Контракт для двоих - Морин Чайлд 13 стр.


  Джина вздохнула, выпустив из рук вилку.

  —  Ох, опять все сначала.

  Тереза поставила стакан и, потянувшись через стол, похлопала Джину по руке.

  —  Что ж поделать, тебе придется выслушать меня. Пока я не заставлю тебя признать, что ты сделала ошибку, причинив тем самым только боль себе.

  — Мам...

  Тереза откинулась на спинку стула, сложив руки под своей внушительной грудью.

  —  Допустим, ты забеременеешь. И что тогда? Уедешь? Покинешь отца твоего сына? Ты уверена, что сможешь сделать это, не испытывая никакой боли?

  Даже думать об этом уже было больно, не только признать, что, возможно, она сделала ошибку. Кроме того, Джина до сих пор продолжала надеяться, что ей не придется уезжать.

  — У нас с Адамом договор.

  —  О, да, — презрительно хмыкнула Тереза. — Твой отец мне об этом твердит все время. Договор! Что это за способ устраивать брак?

  —   Извини; — начала Джина, накручивая на вилку следующую порцию маминой лапши, самой лучшей в целом мире, — но разве папа поехал в Италию делать тебе предложение не потому, что твои родители знали его отца и мать и думали, что вы двое можете стать хорошей парой?

  Темные глаза Терезы сузились.

  —  Какая ты у меня умная.

  — Довольно-таки, — улыбнулась Джина. — Во всяком случае, нашу семейную историю я неплохо знаю.

  —  Значит, тебе известно и остальное, — сказала Тереза, оттолкнувшись от спинки стула и ставя локти на желтую клетчатую скатерть. — Мой отец сказал мне, что я должна выйти замуж за Сэла Торино и отправиться в Америку. Я сказала: нет, я не могу выйти замуж за человека, которого не люблю. Но потом, когда к нам приехал Сэл, одного взгляда на него было достаточно, — Тереза помахала пальцем перед лицом своей дочери, — чтобы я поняла, что это правильный выбор и этому браку суждена долгая жизнь. Можешь ли ты так сказать про свой брак?

  Накрутив на вилку следующую порцию лапши. Джина подняла глаза и, встретив тревожный взгляд Терезы, тихо произнесла:

  —  Я люблю Адама с тех пор, когда была еще совсем девчонкой. Какой тут один взгляд. Мне кажется, что я знала это всегда.

  Тереза с досадой взглянула на нее.

  —  Это не то же самое.

  —  Нет, не то, — устало согласилась Джина. — Папа хотел жениться. Адам - нет. Но, - добавила она, — мы уже поженились. И я знаю, что небезразлична ему. Он заботится обо мне.

  —  Это еще не любовь.

  —  Да, но может ею стать. Я нужна Адаму. Я люблю его и не собираюсь от него отступаться. Ради нас же обоих. Неужели ты не можешь быть на моей стороне, мама? Пожалуйста!

  Лицо Терезы дрогнуло.

  Поднявшись, она обошла вокруг стола и остановилась позади Джины. Обняв дочь за плечи, она прижала ее к себе и, словно убаюкивая, покачала из стороны в сторону.

  —  Конечно, я на твоей стороне, дочка. Я твоя мама. И хочу для тебя того же, чего хочешь и ты.

Так было, и так будет всегда. Я только пыталась уберечь тебя от боли.

  Джина прижалась щекой к ее теплой груди, испытывая чувство умиротворения от этого единственного источника, на который она всегда могла рассчитывать. А затем подумала об Адаме, вспомнила его лицо, ласковые руки, и ее сердце воспрянуло. Два месяца Джина жила с ним, любила его. Она вошла в дом Адама и очень надеялась найти дорогу к его сердцу.

  Этот шанс стоил того, чтобы им воспользоваться. Она верила в это и должна была попытаться. Иначе всю жизнь се будут мучить сомнения, не слишком ли быстро она отступилась.

  — Я знаю, мама, что делаю, — сказала Джина, и с каждым словом ее голос звучал все увереннее. — Иногда, только пройдя через боль, можно стать счастливой.

  — Должен сказать, твоя жена понимает толк в лошадях, — сказал Сэм, просматривая записи поставок зерна на ферму.

  —   Да, — улыбнулся Адам, — понимает. — Перегнувшись через стол, он сделал несколько пометок в своем блокноте. — Я хочу, чтобы ты позвонил Фланаганам и заказал еще овса. Теперь, вместе с ее лошадками, нам потребуется его как минимум в два раза больше.

  —  Конечно. — Сэм откинулся на спинку стула, сцепив на животе руки. — И вот что удивительно, эти чертовы создания ходят за ней, словно дрессированные собачки. Прямо талант у девчонки.

  У нее много талантов, подумал Адам. А самый главный — это талант превратить его хорошо налаженную жизнь в сущую неразбериху. Он с трудом мог найти для себя пару минут с тех пор, как вступил в эту маленькую свадебную сделку. А если это и удавалось, то все равно его мысли упорно возвращались к ней, к Джине.

  —   Ты слышишь этих детей? — сказал Сэм, наклоняя голову и прислушиваясь к доносящимся со двора звукам.

  —   Как их можно не слышать, — проворчал Адам, хотя изо всех сил старался не обращать внимания на всеобщее веселье, царящее за стенами амбара.

  Улыбка замерла на лице Сэма. Выпрямившись, он потянулся за пачкой сигарет.

  —   Ты будешь звонить Сэмпсону насчет той сотни акров, которые он собирается сдавать?

  —  Да, — Адам с готовностью ухватился за новую тему, — я завтра позвоню ему в офис. Мы сможем...

  То, что он собирался сказать, было прервано высоким пронзительным визгом.

  Вместе с Сэмом Адам выскочил из амбара и остановился как вкопанный — визг перешел в заливистый звонкий смех.

  Мальчонка лет пяти сидел верхом на рыжей цыганской лошадке. Его сестра, держа за руки родителей и прыгая от нетерпения, ждала своей очереди.

  Джина шла рядом с маленьким ковбоем, чуть придерживая его за ногу, и ободряюще улыбалась ему. Восторженный хохот мальчика рассыпался по воздуху, словно разноцветные маленькие пузырьки, а в груди Адама сжался тугой комок боли.

  Замерев на месте, Адам не мог оторвать взгляда от Джины и мальчика на лошади. Он замечал все. Солнце, светящееся в русых волосах ребенка, мерную поступь лошади, терпеливую улыбку на лице Джины. Снова и снова мальчик смеялся, похлопывая ладошкой по шее кобылы, путаясь маленькими пальчиками в черной густой гриве.

  Пока глаза Адама вбирали в себя эту картину, в его памяти всплывали другие образы. Другого мальчика. В другой солнечный день...

  — Я хочу остаться с тобой, папочка. — Большие темные глаза Джереми наполнились слезами, нижняя губа задрожала.

  —  Знаю, малыш, — сказал Адам, взглянув на часы и невольно вздрогнув. Он опаздывал на встречу. Предложения должны быть согласованы, документы подписаны, чьи-то мечты разрушены.

  На лице Адама появилась улыбка. С тех пор как он занялся ранчо, ему уже многое удалось сделать.

  Он нашел покупателей для их зерна и скота. Новых арендаторов на землю. И у него уже были планы по перестройке старых конюшен.

  И если это означало, что ему придется проводить меньше времени с семьей, то это та цена, которую он должен заплатить. Он делает это для их же будущего.

  —  Пожалуйста, разреши мне остаться, — взмолился Джереми, маленькая слезинка скатилась по его щеке. — Я буду хорошо себя вести.

  — Джереми, послушай меня, — произнес Адам, присев на корточки и заглядывая сыну в глаза. — Мне необходимо работать. Я все равно не cмoгy с тобой поиграть. Думаю, с мамой тебе будет веселее.

  Адам поднял голову и посмотрел на Монику. Его жена тоже не выглядела счастливой, но в ее глазах были не слезы, а гнев. Обида. Те чувства, которые в последнее время Адам все чаще и чаще замечал на ее лице.

  Маленький острый подбородок сына уткнулся ему в грудь, узкие плечи вздрагивали. Ковыряя носком красной теннисной туфли в мокрой земле, Джереми громко шмыгнул и вытер рукой нос.

  — Ладно... — Он повернулся и медленно, словно старичок, побрел к большому серому седану.

  Адам встал.

  —  Как это на тебя похоже, - сказала Моника, бросив взгляд через плечо и убедившись, что сын их уже не слышит.

  Нахмурившись, Адам снова нетерпеливо посмотрел на часы.

  — Давай не будем сейчас об этом говорить.

  Моника вздохнула.

  —  Все понятно: тебе, как всегда, некогда. Ты просто не хочешь со мной общаться. Вот и все.

  —  У меня нет времени, — буркнул Адам.

  —  Почему бы тебе не вставить меня в свое расписание? Возможно, тогда бы у тебя нашлась для меня хоть одна минута. Или даже две...

  Адам протянул к ней руку, но она увернулась и отступила в сторону, избегая его прикосновения. У Адама вырвался тяжелый вздох.

  —  Ты ведь знаешь, что у меня есть обязательства.

  —  О, да. Конечно.

  Он был раздражен и уже начинал уставать от всего этого. Моника становилась все менее терпимой к его одержимости — так она это называла — делами ранчо. И когда жена начала отдаляться от него, он тоже отстранился. Это ранчо было его родовым владением, черт побери! Оно требовало времени. Требовало полной отдачи.

  Адам услышал, как хлопнула дверь машины. Обернулся и увидел, что Джереми уже успел пристегнуть ремень безопасности.

  —  Можем мы сейчас не обсуждать все это? — процедил Адам. — У меня через полчаса назначена встреча.

Назад Дальше