Он дрожащими руками держал холодный и равнодушный, словно помертвевший телефон, пока не сообразил, что он может ответить на это сообщение. Возможно, Алевтина еще в Москве, и тогда она сможет объяснить ему – что произошло? Да и что могло произойти, когда он ей сам отдал пакет с деньгами? О каком часе может идти речь, когда Ольга на его глазах отдала Але деньги? То, что в пакете деньги, а не пачка мусора, он был уверен – сам, лично складывал пачки, пересчитал, даже открытку разорванную сунул… Деньги постоянно находились при нем, Ольга (даже если предположить невероятное – что она решила украсть их) сидела рядом с ним на переднем сиденье, с пакетом на коленях, и не имела возможности вынуть их оттуда. Тогда что может значить это послание?
Длинные гудки обнадеживали, во всяком случае, ее телефон жив и она может взять трубку…
– Слушаю, – вместо ожидаемого женского голоса он услышал грубый, мужской, сердитый. – Я слушаю… Кто это?
– А вы кто? – похолодел Чагин. – Я звоню Алевтине.
– Хорошо. Представьтесь, пожалуйста.
Он мог бы отключить телефон, но не сделал этого: уж слишком недвусмысленным было сообщение. Получалось, что Алевтина не получила денег и теперь жизнь Розмари в опасности.
– Моя фамилия Чагин. А вы кто?
– Борис Михайлович Аникеев, следователь прокуратуры…
Чагин среагировал моментально, отключив телефон. Что за ерунда такая? При чем здесь следователь прокуратуры? И почему телефон Али – у него?
Он позвонил Ольге.
– Оля? Привет, это я. Послушай, мне не приснилось, что мы с тобой не так давно отвезли к памятнику Пушкина пятьдесят тысяч баксов? Или я уже ум пропил?
– Нет, Владимир Борисович, – встревоженным голосом отозвалась секретарша, – вам это не приснилось. Я сама, лично передала пакет с деньгами вашей бывшей свояченице. Причем у вас на глазах.
– Понимаешь, она прислала мне сообщение, что целый час проторчала возле памятника… Словом, что не получала она никаких денег. Может, ты что-то перепутала?
– Вы сами сказали мне: вот она… Я-то ее толком не видела.
– Но и я отлично помню: белая курточка, красный берет, красный длинный шарф, красные перчатки. Лет двадцать пять… Она ничего не сказала тебе? – спросил он зачем-то, хотя отлично помнил, что передача денег произошла быстро, Ольга отдала ей пакет и сразу же вернулась в машину, откуда он за ней наблюдал.
– Да нет же, это я ей сказала… Я сказала ей, что теперь жизнь Маши в ее руках.
– Прямо так и сказала… про Машу?
– Нет, имени я не назвала.
Судя по голосу Ольги, она тоже засомневалась и даже успела расстроиться. Неужели они оба ошиблись и отдали пакет совершенно другой девушке?
– Оля, – он наконец-то решился озвучить свое невероятное предположение: – Неужели мы ошиблись и отдали пятьдесят тысяч совершенно постороннему человеку, а именно девушке… ха-ха-ха… в белой курточке и красном берете?
– Владимир Борисович, – пробормотала секретарша удушенным голосом, – но вы же сами… сами указали мне на нее…
– Оля, ну что ты заладила одно и то же, разве ты забыла, что я близорук? – застонал он от бессилия.
– Забыла… – призналась она честно.
– Ты хотя бы представляешь себе, какие это деньги?! – заорал он в трубку, не обращая внимания на то, что своим отчаянным криком привлекает к себе взгляды находившихся поблизости людей.
– Что теперь делать?! Где вы находитесь? Давайте встретимся… Владимир Борисович…
– Я на Павелецком. Сижу в зале ожидания и умираю. Все. Жду.
Ольга приехала. Бледная, достала из кармана фляжку с коньяком, дала Чагину выпить.
– Не может этого быть… – плакала она, отпивая после него из фляжки и даже не морщась. Ольга была красивой зрелой женщиной с умным лицом и добрыми глазами. – С чего вы взяли, что деньги не попали к этой… Алевтине?
– Мне сообщение пришло, на, смотри…
Ольга долго читала письмо, качала головой и шмыгала носом.
– Это ошибка… И трудно себе представить ситуацию, чтобы возле памятника Пушкину в тот момент находилась девушка, одетая точь-в-точь, как Алевтина. Разве что… это был план, и кто-то, удивительным образом похожий на Алевтину, надел ее одежду! То есть тот, кто запланировал получить деньги вместо нее…
– Я тоже подумал об этом. Представляешь, я позвонил по этому номеру, а трубку взял… следователь прокуратуры! Как тебе?
– И что?
Он выругался. Коньяк, смешавшись с кровью, побежал по жилам, придавая его поведению нервную развязность и желание быть грубым. К тому же Ольга была как раз тем человеком, с которым можно было вести себя естественно, не переживая за последствия (за что в глубине души он был ей чрезвычайно благодарен).
– Что будем делать? – Ольга достала платочек и промокнула размокшие ресницы. – Где искать этого двойника?
– Ничего не будем делать. Разве что постараюсь внушить себе, что этих денег у меня не было вообще. Только с таким чувством можно будет жить дальше. Подумаешь, пятьдесят тысяч…
– Но… Владимир Борисович?!
– А что, у тебя есть какие-нибудь мысли на этот счет? Или ты думаешь, что человек, который расстарался, чтобы обмануть Алевтину и присвоить себе эти деньги, каждый день ровно в семь часов приходит к памятнику, чтобы вернуть их нам?
– Я думаю, что раскисать не стоит, а для начала надо попытаться встретиться с Алевтиной, чтобы удостовериться в том, что она действительно не получала этих денег. Мало ли кто мог взять ее телефон и отправить вам это сообщение? Да, конечно, мне с самого начала не понравилась ваша затея с передачей денег…
– То есть? – Он нахмурил брови.
– Да нет, я не в том смысле… Не то чтобы денег не надо было давать на лечение, нет… Просто я уверена, что вы сами должны были отдать ей в руки пакет. Тогда бы ничего такого не случилось. Я не знаю вашу свояченицу в лицо, но вы-то ее знаете отлично…
– А ты как будто не понимаешь, почему я так не сделал? Не понимаешь?
На них уже смотрели с любопытством. Скучающие пассажиры в ожидании своих рейсов – тоска. А тут такое развлечение!
– Понимаю. Знаете, как я думаю? Вы только постарайтесь отнестись к моим словам спокойно, Владимир Борисович…
– Не нагнетай… И без тебя тошно. Что еще придумала?
– Думаю, вы ошибаетесь, когда воображаете, что до сих пор любите вашу Розмари. Вы и пакет не понесли сами, потому что боялись: не выдержите, сорветесь и отправитесь в Саратов вместе с Алевтиной. Ведь так?
– Примерно.
– Я уверена, что ничего подобного не произошло бы.
– Откуда тебе знать, люблю я ее или нет? – У Чагина вытянулось лицо.
– Чувствую. Вы еще помните ее, это понятно, вероятно, вы испытывали к ней сильное чувство, но ведь потом вы женились на Кате, и в вашей новой жизни совершенно не было места для вашей старой любви…
– Эх, Оля-Оля… И почему только вы, женщины, считаете, что наделены особым чувством интуиции?
– Вот только не надо мне говорить, что вы любили Катю…
Чагин только махнул рукой – даже присутствие Ольги не помогло ему справиться с охватившим его отчаянием. Получалось, что он начал свою новую жизнь с наиглупейшей ошибки – отдал кому-то пятьдесят тысяч долларов. И еще ему было стыдно признаться даже себе, что сам факт передачи денег посторонней девушке затмил саму причину, побудившую его расстаться с деньгами, – болезнь Розмари. Быть может, это произошло потому, что прошло целых пять лет, и ее образ стал стираться из памяти? В любом случае его воспоминания о первой жене не привели бы ни к чему хорошему…
– Подождите… – вдруг сказала Ольга и порывистым нервным движением схватила Чагина за его безвольную руку. – А что, если мы сделали все правильно, и это именно ваша свояченица взяла деньги, а потом разыграла вас – мол, никто не пришел к памятнику, ничего ей не передал и все в таком роде? Почему вы сразу же исключили такой ход? Что вы вообще знаете об этой Алевтине? Вы уверены в ее благонадежности? Порядочности? Помнится, по вашим рассказам, она слишком уж сильно расстроилась из-за вашего с Машей развода, что, мол, теперь-то ей ничего не обломится? Было такое?
– Сама же знаешь – было… И что? Ты думаешь, она придумала что-то такое… нехорошее, чтобы нагреть руки на болезни своей сестры?
– А почему бы и нет? Вот скажите мне, Владимир Борисович, вы сами-то ожидали, что эта Алевтина проявится еще в вашей жизни? Такое могло быть?
– Вообще-то в жизни всякое бывает, но мы с ней расстались, в сущности, как чужие люди… Хотя в душе я и рад был бы ей помочь. Но не в таком размере, разумеется, как обещал… Все-таки ее сестра бросила меня…
– А я так думаю, что эта Алевтина просто мало вас знала, раз не предприняла за эти пять лет попытки обратиться к вам за помощью. Я уверена: будь она поумнее, нашла бы способ раскрутить вас на полную катушку… И я не удивилась бы, если бы у вас даже возник роман…
Ольга произнесла это уже после того, как сообразила, что сморозила глупость, что оскорбила шефа, выставив его полным доверчивым идиотом.
– Ой, простите… – Она даже отвернулась от Чагина, мотая головой.
– Да ладно, Оля, не тушуйся… Ты-то меня давно знаешь, может, так все оно и было… И ты, быть может, права. Эта история с деньгами попахивает гнильцой – откуда там взяться следователю? Почему телефон Алевтины оказался в его руках?