– Пять, – тупо сказала Лайза. – Пять месяцев, вот и все.
– Правильно. Пять месяцев. И в течение большей части этого времени мы просто смотрели друг на друга. – Он обнял ее за плечи, и они вновь начали прогуливаться. – Ты была мисс Уильямс, я был мистер Мейсон.
– Фрэнк, – она сухо глотнула, – я все еще не понимаю тебя. Мы же согласились, что это была ошибка.
– Да. Попытка заняться с тобой любовью вчера была ошибкой, – сказал он грубовато. – Я виноват, прости, Лайза. Черт, я думал, что будет достаточно, чтобы мы захотели лечь в постель друг с другом, я…
– Говори за себя, – сказала Лайза, резко отодвигаясь от него.
– Не лги мне или себе, – сказал он мягко.
– Я не лгу! Если ты думаешь, что я собираюсь… собираюсь кормить твое чудовищное «эго» тем, что… что позволить тебе сказать, что дела…
Он схватил ее и поцеловал прежде, чем она смогла закончить фразу, его рот прижался к ее рту так сильно и быстро, что у нее не было времени отступить или даже отвернуть голову.
– Поцелуй меня, – прошептал он, и она стала целовать его снова и снова, ее рот открылся, чтобы ощутить его рот, ее руки скользнули вверх, чтобы обвить его шею и наклонить его голову к своей.
Когда они наконец оторвались друг от друга, ее дыхание было неровным. Фрэнк смотрел на нее, казалось, целую вечность, а затем взял ее лицо в свои руки.
– Дом на горе, – сказал он, глядя на нее, – на миллион миль от чего бы то ни было.
– Какой… какой дом?
– Тот, который я снял для нас. Я вынужден был взять его не глядя, но агент заверил меня, что это просто совершенство для новобрачных, проводящих свой медовый месяц.
– Фрэнк, Фрэнк, пожалуйста…
– Там есть повар и домоправительница. И он очень уединенный, с садом и плавательным бассейном. – Он улыбнулся. – Но если мы устанем от безделья, лежа на солнце, недалеко находятся руины времен майя и мы всегда сможем поехать в Концумель или Концун развлечься.
– Боже мой, Фрэнк, что ты наделал?!
– Я пытаюсь рассказать тебе, дорогая, – он мягко рассмеялся, – что снял дом для нас на весь остаток месяца.
– Ты с ума сошел?! Дом на месяц?! Но ты сказал… ты согласился, что наша ситуация невозможна.
– И это так. Мы, конечно, не можем продолжать идти прежним путем. Наш брак…
– Это не брак! Мы только вошли в это…
– Ты не должна напоминать мне, – прорычал он. – Поверь мне, Лайза, я знаю причину нашего союза.
– И… и ты согласился со мной, когда я сказала, что этому нужно положить конец…
– Через несколько дней мы больше не будем чужими друг другу. Ты почувствуешь себя легче со мной…
– Ты думаешь, этого будет достаточно, чтобы затащить меня в постель? Мне легко с… человеком, который занимается химчисткой моих вещей, но это не значит, что я…
– Ты кое-что забываешь. – Он обнял ее. – Независимо от того, что ты говоришь себе, ты знаешь, что хочешь заниматься со мной любовью.
– Это не любовь, – с дрожью, зло прошептала она, – это… просто секс!
– Лайза! – Фрэнк напряг челюсть. – Проклятье, я предупреждаю тебя!
– Я знаю, что предупреждаешь. Ты уже предупредил меня. Ты заставишь меня соблюдать наше соглашение до конца или погубишь меня. – Дыхание раздражало ее горло. – Ну тогда ты вынужден погубить меня, Фрэнк, потому что у меня нет намерения быть… заниматься проституцией для тебя.
Наступило молчание. Лайза внутри вся дрожала, но она заставила себя встретить ужасный взгляд Фрэнка не дрогнув. Казалось, прошло много времени, прежде чем он снял свои руки с ее плеч с подчеркнутой осторожностью и наградил ее холодной улыбкой.
– Поверь мне, твое желание закончить наши отношения только соответствует моему собственному. Я тебя уверяю, что не продлю договор ни на день более чем необходимо.
– У меня нет намерения оставаться твоей женой. Ты, возможно, обдумал и это.
– А ты, возможно, помнишь, что я сказал тебе прошлой ночью. Не будет никакого развода.
– Я уйду от тебя в любом случае и не беспокойся, напоминая мне, что у меня нет работы и мне негде жить…
– И нет возможности вернуться в Сан-Франциско, если я не заплачу за твой билет.
– Это неправда. – Ее сердце стучало так громко, что она боялась, что он может услышать. – У меня есть собственные деньги.
– У тебя в кошельке пятьдесят долларов. – Он улыбнулся во весь рот. – Я позволил себе проверить это сегодня утром. С этим далеко не уедешь, дорогая.
– У меня есть кредитные карточки.
– Больше нет.
– Ты забрал их? – Ее глаза расширились от ужаса. – Ты не имел права!
– У меня все права. Ты моя жена.
– Ты… ты… ты животное! Ты сукин сын! Ты… ты…
– Четыре недели, Лайза. – Его голос был спокоен, что еще больше привело ее в ярость. – Едва ли это так уж долго.
– Нет. Но более чем достаточно, чтобы возненавидеть тебя так, как я не ненавидела никого в жизни!
Она повернулась и направилась к отелю, но Фрэнк догнал ее и схватил за руку.
– Так не пойдет, – сказал он.
– Я уже знаю. Ты готов проломить стену ради достижения своей цели. – Ее руки сжались в кулаки. – И пойдешь на все, даже на то, чтобы держать меня в плену.
– Ты все неправильно понимаешь. – Его руки заскользили по ее рукам и схватили ее за запястья. – То, что я делаю, это оберегаю свою жену.
Лайза молча посмотрела на него. Он не приблизился к ней и не сделал попытки приблизить ее к себе, но одного воспоминания о его близости и прикосновениях было достаточно.
Она приглушенно вскрикнула, вырвалась и пошла по песку в относительную безопасность отеля.
10
Лайза наблюдала с холодной отчужденностью, как все бросаются выполнять приказания Фрэнка. Когда они вернулись в отель, их багаж был упакован и ждал в вестибюле, счет был готов и представлен для подписи, а перед дверями отеля их уже ожидал сверкающий черный «лендровер».
– Пойдем, – сказал Фрэнк оживленно. Он обнял ее рукой, и его жест, с виду любящий, на самом деле напоминал железную хватку.
– Тебе не нужно надевать на меня наручники, – сказала она холодно. – Я не собираюсь устраивать сцену.
Она высвободила руку, направилась к «лендроверу» и распахнула дверцу. Она сидела в машине неподвижно, пока он наблюдал за погрузкой их багажа, и пошевелилась только тогда, когда носильщик попрощался.
– Поезжайте с богом, – сказал он по-испански, вежливо улыбнувшись.
Лайза едва сдержалась, чтобы не сказать ему, что она уезжает не с богом, а с дьяволом.
Они проделали довольно долгий путь по главной дороге. Мелькали знаки с надписями на испанском языке, но скоро они остались позади, они проехали через город, затем маленькие деревеньки. Она все ждала, что Фрэнк снизит скорость и завернет в одну из них, но он все время жал педаль газа. Дорога становилась более узкой и поднималась все выше и выше в горы.
– Если указания агента верны, то мы скоро будем на месте. – Фрэнк внимательно смотрел на дорогу, его руки легко сжимали руль. Он разговорился. – Ну-ка взгляни туда. Черт, вот это вид! С ума сойти! – Он повернулся к ней и сверкнул быстрой улыбкой. – Черт, я согласился снять дом не глядя, а теперь выясняется, что он находится на вершине горы в десять тысяч футов.
Десять тысяч футов? Неужели это серьезно?
– Правда, агент клялся, что поездка стоит того. – Двигатель заворчал, когда он переключил рычаг передачи. – Он говорит, что лес подступает прямо к задней двери. И простирается настолько, насколько хватает глаз. Он говорит… – Фрэнк оглянулся и протяжно свистнул. – Красота! – прошептал он.
Красота? Лайза сжала челюсти. Что означает «красота»?
– Это верно, насколько хватает глаз, – бормотал он. – Надеюсь, у этой машины хорошие тормоза.
Он пытался добиться от нее реакции. Ладно, она не собирается связывать себя обязательствами. Все же она не могла противостоять тому, чтобы не обернуться и не взглянуть на дорогу.
– О боже. – Она почувствовала, как кровь отлила от ее лица, и со страхом прижалась спиной к сиденью. – Это не десять тысяч футов, это десять миллионов.
– Это больше похоже на три тысячи, – согласился Фрэнк. – Во всяком случае, нам не потребуются кислородные маски.
Это была шутка, она это знала. Но, как все шутки, она содержала долю правды. Воздух все же казался здесь другим. Она глубоко вздохнула. Стал он более разреженным? Нет. Вовсе нет. Просто он был более чистым. Более острым. У него был резкий запах как… как у сосны.
Она подняла глаза на горы, возвышающиеся вокруг них. Деревья – большей частью сосны – были густо-зеленого цвета, цвета изумруда на ее пальце, и пронзали небо такой синевы, какой она никогда не видела раньше, разве только в детстве в коробке с красками.
Прекрасно, подумала она.
– Да, – сказал мягко Фрэнк. – Это так, верно?
– Я не говорила…
– Тебе не нужно было говорить. – Он быстро улыбнулся, затем оглянулся на дорогу. – Этот твой вздох все сказал.
– Какой вздох?
– Тот легкий звук, что ты издаешь, когда тебе что-нибудь нравится. В первый раз я заметил это в тот вечер, когда мы купили Брайена.