— Надеюсь, вы приняли мои извинения?
— Конечно. Мы просто неправильно поняли друг друга.
Лайза невольно вспомнила, насколько уютнее чувствовала себя с ним раньше, хоть он и шейх. Вчерашний праздник и его обвинение показали ей, какая между ними дистанция. Она никогда не отличалась светлой головой.
Дистанция? Его лицо оказалось совсем близко от ее лица — еще два дюйма, и она сможет коснуться губами его щеки. Ответит ли он настоящим поцелуем?
— До свидания. Спасибо, что привезли меня. — Она отступила назад и подняла полог палатки. Все ее мысли были заняты одним: поскорее уйти.
Туарег понимал, что ему дали отставку. К такому положению дел он не привык. Нура назвала бы его избалованным и стала бы смеяться над его удивлением. Отдав Лайзе вещи, он наблюдал, как она скрылась в палатке.
Понравилась бы Лайза его жене? Эта американка не похожа на большинство знакомых женщин, которым присущи врожденное чувство стиля и искушенность.
С другой стороны, в Лайзе покоряли свежесть и энтузиазм. Вчера вечером он сгоряча обвинил ее в сговоре с матерью. Ясно ведь, что мать предпочла бы для него симпатичную женщину из Мокансаида, а не иностранку.
И надо отдать должное Лайзе — она никогда с ним не кокетничала.
Туарег повернулся и зашагал к вертолету. Позже он свяжется с экспедицией по радио, чтобы убедиться, что Лайза больше не нуждается в медицинской помощи.
Профессор Сандерс спешил наперерез, очевидно горя нетерпением побеседовать с ним.
— Шейх аль-Шалдор, я не узнал вас в первый ваш приезд. Мы бесконечно рады вашему визиту! Я могу что-нибудь показать вам или дать разъяснения по поводу проекта? — спросил он, подскочив к Туарегу.
Туарег поспешил его успокоить:
— В прошлый раз вы устроили мне превосходную экскурсию. Вы делаете больше, чем все ожидали. Мой дядя доволен.
— Это замечательно! Я был бы счастлив, если бы вы согласились остаться подольше и своими глазами увидеть следующий пласт, который мы обнаружим. Мы боимся, что потеряем важные данные, если не будем двигаться быстрее. Существует риск нанести ущерб новым находкам, но времени очень мало. Нет никакой возможности продлить срок работ? — с надеждой спросил профессор.
— Это от меня не зависит, — ответил Туарег.
Раскопки уже стоили его проекту времени и денег.
Он был бы рад, если бы археологи уехали отсюда хоть завтра, лишь бы долгожданный водоем можно было наполнить водой.
— Может быть, замолвите о нас словечко перед вашим дядей? — робко спросил профессор.
— Нет! Я сам с нетерпением жду окончания раскопок. Меня больше интересует строительство дамбы.
Туарег бросил взгляд в сторону палатки Лайзы. Вернется ли он сюда еще когда-нибудь?
Тот факт, что ему этого хотелось, удивил его.
— Я свяжусь с вами, если решу снова прилететь сюда. — Это зависит от того, удастся ли ему в ближайшую пару дней забыть симпатичного фотографа. Если нет, то, может быть, он еще вернется сюда.
— Мы были бы рады, если бы вы остались на день-другой. Условия у нас, конечно, не те, к которым вы привыкли, но, полагаю, работа так увлечет вас, что вы не обратите внимания на неудобства, — не сдавался профессор.
— Я привык жить в лагерных условиях, — немного помолчав, ответил Туарег.
Итак, он оставил для себя лазейку!
* * *
Лайза сидела в своей палатке. Туарег улетел. Она привыкла к расставаниям. Первое было самым жестоким — смерть матери в ту дождливую ночь в Сиэтле, всего в нескольких футах от нее! Потом, через пару лет, смерть отца. Дома, в которых она, осиротев, жила, мелькали в памяти, как в калейдоскопе. Лучше всего было у Брустеров, хуже всего у Махоуни. Прощание с Джилл, когда та уехала в Калифорнию. Прощание с...
Лайза резко оборвала себя. Еще не хватало жалеть себя! Несколько дней она была знакома с потрясающим человеком, разбудившим ее чувства и спасшим ее от гибели. Она взяла свою лучшую камеру и направилась к большой палатке. Настало время наверстывать упущенное...
В среду небо заволокло тучами, но дождя не было. Дул резкий порывистый ветер, и Лайза вспоминала, как тогда внезапно налетела песчаная буря. Палатка вздымалась и хлопала на ветру. На столе лежали бумаги, прижатые несколькими тяжелыми камнями, миской, двумя чашками и камерой.
От сильного порыва ветра палатка пошатнулась. Лайза испугалась, что сейчас ее сорвет и унесет в пустыню.
— Интересный способ хранить бумаги, — заметил Туарег, заглядывая внутрь.
Лайза изумленно вскочила. На нем была традиционная арабская одежда, темные волосы закрывала кафия. Ее сердце забилось учащенно.
— Я не знала, что вы прилетите! Я не слышала звука вертолета, — растерянно пролепетала она.
— А разве в пустыне не существуют другие способы передвижения? — спросил Туарег. — Угрожающая погода. Мне не хотелось лететь дальше, пока не стихнет ветер. К тому же меня приглашал профессор Сандерс. Он надеется уговорить меня повлиять на дядю, чтобы тот продлил срок работы экспедиции.
— Вот было бы здорово! Здесь еще так много предстоит открыть! Подумайте, сколько знаний будет потеряно, если это место окажется затопленным!
— Не начинайте. Вам известна моя точка зрения. Вряд ли я ее изменю, — сказал Туарег, обойдя палатку и осмотрев все находки, разложенные на столах. — Впрочем, я поговорю с профессором и еще посмотрю место раскопок, которым он так гордится. Потом, после ленча, приглашаю вас проведать со мной ближайший лагерь кочевников-овцеводов, которых придется переселить перед затоплением.
Лайза растерялась. Она понимала, что ей не стоит проводить время с Туарегом, но не могла сопротивляться соблазну.
— Небольшая поездка на джипе. Короткий визит, и мы вернемся, — небрежно добавил он.
Ну как можно отказать, когда вопрос поставлен так? Вообще-то... как бы он ни был поставлен, она бы не отказала!
После ленча Туарег обмотал своим платком лицо, так что остались видны только глаза. Профессор Сандерс разрешил ему взять один из джипов. Заставив Лайзу тоже замотать лицо шарфом, Туарег завел джип, и они уехали. В пути он говорил мало. Кругом не было ни дороги, ни каких-либо следов человека, только бесконечный песок, колючие кусты и пучки травы. Вскоре они добрались до берега мелкой речки и, повернув, поехали вдоль медленно текущей воды. Здесь уже попадалась растительность.
— Все это уйдет под воду, не так ли? — спросила Лайза, глядя на деревца, росшие возле реки. Даже не верилось, что всего в сотнях ярдов отсюда лежит голая, выжженная солнцем пустыня. Поблизости от источника, дающего воду Вади-Хируму, росло несколько финиковых пальм, ветки которых трепал шквалистый ветер.
— Через несколько лет водоем наполнится и заработает в полную силу. Это будет одна из первых затопленных территорий.
— Только подумайте, эти деревья росли здесь более ста лет. Мы, наверное, последние, кто их видит, — печально произнесла Лайза.
— Вы романтик. Это в природе вещей — расти, жить, умирать. Орошение, которое обеспечит водохранилище, позволит вырасти новым деревьям. Там, где сейчас ничего не растет, люди будут собирать урожаи!
— Гмм!
— Вы считаете, прогресс не нужен? — спросил Туарег.
— Конечно, не считаю. Мне бы очень не хотелось жить так, как жили мои предки. Но все же очень плохо, что по пути к прогрессу мы уничтожаем природу!
— Сделайте фотографии.
— Великолепная идея, — подхватила Лайза, беря камеру. — А вы не хотите встать рядом с деревьями, чтобы дать представление об их размерах?
Он кивнул и вышел из джипа. Арабский шейх в полном облачении придавал пейзажу таинственность. Лайза с удовольствием сделала несколько снимков. Только она будет знать, кто изображен на фотографиях! В этой одежде да с закрытым лицом его никто не узнает, и в этом была загадочность ситуации.
— Достаточно, — сказал он через некоторое время и вернулся в машину.
— Спасибо. Если хотите, я вам пришлю фотографии.
— Не стоит затрудняться! Мне некому их дарить!
Но такое заявление не вызвало в Лайзе жалости к Туарегу. У него есть родители, много родни и, безусловно, друзья. А у нее нет семьи, хотя есть несколько близких друзей, с которыми можно поделиться своими проблемами.
Но в отличие от него она не отгораживается от жизни!
Эта мысль ее удивила. Нет, он не отгораживается, а просто полностью погружен в долгосрочный проект улучшения жизни в своей стране. Очевидно, у него хорошие отношения с матерью и, наверное, с отцом. И судя по тому, как все были рады его появлению на празднике, его многие любят.
И все же в нем чувствуется какое-то одиночество.
— Скоро мы будем на месте, — сообщил он. Лайза обрадовалась. От тряски в машине у нее снова разболелась нога. Каждый раз, когда джип резко наклонялся вправо, ей становилось страшно. Машина, которую вела ее мать в ту роковую ночь, прежде чем перевернуться, тоже накренилась направо. Воспоминание об этом преследовало ее всю жизнь. Такое никогда не забудется!