— Это не одно и то же. Собака и птица — два совершенно разных существа. Кроме того, я намеревался лишь запихнуть твоего драгоценного сокола в ящик и послать Рея отнести его вам.
— Ха! Свежо предание да верится с трудом.
— А я-то думал, что совершаю благородный и великодушный поступок. Даже не представлял, что из-за этого рискую жизнью.
— Ну хорошо, я тебе верю, — сдалась Хани.
Лучики морщинок разбежались от глаз Джерри, и он обнял ее за талию. Отчего-то стало нечем дышать.
— Я жажду возмездия, Медок, сладкого возмездия. — Он тут же склонился над ней и впился в ее губы страстным поцелуем, зажигая в ее теле огонь. Потом обнял и притянул к себе.
Хани уперлась руками ему в грудь, пытаясь отстраниться, но с таким же успехом она могла толкать скалу. Джерри не отпускал ее и не отрывался от губ. Несколько мгновений она еще продолжала борьбу, но, когда его язык проник в чувствительные глубины рта, от ее сопротивления ничего не осталось. Хани уже едва могла вспомнить, что совсем недавно, она, разъяренная, едва не сбила Джерри Веста машиной. Еще секунда — и все мысли улетучились из ее головы, как улетает пух одуванчика с порывом ветра. Неистовая буря чувств захватила ее. Остатки благоразумия растаяли как туман на солнце.
Хани впала в забытье. Не думая ни о чем, ни о чем не помня и не тревожась, она обвила шею Джерри руками, и уже невозможно было отличить, где бьется ее сердце, а где гулко стучит его. Поцелуи Джерри были так же неповторимы, как и он сам. Хани таяла, растворялась в его руках, прижимаясь всем телом, возвращая ему сторицею все, что получала от него. Когда они наконец оторвались друг от друга, Хани взглянула на Джерри снизу вверх, пытаясь прийти в себя.
— Вы божественно целуетесь, мистер Вест, — промурлыкала она, затем лукаво улыбнулась. — Притом, сколько ты поглощаешь пива, можно было ожидать, что и пахнуть от тебя должно пивом, но…
— Но? — Он вскинул бровь, глядя на нее насмешливо и выжидательно.
Вся в огне, Хани словно парила в облаках, чувствуя небывалую легкость во всем теле. Желание было настолько сильно в ней, что мысли путались и не было никакой возможности объяснить даже себе, почему этот мужчина так невероятно действует на нее, ведь даже их словесные перепалки приводят ее в возбуждение. Не задумываясь она ответила:
— Клевером, теплым летним вечером.
— А мои поцелуи, значит, божественные?
— О да, — мечтательно отозвалась Хани. Она больше не могла скрывать, что ее влечет к нему. Однако было множество «но». — Но это не значит, что я… что мы… — Она запнулась, не зная, стоит ли продолжать.
— Что, Медок?
— Нет, ничего. Отпусти меня, пожалуйста. Я поеду домой.
Он нахмурился, вглядываясь в ее лицо.
— Как ты можешь вот так взять и уехать после таких поцелуев?
Она с наигранно равнодушным видом пожала плечами.
— Это были всего лишь поцелуи, к тому же мы целовались и раньше.
Он несколько мгновений просто смотрел на нее, потом сказал:
— Ты настоящий клубок противоречий, Медок. То ты холодна как лед, то вспыхиваешь ярким пламенем, потом снова делаешься холодной и чопорной. — Внезапно он ослепительно улыбнулся. — Но будь я проклят, если мне это не нравится!
Но ведь и он полон противоречий, подумала Хани. Несмотря на резкость и грубость, он может быть таким нежным и чувственным, таким… неотразимым.
— Знаешь, чего я хочу? — спросил Джерри, и Хани покачала головой, пытаясь избавиться от наваждения. — Хочу, чтобы однажды ты принадлежала мне всецело, и душой и телом, чтобы я мог обнимать, целовать и любить тебя столько, сколько захочу. И когда захочу. И чтобы и ты этого хотела, — добавил он.
На мгновение у Хани перехватило дыхание. Годами воспитанная сдержанность и осторожность не позволяли ей признаться, что она тоже хочет его. Заглянув в серебристую глубину его глаз, она спросила:
— Но почему именно я? В округе полно красивых женщин, которые с радостью прибегут, стоит тебе только поманить пальцем. Вон как они все вились вокруг тебя на заседании комитета.
— Ревнуешь, Медок? — В его глазах вспыхнули лукавые искорки.
— Еще чего! — фыркнула Хани.
Он усмехнулся, но потом посерьезнел.
— Никто из них меня не привлекает… кроме моей очаровательной соседки.
— Когда я чуть не сбила тебя машиной, ты не склонен был считать меня очаровательной, — напомнила она ему.
— Я был зол. А когда человек злится, он может наговорить кучу такого, чего не думает на самом деле.
— И что же ты думаешь на самом деле? — тихо спросила Хани и затаила дыхание в ожидании ответа.
Он нежно провел костяшками пальцев руки по ее скуле.
— Я думаю, Хани Бартон, что ты очень добрая и отзывчивая. Ты так прекрасно относишься к Рею, хоть он и побил твоего сына, ты любишь животных, заботишься о раненых птицах, а я в своей жизни видел столько безразличия и равнодушия… Ни к одной женщине я уже давно не испытывал таких чувств, какие испытываю к тебе. — Джерри медленно провел пальцами по краю ворота ее свитера. — И ты испытываешь то же самое ко мне, я же чувствую.
— Это чисто физическое влечение.
— Не согласен, Медок, но спорить не стану. Очень скоро ты сама убедишься, что между нами нечто большее, чем просто физическое влечение.
Хани растерялась. Она не желала говорить на эту тему. Не сейчас. Высвободившись из его объятий, она пробормотала:
— Мне пора домой.
— Сбегаешь, Медок? — усмехнулся Джерри.
Ничего не ответив, Хани направилась к машине и забралась в кабину. Мотор, как назло, пару раз чихнул и заглох. О нет, только не снова, не сейчас. Она еще раз попыталась завести машину, но с тем же успехом.
— Давай я попробую? — предложил подошедший Джерри.
— Проклятье!
Он лукаво вскинул бровь.
— Тебе надо бы последить за своим язычком, Медок.
Хани сдвинулась на соседнее сиденье. Джерри сел за руль, но и ему не удалось завести мотор. Он вылез из джипа и поднял капот. Хани наблюдала, как он склонился над двигателем, опираясь на здоровую ногу.
— Думаю, нужно заменить стартер, — пришел он к заключению и закрыл капот.
— Вот черт! — выругалась Хани себе под нос.
— Не знаю, как ты, а я замерз, — сказал Джерри. — Пойдем в дом и выпьем чего-нибудь горячего.
— Я могу пойти пешком, а машину заберу потом.
— О господи, Медок, я не собираюсь тебя съесть, как съел Серый Волк Красную Шапочку, я предлагаю только выпить горячего кофе, чтобы согреться.
Хани и в самом деле продрогла, да и одета была слишком легко, чтобы возвращаться пешком.
— Ладно, я согласна.
Джерри расплылся в улыбке.
— Вот и славно.
8
В кухне было тепло, уютно и вкусно пахло. По запаху Хани догадалась, что в духовке запекается мясо. Джерри снял куртку, и Хани поневоле залюбовалась его широкими плечами, которые не скрывала клетчатая фланелевая рубашка, и стройными, длинными ногами, обтянутыми потертыми джинсами.
— Мне нравится этот цвет, — сказал он, разглядывая ее кирпично-красный свитер. — Он тебе идет. — Выдвинув табурет, Джерри сел и тут же, поморщившись, чертыхнулся сквозь зубы.
— Что такое? Нога болит?
— Да. Наверное, от холода.
— Давай я приготовлю кофе. Кстати, откуда он взялся? Насколько я помню, у тебя его не было.
— Купил специально для тебя.
Она обернулась, и взгляд ее утонул в пронзительных серых глубинах. Между ними пробежала неуловимая искра безмолвного призыва. Срывающимся, охрипшим голосом Джерри позвал:
— Иди сюда, Медок.
Хани уже почти шагнула навстречу, но неизменная осторожность все же взяла верх.
— Я приготовлю кофе, — прошептала она.
— Проклятая нога! Как она меня замучила!
Открывая одну дверцу шкафчиков за другой, Хани искала кофе, силясь погасить бушующий в теле пожар. Стоя перед буфетом, она внезапно оказалась в кольце сильных рук — Джерри подошел сзади и обнял ее, осторожно прикоснувшись губами к шее. Зажатая между буфетом и его телом, Хани не могла даже пошевелиться, чувствуя, как невесомыми поцелуями он разжигает неистовый огонь в крови.
— Пожалуйста, не надо, — прошептала она.
— У тебя нет ни единой причины, чтобы сказать мне «нет», — пробормотал Джерри, целуя ее в затылок.
Зная, как близко его губы, Хани стояла, не шевелясь и боясь повернуться. Дышать становилось все труднее, а сердце то замирало, то пускалось в галоп.
Жаркое дыхание на шее, легкий, терпкий запах одеколона. Все еще сопротивляясь желанию из последних сил, она услышала, как дрожит ее голос:
— Я признаю, что твои поцелуи божественны, но… но я не хочу…
— Да нет же, Медок. Ты хочешь. Хочет твое тело, твое сердце. — Голос был мягким и бархатным, прикосновения — легкими и нежными.
Они постепенно проникали сквозь все преграды, которые долгие годы она воздвигала в своей душе. Медленно Хани повернулась в кольце его рук.