На следующее утро Элери проснулась без всяких признаков простуды, но была признательна, когда ей приказали остаться дома.
Джеймс опять позвонил.
– Как вы себя чувствуете, Элери?
– Спасибо, лучше. А вы?
– Почти здоров. Только умираю от скуки.
От скуки? И это в обществе прекрасной Камиллы?
– Я позвонил, чтобы убедиться, что вы не придете сегодня вечером.
– О нет, – заверила она беспечным тоном. – Кстати, в «Нортволде» уже знают, что я выхожу на работу, или мне надо кого-нибудь предупредить?
– Я попросил Брюса сообщить об этом в отдел кадров. Он был очень рад, между прочим.
– Очень мило с его стороны. Итак, увидимся в понедельник.
– А не раньше? – порывисто спросил Джеймс.
– Нет, Джеймс. Вам только моего насморка не хватает. Пока.
Элери положила трубку, чрезвычайно довольная собой. Настроение ее еще больше улучшилось, когда перед ленчем ей принесли изысканный букет цветов с коротким выражением благодарности от Джеймса.
– Боже мой, какие красивые! – воскликнула мать. – Как мило. – Она бросила на дочь внимательный взгляд. – У тебя очень довольный вид, cariad.
Элери усмехнулась.
– Не каждый день получаешь цветы.
– Если насморк пройдет к концу недели, почему бы тебе не поехать к Вики и не провести с ней денек-другой?
– Не получится. В субботу она собиралась выбраться на солнышко. Не волнуйся, ма. Все будет нормально.
Кэтрин ласково пригладила волосы дочери.
– Знаю. Но даже не думай возвращаться в кафе. Отдохни немного перед «Нортволдом».
Когда в следующий понедельник, приехав в Нортволд, Элери припарковала машину в обычном месте, у нее было такое чувство, будто она и не уезжала отсюда. Как и следовало ожидать, Брюс Гордон и два других директора были у Джеймса, когда она вошла к нему. Четверо мужчин весело приветствовали ее, и Элери, одетая в свой любимый черный костюм, уверенно заняла место за столом с приятным чувством возвращения домой.
Джеймс немного осунулся, под глазами еще оставались темные круги, но в остальном он выглядел как обычно.
– Доброе утро, Элери, и добро пожаловать, – бодро проговорил он. – Хорошо выглядите, из чего я могу заключить, что вы полностью поправились.
– Да, благодарю вас, мистер Кинкейд. – Она любезно улыбнулась. – А как вы себя чувствуете?
– Ну, пока еще не на все сто, но приближаюсь к ним. Вы сегодня немного опоздали, – укоризненно добавил он.
– Нет, не опоздала. Просто приехала в то же время, что и остальные.
Его челюсти сжались.
– Не хотели оказаться со мной наедине?
– По-моему, так лучше. – Она вопросительно посмотрела на него. – Начнем работать или вы хотите сначала выпить кофе?
– Сядьте, пожалуйста, Элери. Прежде чем мы приступим к работе, я хотел бы вам кое-что сказать.
Она села на свое обычное место. Джеймс положил руки на стол и наклонился вперед, впившись в нее взглядом.
– Мы проработали с вами двенадцать месяцев…
– Вообще-то тринадцать.
– Правильно. За это время у нас сложились разумные производственные отношения. Вы согласны?
Элери кивнула:
– Да.
– Но с тех пор мы лучше узнали друг друга. – Его глаза холодно блеснули. – И ваше поведение красноречиво свидетельствует, что вы считаете, будто я воспользуюсь этим.
– Ничего подобного, – покраснев, возразила Элери. – Все с точностью до наоборот.
Джеймс нахмурился.
– То есть вам кажется, будто это вы держитесь слишком фамильярно? И поэтому я опять мистер Кинкейд, а не Джеймс?
– Вы исполнительный директор. Я ваш помощник. Необходимо соблюдать формальности, – твердо заявила она.
– Элери, – сказал он предельно сухо, – из того, что я однажды позволил себе лишнее, не следует, что я намерен поступать подобным образом и впредь.
Она непроизвольно улыбнулась, и Джеймс одобрительно кивнул.
– Так-то лучше.
– Спасибо вам за цветы.
– Ну, хорошо, – махнул он рукой. – Давайте приступим.
Короткий обмен мнениями разрядил атмосферу. Элери была довольна, что под определенными событиями подведена черта.
К концу первой недели, после нескольких неудачных попыток со стороны Джеймса перейти на менее формальные отношения, все пошло так, как ей хотелось. Почему же она не стала от этого счастливее? – раздраженно вопрошала себя Элери.
Она успела проработать в «Нортволде» три недели, когда отец попросил ее помочь в траттории в субботу вечером.
– Не обслуживать столики, сага, – достаточно, если ты будешь получать деньги и возьмешь на себя напитки. Луиджи в отпуске, а Дарио заболел. Мы с твоей матерью будем заняты на кухне.
– Разумеется, я помогу.
К семи вечера Элери уже стояла за стойкой бара в траттории. На ней были черные трикотажные блузка и юбка, в которых она обедала с Джеймсом, тяжелые золотые серьги, черный бархатный бант сбоку прихватывал волосы. По субботам всегда было многолюдно, и Элери трудилась не покладая рук.
Поток посетителей достиг пика и начал спадать, когда перед стойкой появилась новая пара. Элери подняла глаза, и улыбка застыла у нее на губах при виде Джеймса Кинкейда со спутницей.
– Добрый вечер, Элери, – приветствовал ее Джеймс, оживленно блестя глазами. – Я знаю, что уже поздно, но не найдется ли у вас столика на двоих?
– Добрый вечер, – механически ответила она, озабоченная только тем, как сохранить на лице улыбку. Джеймс пришел с очень хорошенькой рыжеволосой девушкой, которую Элери раньше не встречала. Даже не Камилла, свирепо подумала она, выходя из-за стойки, чтобы проводить их к столику в углу.
Джеймс представил девушек:
– Венеция Даусон – Элери Конти. Элери работает моим личным помощником в «Нортволде», – пояснил он своей спутнице.
– Да что ты! – изумилась та. – И вы работаете еще и здесь?
– Вообще-то нет. Эта траттория принадлежит моему отцу, – объяснила Элери. – Но сегодня у нас не хватает служащих, и я помогаю.
– Элери просто пугает меня своими деловыми качествами, – сказал Джеймс своей даме с невозмутимым видом. – Иногда мне кажется, что она метит на мое место в «Нортволде».
Девушка рассмеялась.
– А почему бы и нет, Джеймс?
Действительно, почему бы и нет? – подумала Элери и безмятежно улыбнулась.
– Если вы скажете мне, что хотите выпить, я попрошу, чтобы вас обслужили.
– Стакан белого вина, скотч и содовую, – сказал Джеймс и заглянул Элери в глаза. – Выпейте с нами, – тихо проговорил он.
– Нет, спасибо, я на работе. – Она вернулась за стойку с желанием кого-нибудь убить. Приготовив напитки, передала их одному из официантов и повернулась к клиенту, ожидавшему, когда она освободится. – Извините, что заставила вас ждать, сэр, – сказала она с ослепительной улыбкой.
До чего же несправедлива судьба, думала Элери, расстраиваясь все больше по мере того, как вечер близился к концу. Джеймс, должно быть, зашел пообедать, увидел ее за стойкой бара и решил продемонстрировать ей свою новую подружку. В Пеннингтоне хватало мест и кроме их траттории, где можно было неплохо поесть, черт бы его побрал!
Ресторан почти опустел, когда Джеймс и его спутница собрались уходить. Леди отправилась в дамскую комнату, а Джеймс подошел к Элери со счетом и кредитной карточкой.
– Еда была отменная. Передайте мои комплименты шеф-повару, – улыбаясь, проговорил он, пока она обрабатывала его кредитку.
– Я скажу отцу. Ему будет приятно. Джеймс пришел в замешательство.
– Я думал, что он уже отошел от готовки.
– Да, но двое из наших поваров отсутствуют, поэтому у моих родителей, сегодня запарка.
Элери улыбнулась, протягивая ему ручку, чтобы он подписал чек. Она перевела взгляд на Венецию, которая появилась за спиной Джеймса. – Спасибо, что посетили нас, – подчеркнуто вежливо проговорила она. – Спокойной ночи.
– Спокойной ночи, Элери. Увидимся в понедельник.
Когда ресторан закрылся, Элери пошла домой, а родители остались, чтобы закончить все дела.
– Ого, – сказал Нико, оторвавшись от журнала. – Было так ужасно?
– Нет. Я не против иногда помочь.
– В чем же тогда дело?
– Джеймс Кинкейд зашел пообедать. Нико осторожно посмотрел на нее.
– Один?
– Нет, с какой-то рыжей красоткой. Сейчас же перестань смеяться, иначе я тебя убью!
Брат поднял руки, продолжая хохотать, но затем успокоился.
– Да он по тебе сохнет, Эл. Мы, мужчины, разбираемся в таких делах.
– Вот как? – усмехнулась Элери. – Ладно, пора спать, и тебе, кстати, тоже, Нико Конти.
Но когда Нико взлетел по лестнице, перескакивая через две ступеньки, Элери приуныла. Появление другой женщины в жизни Джеймса было трудно переварить.
Если бы она знала, что с Камиллой покончено, то не стала бы так усердствовать, удерживая Джеймса на расстоянии. Да теперь, видно, поздно. Вероятно, таким образом, он хотел отплатить ей за то, что она отказалась заниматься с ним любовью. А ей-то казалось, что Джеймс выше подобной мелочности. Она сама виновата, что вознесла его на пьедестал. У колоссов зачастую глиняные ноги. И Джеймс, похоже, не исключение.