– Да так… Мне просто показалось.
– Подожди! Очки! Вот мои очки. Чуть не забыла. – И Марина, сняв с себя очки, протянула Тамаре.
Тамаре уже даже хотелось, чтобы Марина ушла и чтобы все поскорее завершилось. Подумаешь, позагорать голой на солнышке да еще и в такой красивой шляпе… Потом научиться чертить какую-нибудь несложную закорючку, и – дело в шляпе… вот уж действительно – в шляпе!
Марина ушла, и сразу стало тихо. Она стояла посреди залитой солнцем веранды и держала в руках шляпу. Потом разделась, надела шляпу, очки и хотела уже было выйти на террасу, как вдруг поняла, что не спросила – босиком ей прохаживаться или нет? И вдруг увидела в углу, рядом с кадкой с пальмой, шлепанцы. Вероятно, той самой таинственной и очень богатой Полины, которая тоже загорает себе на солнышке где-нибудь в Африке или на Сейшелах и не чувствует, что через несколько часов станет нищей.
В шлепанцах, которые пришлись ей впору, она вышла наконец на горячую, прогретую солнцем террасу и оглянулась. Нет, вот оглядываться-то ей, наверное, не стоило, зачем оглядываться, когда она якобы знает здесь каждый кустик в саду, каждое дерево? Она должна вести себя естественно, словно она – настоящая хозяйка этого дома. Поэтому и походка у нее должна быть спокойной, расслабленной или даже разболтанной, как у человека, уставшего постоянно держать себя в напряжении и теперь оказавшегося у себя дома. Псориаз… Кажется, это кожное заболевание, уж не на нервной ли почве оно возникает? А если так, значит, работа у этой Полины нервная. Конечно, торгует наркотиками, тут разволнуешься, пожалуй! Но что-то дачка хилая для таких деньжищ.
Она встала лицом к солнцу и замерла, чувствуя, как солнечные лучи впитываются в каждую пору, ласкают кожу, целуют ее. Да уж, что-то эксгибиционистское было во всем этом, эротичное – в этих солнечных ваннах.
Тамара ходила по выложенному потускневшей мраморной крошкой полу террасы, как по воображаемому подиуму, – по струнке, выбрасывая ногу вперед, крест-накрест, как ходят манекенщицы, покачивая при этом призывно бедрами, и представляла, что она демонстрирует белье самого Пьера Кардена.
…Она не знала, сколько кругов таким образом намотала: все ходила и ходила в ожидании возвращения Марины. Но ее не было. Значит, тот, ради кого они и устроили это дефиле, еще не появился на своей даче – или не приехал, или не проснулся, или просто не вышел на балкон, чтобы случайно увидеть голую соседку Полину.
И вдруг произошло… нечто. Она, устав, замерла, опершись на каменные перила террасы, поправила шляпу, надвинув ее плотнее на лоб, и закрыла глаза. И как раз в это самое время она почувствовала на своем лице чье-то дыхание, распахнула глаза – и отпрянула, увидев мужчину. Потный, загорелый, с черными колючими глазами.
– Шаталов, ты что здесь забыл?
Она поняла, что провалила операцию. Что вместо того, чтобы ее увидел тот, ради кого она прохаживалась, сверкая своей наготой, она попалась на глаза Вадиму, однокласснику, а заодно – и давнему любовнику.
– А ты что здесь забыла, мать твою? – Он больно ущипнул за бедро. – Ждешь, пока тебя не подстрелят, как воробья? Специально останавливаешься, чтобы удобнее было целиться? Да если бы я не знал тебя, не знал, кто ты… и тело твое… Да такой тройной родинки на животе, как у тебя, я еще ни у кого не видел! Скажи спасибо, что мы тогда, на твой день рождения, переспали с тобой!
– Слушай, что ты такое несешь? Иди своей дорогой! – заорала на него Тамара. – Ты откуда свалился? С неба или загорал на соседней даче?
– Да ты, подружка, меня, наверное, не поняла. Тебя зачем сюда привезли?
– Оставь меня в покое! Уходи отсюда, сейчас сюда приедет мой муж!
– Дура ты, Карибова! Тебя привезли сюда, чтобы я пристрелил тебя вместо одной дамочки по имени Марина! Вы же с ней одной масти. А я целюсь и думаю: что-то не то, вроде бы это не она. И она и не она. Шляпа еще эта дурацкая и очки в пол-лица. Хорошо, у меня бинокль с собой был!
– Вадим, ну что ты такое говоришь?! Зачем тебе в кого-то стрелять? – Она еще ничего не понимала, суть услышанного едва проступала в сознании, все еще настроенном на верную службу Марине Русалкиной.
– Да ее муж заказал, дурища! А ей, видимо, стало об этом известно, вот она и заметалась, стала думать, как сделать так, чтобы обезопасить себя. И придумала! Привезла тебя, слегка похожую на нее, нацепила на тебя шляпу, очки, чтобы лица почти не было видно, и заставила проделывать то, что должна была делать сама. Это же она обычно сушит на солнце свои струпья! Это же ее дача!
– Нет, – Тамара почувствовала, что ее тошнит. – Нет, этого не может быть!
– А я, спрашивается, что здесь делаю? Да еще с этой штуковиной? – И он достал из кармана пистолет и покрутил им прямо перед носом ошарашенной Тамары.
– Не знаю… Но мне должны привезти документы, – шептала она, чувствуя, как ей становится невыносимо от сознания, что ее подставили, предали, обрекли на смерть.
– Правильно, только не документы, а один-единственный документ – свидетельство о твоей смерти! Быстро одевайся и дуй отсюда. Ну!!!
– Вадим, как же так? За что?
– Говорю, одевайся!
Она, вспомнив, что продолжает стоять голышом, кинулась на веранду и, одеваясь, словно увидела свою ночь с Вадимом: как им было хорошо вдвоем, пока он не назвал ее другим женским именем. Все испортил! Потом они виделись изредка – он приходил с друзьями в «Риголетто» поужинать и всегда садился за ее столик. Милый, ласковый бабник – Вадим Шаталов. Все девчонки в классе его любили, писали ему записки, дурочки. Интересно, он женился?
И вдруг ее словно обожгло: «Меня хотели убить!» Запоздалая реакция.
Вадим открыл дверь – она уже была одета. Шляпа лежала на столе, очки – тоже.
– Слушай, Карибова, мне тут мысль одна пришла. Я с чего в это дело ввязался-то? Мне деньги нужны позарез, я тачку такую присмотрел!
– Шаталов, ты киллером, что ли, заделался? Ты скажи, я все равно никогда тебя не выдам.
– Не задавай глупых вопросов. Давай сделаем так. Мне аванс заплатили.
– Мне тоже.
И Тамара поняла, почему Марина как-то несерьезно, даже легкомысленно, как ей показалось, говорила с ней о подделке подписи этой несуществующей Полины. Да она таким макаром могла бы придумать любой ход, любую деталь, сочинить все на ходу, зная, что все это не имеет никакого значения и смысла, что ничего уже не будет – только выстрел.
– Представляешь, Шаталов, когда ей было плохо, я приносила ей из соседнего гастронома лимонад «Буратино». Я прислуживала ей, старалась ей угодить, она нравилась мне, это была моя любимая клиентка. Я хотела походить на нее, волосы покрасила!
– Вот и стала похожа на нее. Что и требовалось доказать! Ты будешь меня слушать или нет? Я про аванс. Зачем терять деньги? Убивать я тебя не стану, но можно же сделать твои фотографии – якобы я пристрелил тебя. Залью твои красивые волосы красной краской – и дело в шляпе!
Снова эта шляпа. И далась она всем!
– А я тебе потом процент с гонорара отсчитаю. Поделимся по-братски, а, Карибова? Я ночь не спал, переживал, что промахнусь, и все такое!
– Вадька, но как ты мог? Человека убить – это же страшный грех! Как ты потом будешь жить с таким грузом?
– Да всего лишь раз, деньгу сшибу, тачку куплю – и чао-какао! Я же не профессионал, а так – любитель. Ну так что, согласна изобразить труп? Ты пойми, это и тебе выгодно, не из-за денег, конечно. Получится, что мы выиграем время. Я – для того, чтобы смотаться отсюда, а ты – чтобы придумать, как тебе жить дальше и что делать с этой Русалкиной. Если ты не растеряешься и все решишь правильно, то отомстишь этой сучке по полной программе. Ты подумай сама – она привезла тебя сюда как живую мишень. Тебе это о чем-то говорит? Представляешь, какие деньги ты сможешь с нее за это содрать?
– А вдруг она сейчас придет? И вообще, какой смысл ей было подставлять меня, если она сама останется живой и ее муж все равно увидит ее и поймет, что она жива?
– Она предъявит ему доказательства, что знает о том, что готовилось покушение. И что по чистой случайности погибла, предположим, ее лучшая подруга – ты. И Русалкин сядет, а ей достанется все-все, что было ими нажито в браке. А чтобы он не сел, ему придется заплатить ей кругленькую сумму, с которой она потом благополучно скроется. В любом случае она так этого не оставит.
– Вадим, мне страшно! Как же так? Я спокойно жила, работала, много работала, да и к людям относилась хорошо в принципе. А теперь я в каждом буду видеть… чудовище! Какое же она чудовище!
– Слушай, Карибова, я поехал в город за краской, а ты на всякий случай спрячься где-нибудь поблизости или поехали со мной. Мы быстро – до города и обратно. Без краски ничего не получится.
Она вдруг вспомнила слова Марины о том, что она вернется и что главное – дождаться ее. Кто знает, может, она и не собиралась подставлять Тамару, придумала какой-нибудь другой ход, предположим, поехала за милицией, чтобы схватили киллера? Мысли путались, и на душе было отвратительно.