– Мне неизвестны… ее намерения, – через силу выдавил из себя Дэниэл.
– Но вы действуете от ее имени?
– Я только хочу сообщить вам, что хватит игнорировать Меган. Она вправе увидеться со своим сыном.
– Похоже, она переманила вас на свою сторону… Мне ли не знать, сколь убедительной она может быть, когда захочет. Ведь я знаю Меган как облупленную, а вы – нет. Скажите, вы уже испытали на себе всю силу ее темперамента или она пока благоразумно не выдает своего пикантного порока?
– Я видел ее очень расстроенной. – Дэниэл вспомнил, как в первый вечер Меган набросилась на него с кулаками. – И на это у нее есть тысяча причин.
Брайан пропустил последнюю фразу мимо ушей.
– Когда она выходит из себя, это впечатляющее зрелище, не правда ли? – любезно осведомился он. – Как говорится, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Просто так ее бы не прозвали Тигрицей. Генри Грейнджеру следовало остерегаться ее.
– Боже правый! – с отвращением воскликнул Дэниэл. – Да вам просто удобно считать ее виновной! А как же ваш сын?
– Мой долг – защищать сына от этой женщины. Как и подобает отцу, я добросовестно выполняю свои обязанности. Что касается Томми, то он вполне успешно забывает Меган, и я не допущу, чтобы какая-то неуравновешенная истеричка испортила ему жизнь. И еще сообщаю вам, что в ближайшем будущем я намереваюсь снова жениться. – Он кивнул в сторону молодой женщины на фотографии. – Моя будущая жена станет Томми отличной матерью. Если… – Зазвонил телефон, и Андерсон умолк. – Прошу прощения. – Он поднял трубку – до Дэниэла долетел тонкий женский голосок – и, мгновенно сменив тон, заворковал: – О, Селена, дорогая! Как поживаешь?..
Дэниэлу был отвратителен этот лицемер: едва Андерсон заслышал женский голос в трубке, как весь затрепетал, преисполнился фальшивой нежностью. Нет, то, чему Дэниэл стал невольным свидетелем, нельзя было назвать любовью. Дэниэл уже понял, что Андерсон неспособен к глубоким и искренним переживаниям – просто он был под властью чувственного и холеного существа с фотографии. И, как и положено хорошему полицейскому, принял это к сведению.
Андерсон повернулся к нему и резко спросил:
– Не изволите подождать за дверью?
Оказавшись таким образом за порогом кабинета, Дэниэл вышел в холл и осмотрелся. Роскошная, подобранная со вкусом обстановка говорила о том, что хозяин дома удачлив в бизнесе, живет в достатке и ни в чем себе не отказывает. Да, не часто Дэниэл с первого взгляда и столь решительно не воспринимал кого-нибудь, как это случилось с Брайаном Андерсоном…
Поняв, что тот долго будет занят увлекательной беседой, Дэниэл неторопливо двинулся в глубь дома и набрел на залитую солнцем комнату. Яркие лучи, в которых танцевали пылинки, проникали в комнату сквозь два больших окна; повсюду на стенах были развешаны рисунки. Дэниэл задержал взгляд на одном из них – щенок высоко подпрыгнул за мячом. Художник явно был очень юн, и хотя ему еще недоставало мастерства, в четких и уверенных линиях угадывался подлинный талант.
Напоенного солнцем безмолвия не нарушил ни единый шорох, но чутье подсказало Дэниэлу, что он тут уже не один. Обернувшись, он увидел мальчика лет девяти, замершего у открытых дверей в сад. Мальчик пристально смотрел на него, и по спине Дэниэла пробежали мурашки – в лице ребенка он уловил что-то знакомое, хотя большого сходства с Меган не было. Черты мальчика, как и черты всех детских лиц, были еще неопределенны. Он выглядел так же, как любой мальчуган в свои девять лет. И все же, без всякого сомненья, это был сын Меган. В его позе чувствовалась унаследованная от матери напряженная грация, схожая с пружинистой грацией кошки, выглядывающей из травы. В полной тишине мальчик не сводил с Дэниэла глаз, пытливо изучая его.
– Здравствуйте, – проговорил он наконец. – Это мои картинки.
– Ты хочешь сказать, что сам нарисовал их?
Ребенок кивнул.
– Здорово! У тебя настоящий талант.
– Это портрет Джэко, моего щенка. Я люблю рисовать животных и вообще все живое. Рад, что вам понравилось. – Помолчав, ребенок добавил: – Я Томми.
Мозг Дэниэла лихорадочно заработал – необходимо действовать быстро, ведь времени у него маловато!
– Я так и подумал, – сказал он. – Ты в точности такой, каким тебя описала твоя мама.
Радость озарила лицо ребенка.
– Вы знаете мою маму? – громко воскликнул он.
«Так-так, значит, он «вполне успешно» забывает Меган…» – подумал Дэниэл.
– Да, я знаком с нею.
– Скажите, она придет повидать меня? С тех пор как маму отпустили, я каждый день жду ее… но она не приходит.
– Ты знаешь, что ее отпустили?.. – как бы невзначай поинтересовался Дэниэл.
– Я не знал, пока ребята в школе не показали мне газету. Папа говорил, что она уехала и бросила нас… мама будто бы меня разлюбила.
– Не вздумай этому верить, – поспешно прервал его Дэниэл, но ребенок покачал головой.
– А я и не верил, – произнес он не по годам просто и с достоинством. – Когда я узнал правду, папа очень рассердился и сказал, что больше не пустит меня в ту школу. Теперь я хожу в другую, только мне там не нравится.
– А в какую школу тебя перевели? – тихо спросил Дэниэл.
– В «Бакбридж Джуниор».
Дэниэл присел на корточки, чтобы оказаться лицом к лицу с мальчиком.
– У нас немного времени, малыш, поэтому слушай внимательно, – предупредил он, и Томми с готовностью кивнул. – Твоей маме нездоровилось, и она не могла прийти проведать тебя. Вот она и послала меня, чтобы я переговорил с твоим отцом и… и передал тебе, что она по-прежнему очень тебя любит. И не забывает о тебе ни на минуту.
– Тогда почему она не приходит повидать меня?
– Как только появится возможность, она обязательно придет.
– Вы хотите сказать – как только папа разрешит ей, – печально хмыкнул ребенок. В его словах сквозила такая недетская мудрость; и прежде чем Дэниэл успел это понять, у него промелькнула мысль, не, он ли и виноват в этом?..
– Скучаешь по ней, малыш? – с нежностью спросил он.
Томми кивнул, не отводя от него взгляда, и Дэниэл заметил, что глаза у него материнские – такие же лучисто-карие с золотистыми крапинками.
– Пойдемте. – Томми потянул Дэниэла за рукав к невысокому шкафчику и выдвинул ящик. Достав оттуда альбом для рисования, он пролистнул несколько страниц и нашел женский портрет. Как и картинки на стене, портрет был явно нарисован рукой ребенка, но в повороте женской головки и в изгибе губ чувствовалась гармония. У Дэниэла защемило сердце – как, должно быть, одинок этот бедный малыш, если рисует свою мать, чтобы сохранить память о ней, не дать взрослым стереть эти дорогие воспоминания.
– Я могу взять этот портрет? – быстро спросил Дэниэл.
Томми понял его с полуслова, вырвал листок из альбома и, сложив его вчетверо, протянул Дэниэлу.
– Передайте ей… передайте… – его голос дрогнул.
– Не волнуйся, – с нежностью сказал Дэниэл. – Рисунок расскажет ей о твоей любви лучше всяких слов. И не слушай никого, кто говорит, будто мама забыла тебя. Она не забыла. Она ведь твоя мать, а матери не забывают. – Что-то шевельнулось в его душе, и он добавил: – И отцы тоже.
Томми недоумевающе посмотрел на него, но не успел ни о чем спросить – в коридоре послышались шаги. И тут Дэниэла осенило. Он достал ручку, торопливо нацарапал в альбоме несколько цифр и, захлопнув его, вернул мальчику, шепнув:
«Телефон». Томми ответил ему понимающим взглядом, а в следующее мгновенье из дверей выползла темная тень. Томми и Дэниэл обернулись – перед ними стояла чопорная престарелая дама с суровым каменным лицом.
– Мне кажется, ваша беседа чересчур затянулась; – сказала она ледяным тоном.
Дэниэл стоял так близко, что почувствовал, как Томми вздрогнул. Конечно, как он сразу не догадался! Вошедшая дама была как две капли воды похожа на Брайана Андерсона, те же напыщенные манеры, а надменный подбородок вздернут еще выше. Шагнув вперед, дама гневно сверху вниз уставилась на Томми.
– Отвечай, чему я тебя учила? – строго спросила она. – Я обращаюсь к тебе, Томми! Чему я тебя учила? Никогда не упоминать эту женщину в нашем доме!
– Она вовсе не «эта женщина», – прервал ее Дэниэл. – Она – его мать!
Миссис Андерсон не удостоила его даже беглым взглядом.
– Стыдись, Томми, ты же такой послушный мальчик! Прекрати сердить меня и выброси из головы плохих людей, которых давно следует забыть… – Она услышала тихий ропот. – Повтори, что ты сказал?!
Избегая ее взгляда, Томми склонил голову. Дэниэл не мог видеть лица мальчика, но догадывался, что тот глотает слезы.
– Томми! – Голос миссис Андерсон, как и ее лицо, обрел твердость скалы. – Что ты сказал?
– Ради Бога, довольно! – в отчаянье взмолился Дэниэл. – Какое гнусное издевательство над ребенком – принуждать его забыть родную мать!
Миссис Андерсон будто только теперь заметила присутствие Дэниэла и косо глянула на него.