Нью-Йорк превратился для Фэнси в город чужаков. Даже ее собственная жизнь казалась ей жизнью незнакомого человека. Она по-прежнему была любимицей репортеров светской хроники и завсегдатаем презентаций и приемов, но для нее самой все вокруг стало холодным и враждебным. Даже те улицы, которые раньше она так любила, стали безликими и бесцветными.
Она вернулась на свою блестящую сцену, но все ее движения были заученными, механическими, как у плохой актрисы во второсортной пьесе. Только теперь она не была глуха к боли. Без Джима все ее существо наполнилось какими-то новыми, необычными для нее желаниями и тревогами.
Фэнси полжизни бы отдала, лишь бы не ездить сегодня на эту вечеринку к Клоду. К сожалению, она не могла позволить себе такую роскошь.
Солнце палило нещадно весь день, и город буквально плавился. Фэнси вернулась из Парди почти месяц тому назад, но до сих пор не могла привыкнуть к жаре. Она плохо себя чувствовала и злилась на все и всех.
Не могла она вновь привыкнуть и к этому сумасшедшему ритму бесконечных приемов и полетов в Париж и обратно. Она не могла сосредоточиться, не могла работать. И тем не менее загружала себя еще больше, чем прежде, иначе тоска по Джиму свела бы ее с ума.
Он не позвонил. Она бы душу продала за одну-единственную открытку с рассказом о его коровах.
Друзья и коллеги считали, что на нее так подействовала смерть матери. Только Клод знал, почему она срывалась с места всякий раз, когда звонил телефон. Только Клод знал, почему ее голос становился глухим и безжизненным, когда в очередной раз оказывалось, что звонит не муж, а кто-то другой.
Водитель Фэнси свернул в квартал, где жил Клод, и она тяжело вздохнула, увидев толпу у гигантских ярко-красных дверей дома. Крошечная улочка – ее как раз начинали реставрировать – была известна своими модными магазинами и кафе, но людей, толпившихся на тротуарах, интересовал только светский прием у Клода.
Все здание было залито яркими огнями. Прожектора вспыхивали под навесами, отделанными кистями в викторианском стиле. Пожарная лестница переливалась красными лампочками. Громыхала рок-музыка.
Сегодняшний прием был чрезвычайно важен, и Клод выложился полностью – пригласил и светских репортеров, и суперзнаменитостей, и высший свет. Когда-то Фэнси поражало, что столько известных людей восхищаются ее талантом и приходят на ее приемы. Но сейчас, когда водитель открыл дверцу и Фэнси ослепили десятки фотовспышек, она пожалела, что все они не остались дома.
Кто-то выкрикнул ее имя. Она хотела разглядеть, кто это, но тут снова щелкнула камера. Какая-то девушка ткнула ей в лицо микрофон. Пока Фэнси выбиралась из машины, в ее сторону полетел бумажный самолетик. Она инстинктивно увернулась – и чей-то крылатый посланник упал на землю, коснувшись носка ее сверкающей черной туфли. Она примяла листок подошвой, когда направилась по красной ковровой дорожке к увенчанному балдахином входу в здание.
Гости – по большей части с громкими именами – бесконечным потоком входили и выходили из здания. Если бы и ей можно было вот так же просто взять и уйти. Она тут же поехала бы домой. Но ведь она здесь не гостья, а, скорее, хозяйка.
– Мисс Харт…
Снова та же девушка-репортер. Фэнси для этого приема выбрала черный с золотом бальный наряд, навеянный духом Ренессанса, с многочисленными слоями вычурного черного тюля вместо юбки. Вымученная улыбка ярко накрашенных губ со стороны казалась столь же ослепительной, как и взятые напрокат бриллианты в ушах и вокруг шеи.
– Мисс Харт, правда ли, что вы вышли замуж в Техасе и сразу же сбежали от своего мужа?
Фэнси побелела. Она ожидала вопросов о завтрашнем показе ее новой коллекции. Не в силах произнести ни слова от рвущих душу на части чувств, она молча смотрела на журналистку невидящими глазами.
А потом с балкона Клода слетел еще один бумажный самолетик и попал ей прямо в переносицу.
Фэнси развернула смятые крылья и прочитала несколько неуклюже нацарапанных слов:
«Фэнси, посмотри наверх!»
Потирая лоб, она подняла глаза.
– Ты промахнулся, а я попал! – победоносно завопил Омар. – Эй, Фэнси! Мы здесь, наверху! На балконе мистера Демота!
Самолетик проскользнул у нее между пальцев и упал на землю. Фэнси громко вскрикнула, увидев, как красный от злости Оскар с кулаками набросился на брата. Омар увернулся, и Оскар вылетел бы с балкона, если бы Клод не успел схватить его за ноги.
Оскар висел вниз головой и с дикими криками, как безумный, размахивал руками. Клод кричал так же истерически.
Не меньшая истерика царила и среди представителей прессы, столпившихся под балконом.
Фотовспышки щелкали без устали. И безостановочно стрекотали камеры, направленные на оранжевую шевелюру Клода. Он заметил Фэнси и заорал:
– Фэнси-и-и!
– Держись! Я иду! – крикнула она. Клод опустил наконец Оскара на пол. И Фэнси кинулась прокладывать себе путь сквозь толпу внутрь дома.
Ей это бы ни за что не удалось, если бы в ответ на ее голос не раздался лай огромного рыжего пса. Толпа при этих звуках распалась на две части. В следующий миг Горлан выдернул поводок из рук швейцара и бросился к ней.
– Горлан, – тихо и нежно сказала Фэнси, опустившись на корточки и потрепав его преданную морду.
Ее взгляд скользнул мимо Горлана, и рядом со швейцаром она увидела высокого смуглого мужчину в ковбойской шляпе.
Она поднялась. Медленно-медленно.
Ей показалось, что кругом наступила тишина. Она слышала лишь биение собственного сердца. Под вспышками фотокамер она шла навстречу Джиму.
Он приехал.
– Джим? – Ее голос звучал неуверенно, а глаза пытливо всматривались в его лицо, ощупывали каждую черточку. – Что… Почему ты здесь?
Полная нежности и теплоты улыбка осветила его загорелое лицо.
– Горлан что-то совсем по тебе истосковался.
– Только Горлан?
– Ну, возможно… я тоже скучал, – мягко признался Джим.
– Ты не позвонил, не написал.
– Я пытался быть сильным, – тем же мягким, спокойным тоном продолжал он. – К тому же ты не очень-то высокого мнения о моих открытках.
– А как же Грейси?
– Между нами все кончено. Она все поняла. Она сразу нас вычислила. – Он помолчал. – Мы так и будем до бесконечности стоять посреди этого цирка и разговаривать?
Она безмолвно покачала головой.
– Ты невероятно красива, – сказал он. – Даже несмотря на это нелепое платье…
А уже в следующее мгновение его руки подхватили ее, подкинули вверх и снова опустили; его поцелуй был так яростен и так прекрасен, что Фэнси тут же забыла, сколь оскорбительно отозвался Джим об одном из ее лучших произведений.
– Мисс Харт, это кто, ваш муж из Техаса? – снова возникла настырная журналистка.
– Если нет, то ему не позавидуешь, – встрял кто-то рядом.
Пулеметная очередь фотовспышек вызвала яростный лай Горлана.
Но для Фэнси сейчас весь мир сошелся на удивительных губах Джима. Когда его шершавые ладони заскользили по ее обнаженным плечам, она не сдержала стона и крепко прижала его к себе. Он снова поднял Фэнси и закружил, закружил так, что город превратился для нее в сверкающую бриллиантовыми огнями карусель.
Она даже не услышала мольбу швейцара:
– Мисс Харт, вы должны сказать своему приятелю-ковбою, что с собаками мы не пускаем. Если он сейчас же не заберет отсюда своего пса, я вызову полицию.
Но Джим услышал сразу.
– Нет, только не полицию, – кривовато усмехнувшись, буркнул он и отпустил Фэнси. – Разойдемся мирно, сэр. – Он помолчал. – Фэнси, мы, кажется, как всегда, устроили целый спектакль. Пожалуй, мне лучше забрать мальчишек и убраться отсюда подобру-поздорову.
Ужас затопил ее сердце. Он что, собирается снова оставить ее одну? Она дернула его за руку и заставила взглянуть ей в глаза.
– Но почему ты все-таки приехал?
– Потому что больше не мог оставаться так далеко от тебя, – просто ответил он.
– Ты меня любишь?
Вспыхнув темным румянцем, он обшарил глазами толпу. Вездесущая журналистка подобралась поближе, выставив вперед микрофон. Он беспомощно обернулся к Фэнси.
– Ты любишь меня? – требовательно повторила она.
– Мне что, нужно сказать это перед всем миром?
Она упрямо кивнула.
Джим закатил глаза к небу, потом закрыл их. Взяв ее за руку, он послушно опустился на колени. Его голос был так тих, что она едва его слышала. Но в словах звучала теплота, а в уголках губ затаилась нежная улыбка.
– Конечно, я люблю тебя.
– Теперь мы можем возвращаться домой. – Она расцвела от счастья.
– То есть? – недоуменно спросил Джим.
Фэнси потянула его за руку, и он поднялся с колен.
– То есть – навсегда. Я хочу вернуться домой, в Техас, с тобой и ребятами.
– А как же все это? Как же твоя карьера… Нью-Йорк?
– Я не могу быть счастлива без тебя. Я хочу быть твоей женой – и никем больше.
– Даже в Парди, штат Техас?