— Ну да. Как я и сказал: несчастный угрюмый зануда, — иронично усмехнулся он.
— Ну, у тебя есть на то право. И только она знает…
— Что? — встрепенулся он, удивленный.
— Ну, как сильно ты ее любил. Другим не обязательно в это вникать. Да и потом, едва ли они могли бы утешить тебя словами. Словами тут не поможешь.
— Знаешь… мне иногда хочется, чтобы кто-то поговорил со мной.
— Мужчинам сложно выразить словами свои чувства. Женщины и без слов видят, когда их любят, — по поступкам, взглядам и жестам.
Она хотела утешить его, а вместо этого… Он закрыл глаза и отвернулся. Она с досадой на себя стиснула зубы, осознав, что ранила его.
— Прости, прости, — заговорила она быстро. — Забудь, что я сказала. Я же ничего не знаю.
— Ты права, не проси прощения. Твой опыт достоин уважения.
— Ну конечно. Особенно учитывая то, как много из своей жизни я помню, — горько усмехнулась она.
— Это не меняет дела. Я доверяю твоей интуиции. Она значит больше. Спасибо, Рут. Ты меня понимаешь лучше всех. Хорошо, что я могу с тобой поговорить. Вот смотри: встретились два несчастных человека, два одиночества, тонущие в водовороте жизни. Но, встретившись, они больше не тонут.
— Ага, столкнувшись, они плывут дальше, — согласилась она. — А это большая разница.
Он хмыкнул:
— Ну, по крайней мере мы до поры до времени можем плыть вместе, пока не покажется берег.
— И тогда один, обретя опору, вытянет другого? — с надеждой спросила она.
Он кивнул.
Чай совсем остыл, и Рут принесла горячего. Когда она вернулась, он держал в руках большой фотоальбом. Пара фотографий была отложена в стороне на стуле.
— Думаю, эти надо убрать на время бала, чтобы они не омрачили праздник.
Со снимков на Рут смотрели двое ребят и девочка. Мальчикам было под двадцать, а девочке лет тринадцать.
— Это я, — указал на одного из них Пьетро. — Тот другой — Сильвио, мой друг, а девочка — Лизетта, его сестра. Она постоянно мирила нас, когда мы ссорились.
— И чем же вы тут занимаетесь? — вгляделась в фотографию Рут. — Кажется, что-то бросаете.
— Кости. У нас была игра: надо было лучше всех бросить кости. Победитель получал в качестве приза камень. Лизетта играла гораздо лучше нас. У нее всегда был меткий глаз. Она выигрывала камень за камнем, а когда набирала целую кучу, то ставила весь выигрыш на один бросок. Иногда она выигрывала, но чаще, проигрывала, правда, проигрыш ее мало заботил. Лизетта лишь смеялась и начинала сначала.
Он посмотрел на карточку и улыбнулся.
— Думаю, она хотела предоставить нам возможность выиграть под конец, чтобы мы чувствовали себя на коне.
— Она и правда была такой?
— Да, очень щедрой и доброй.
— Это Лизетта? — Рут подошла к огромному портрету этой же девочки, но только на нем она уже выглядела чуть старше и была одета в форму студентки колледжа.
— Да. Этот снимок сделан в день окончания колледжа. Диплом с отличием, — ответил Пьетро. — Она была отличницей во всем, к нашему стыду. Потом стала преподавателем, самым юным, какой у них только был.
— Надо же!
Рут внимательно смотрела на это спокойное лицо, исполненное уверенности и жизнелюбия. Она была не красавицей, но миловидной. Глядя на нее, Рут вдруг подумала, что эта девушка никогда не стала бы ничего делать случайно.
Рут посмотрела еще пару фотографий, и ее предположение подтвердилось. На всех снимках в лице этой девушки проскальзывало что-то еще, кроме обычной улыбки, какая-то «задняя» мысль.
Нет, Лизетта была не той девочкой, которая позволит мальчикам почувствовать-над ней превосходство. Это была сильная личность с железной волей и крепкими нервами, способная идти ва-банк, не боясь проиграть. А если это и случалось, Лизетта никогда не теряла своего достоинства.
Похоже, Пьетро не знал свою жену до конца.
Спохватившись, Рут подняла голову и сказала;
— Она кажется удивительным человеком.
— Да, такой она и была: щедрой, доброй… — Тут он умолк и опустил глаза.
Щемящая жалость к этому человеку, такому беззащитному перед душевной болью, пронзила ее сердце, в горле встал ком слез. Опустившись на колени перед Пьетро, она положила свои ладони на его руки и прошептала:
— Если бы я знала те слова, от которых стало бы легче…
Он качнул головой:
— Не надо. Главное — я поговорил с тобой о ней. Этого достаточно. Жаль, что невозможно ничего изменить. Я…
Но Рут приложила палец к его губам. А потом обвила шею Пьетро руками. В ответ он прижал ее к своей груди нежно и сильно, как человек, который давно никого не обнимал, и какое-то время они сидели так в полной тишине.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Наконец Пьетро расцепил руки. Рут испугалась, что сейчас он прогонит ее. Он поднялся и сказал:
— Нужно прогуляться перед сном. Ты как?
— Иду с тобой.
Спустившись вниз, оба услышали стук когтей за собой: их догнал Тони.
— Я так понимаю, мы идем гулять все вместе, — усмехнулась Рут.
— Да, он не терпит одиночества.
Пьетро запер дверь, положил на свой локоть ее руку, и они пошли по узеньким улочкам, слабо освещенным венецианскими фонарями. Некоторое время они молчали, и слышны были только их шаги по брусчатке и громкий шорох лап бежавшего за ними пса.
— Кажется, это самое спокойное место на земле, — проговорила Рут. — В любом другом городе шум машин был бы слышен даже ночью, а здесь потрясающая тишина.
— Зато здесь свои звуки, — сказал Пьетро. — Прислушайся к шуму воды.
Она напрягла слух. Со всех сторон доносился плеск воды о камни, такой тихий, что поначалу не обратишь и внимания. Он был похож на дыхание города, мирно спавшего на морском берегу.
Рут была почти счастлива. Однако о Пьетро этого не скажешь. Внешне он был спокоен, но внутренне — весь как натянутая струна.
«Надо срочно рассказать ей о письме, но как лучше это сделать?»
— Идем сюда, — потянула она его в сторону.
— Ты знаешь, что там? — спросил он.
— Небольшой канал с узеньким мостиком. Они мне нравятся куда больше, чем центр с его достопримечательностями, — сказала Рут.
— Мне тоже.
Тут было множество небольших каналов и миниатюрных мостиков, но он сразу понял, о каком именно она говорила, потому что сам часто бывал здесь. Через некоторое время они подошли и встали на мосту. На зыбкой водной поверхности дрожали и переливались отражения ночных огней.
Висела звенящая тишина. Внезапно безмолвие ночи разорвал резкий звук, и у Рут от неожиданности прошла дрожь по спине. Эхо, отозвавшись у стен дальних домов, замерло где-то вдалеке. Пауза. Потом загадочный звук раздался опять и снова затих.
— Как ты думаешь, что это такое? — спросил Пьетро.
— Это гондольер, который предупреждает о повороте, — ответила она со знанием дела.
Через минуту они увидели плавно скользившую по волнам вытянутую лодку. Гондольер вез парочку — мужчину и женщину, которые сидели обнявшись.
«Нужно сказать Рут о письме», — решил Пьетро.
Мужчина и женщина в лодке подняли лица к стоявшим на мосту и с улыбкой помахали им, словно желая поделиться своим счастьем перед тем, как исчезнуть под мостом.
«Но как она воспримет это известие?» Письмо от Джино, которое получил Пьетро, было следующего содержания: «Знаю, ты считаешь, что мне следует вернуться, но я так плодотворно провожу время в Польше, стараясь для фирмы. Потом мне обязательно надо будет поехать в Россию, в конце концов, ты сам об этом говорил. Так что потребуется много времени. А завтра я прибуду поездом из Милана около пяти тридцати вечера. Если ты не против, то останусь на ночь и на следующий день уеду. Этого будет вполне достаточно, чтобы поговорить с Рут и развеять все ее сомнения и тревоги».
Пьетро перечитал послание несколько раз, тщетно пытаясь усмотреть в нем хоть какой-нибудь намек на то, что Джино тревожится о девушке, которую когда-то любил и на которой даже собирался жениться. Бесполезное занятие! Пьетро собрался с мыслями и решил писать ответ. Написав письмо, он поморщился. «Что бы ты там ни собирался сказать Рут, вряд ли это ей поможет. Она старается держаться молодцом, но я вижу, как ей сейчас тяжело, и не хочу, чтобы ты причинил этому человеку лишнюю боль. Лучше бы ты вообще не приезжал. Рут больше не твоя забота. О ней позабочусь я».
Потом он сидел, глядя в монитор и борясь с самым большим искушением в своей-жизни. Наконец он решился и надавил на клавишу «удалить» так яростно, что скрипнула клавиатура.
Тогда он попробовал написать второй раз. «Не приезжай вообще, если таково твое отношение. Ей лучше без тебя».
И это послание он удалил и отрешенно смотрел на монитор, стараясь разобраться, что же происходит в его собственной душе. Всем сердцем он желал спасти Рут от боли и избавить от иллюзий, и будет лучше, если Джино не приедет как можно дольше.