не знает, что именно с ним произошло.
1997 год был, наверное, самым сложным для выживания. Все на глазах рушилось. «TaMtAm» закрыли, все рухнуло, везде грохотал рейв, и рок-н-ролл был на хер никому не нужен. Эдик в том году жил на чердаке в доме на улице Бакунина, где потом открыли клуб «Молоко». Дверь там не закрывалась, из дырявых труб шел пар, на потолке висел метровый слой льда.
Последние полгода Рэдт депрессовал. С отчаяния он решил устроиться на работу, хотя до этого не работал никогда в жизни. Даже это тогда было нереально. Работодатели отказывались разговаривать с бритым парнем, у которого вся голова была покрыта татуировками.
Последний раз я видел его в кочегарке у знакомых. Меня тогда бросила девушка, и я заскочил купить травы. В том году я уже не барыжил, а, наоборот, покупал сам.
Рэдт выглядел очень плохо.
— Как дела? — спросил я.
— Хуево, — сказал он.
У меня тогда дела тоже шли хуево.
— Рэдт! — сказал я. — Это норма! Всем сейчас хуево. Год такой.
А потом в Выборг приехал знакомый и сказал, что Рэдт потерялся и все его ищут. Парни стали говорить, что, наверное, его забрали менты и скоро он проявится… или что он раздобыл грибов и где-нибудь сидит… стали куда-то бессмысленно звонить…
Его нашли только через три недели. Он повесился прямо в парадной, а почему — никто и не знает. Похороны были какие-то жуткие: мама Рэдта работала при флотской базе, и на похоронах присутствовала толпа панков и два взвода моряков. Тем летом к земле прилетела комета Хейла — Боппа. По телевизору каждый день говорили: взгляните на небо — такой красоты вы еще не видели. Комета все приближалась… я постоянно думал о ней… представь, в каком состоянии была моя голова, если я всерьез считал, что Эдик сел на эту комету и улетел!
* * *
Помню, когда я был маленький, всех пугали ядерной войной. В детском садике мне на одежду даже пришили бирочки с инициалами: как я понимаю, чтобы опознавать потом обугленные трупы. Несколько раз в Выборге проводили учения, и я панически боялся, что война действительно начнется. Ждал: вот сейчас из Нью-Йорка прилетит атомная бомба.
Мне было лет семь. Я сидел дома и смотрел на оранжевого мишку. Он и до сих пор хранится где-то у мамы. Нам тогда говорили, что зловредные янки придумали бомбу, которая уничтожает все живое, но при этом не вредит вещам. И я впервые вдруг понял, что скоро умру, а мишка останется — от жалости к себе громко заплакал.
У каждого в жизни рано или поздно возникает вопрос: к чему все это? Дожив до определенного возраста, ты лбом упираешься в необходимость выбора. Ты вдруг понимаешь, что все эти разговоры о религии — не просто слова. У нас в стране, где о Боге никто не вспоминает уже почти столетие, этому вроде бы неоткуда взяться. Но так уж устроен человек. И я, и все мои приятели, и любой человек на свете — через это проходят все.
Рэдт повесился, гитарист из первого состава моей группы вскоре умер от героина, но сильнее всего занесло нашего басиста Гришу Ухова.
В жизни я знал много панков, но Гришу Ухова переплюнуть не смог никто. Гриша был полным Сидом Вишезом. Больше двух струн на гитаре у него никогда не было, а трезвым его не видели вообще ни разу. Он жил так, что собственный папа вызывал Грише «скорую психиатрическую помощь». К концу десятилетия Гриша полностью допился до ручки. Казалось, все, край… и тут у Гриши началась религиозная страница биографии.
Я как-то пропустил момент, когда Гриша отправился в церковь впервые. Сначала он заходил внутрь, вставал где-нибудь у стенки, и его начинало крутить. Он извивался, как змея, и падал на пол. Монахи аккуратно брали его под руки и выносили на улицу. Но он каждый раз возвращался.
Через какое-то время Гриша крестился. Теперь он проводил в церкви все свободное время. Какой-никакой, но Гриша был музыкант, и спустя год ему доверили звонить в церковные колокола. Гриша бросил употреблять наркотики и теперь стал очень правильный. Потом, по-моему, он даже принял какой-то сан. Наши дороги разошлись окончательно. При встрече со мной Гриша теперь крестился и переходил на другую сторону улицы. Группа, в которую я вложил столько сил, развалилась.
Дорога у каждого оказалась собственная. Барабанщик повесился. Гитарист кинулся от передоза. Басист ушел в церковь. Ничего у нас была компания, да? Жизнь так устроена, что каждый получает то, к чему стремится. Ты делаешь выбор, и дальше именно этот выбор будет определять твою жизнь. Не важно, хочешь ты выбирать или не хочешь — выбирать все равно придется.
Через несколько лет я собрал новый состав «П.Т.В.П.». Из Выборга я окончательно перебрался в Петербург. Мне казалось, что здесь можно начать все с нуля. Но последнее время все как-то идет по кругу. Каждый новый концерт — это всего-навсего еще один концерт… Каждая новая девочка — это всего-навсего еще одна девочка… Некоторое разнообразие вносят разве что венерические болезни.
Как-то я очередной раз переспал не с тем, с кем нужно, и отправился на лечение к урологу. Никогда не пробовал? Одна из процедур там называется «проверка эластичности предстательной железы». Доктор натягивает на руку резиновую перчатку и указательным пальцем залезает тебе в задний проход.
— Так, молодой человек! Повернитесь ко мне спиной и немного нагнитесь! Раздвиньте ягодицы, сейчас вам будет немного больно!
Я стою, морщусь, локтями упираюсь в кушетку. В анусе у меня мужской палец, прямо перед лицом окно, а за окном — колокольня Выборгского православного собора. Я не сказал? КВД в Выборге стоит прямо напротив церкви. И там на колокольне мой бывший басист Гриша Ухов звонит в колокола.
Рэдт сделал свой выбор, и теперь он мертв. Я сделал свой выбор, и сегодня я — вот он. А Гриша сделал свой выбор и стал играть совсем другую музыку. Можно ли сказать, будто у него жизнь лучше, чем у меня? Или что у меня жизнь лучше, чем у него? Не мне судить. Просто жизнь оказалась у каждого своя.
ГЛАВА 13
Илья Бортнюк (р. 1968) — независимый продюсер
Безумное начало 1990-х осталось в прошлом. Все постепенно обустраивалось. К середине десятилетия в городе стал формироваться радиорынок. Первой независимой радиостанцией стала «Катюша».