– Мы все равно попробуем ее найти. Вы не возражаете, если мы будем иногда звонить вам, чтобы задать вопрос?
– Звоните в любом случае.
– А велосипед пусть пока останется у вас, хорошо? Нужно, чтобы прошло какое-то время, прежде чем я верну его владельцу. Уж слишком большой я имею на него зуб…
– Как будет угодно.
– Тогда до встречи, и спасибо вам за все.
И Маша таким же образом, как добиралась сюда, вернулась к себе во двор.
Она знала, чувствовала, что ребята ждут ее в штабе, но в нерешительности остановилась посредине двора. Осмотрелась и только потом допрыгала до скамейки, где не так давно сидел Максим Гришин с Никиткой, и с тоской посмотрела на окна квартиры Саржиной.
И тут ей стало не по себе. Она снова отчетливо почувствовала запах. ТОТ САМЫЙ запах супа с лавровым листом, который преследовал ее на даче у Атаевых. Но ведь здесь не может так пахнуть. Во-первых, дом расположен не столь близко, чтобы из какого-то окна столь сильно несло готовящейся пищей, а во-вторых, пахнет не домашним супом, а ДРУГИМ. Но каким? И что особенного в этом запахе?
Она посидела еще некоторое время на скамейке, пока не увидела в конце двора направляющуюся к ней фигуру. Солнце освещало ее со спины, а потому лишь по силуэту Маша определила, что видит перед собой Серегу.
Горностаев медленно шел, не сводя взгляда с Маши, словно боялся, что она может в любой миг исчезнуть, как видение.
– Привет, партизанка, – сказал он, поравнявшись с ней, и сел рядом. – Как нога? Кто это тебя так покалечил? Твой велосипед находится уже больше месяца в моем гараже, если ты, конечно, помнишь. Поэтому признавайся, на каком велосипеде ты разбилась, как фарфоровая кукла?
– Не слишком ли много вопросов? – Маша не смотрела на Горностаева, отвернувшись и подставив лицо слепящим солнечным лучам.
– Мы тебя простили, – сказал Сергей и чуть коснулся Машиной руки. – Только признайся, где была? И почему не предупредила нас?
– Честно? – Она резко повернула к нему свое лицо, вымазанное уже успевшим слегка поблекнуть йодом, и часто задышала. В ее глазах горел вызов.
– Конечно, честно.
– Ну, так вот, слушай. Можешь передать и своему другу Дронову. Я была на даче у Атаева. Он вечером подарил мне огромный букет роз, и я не смогла ему отказать…
Больше говорить она не смогла. От волнения у нее перехватило дыхание.
– Ну, то, что ты была у Атаева, мы и так вычислили. Вот только непонятно, почему же ты нас об этом не предупредила? Мы что, съели бы тебя? Или думаешь, если ты согласилась работать в нашем агентстве, то вроде как обязана нам докладывать о каждом своем шаге? Позвони, скажи, что сегодня не сможешь прийти, и, пожалуйста, катись хоть к черту на рога!
– Вот я и оказалась у самого черта на рогах…
– Так что такое с тобой случилось? Он что, бил тебя?
– Нет… Просто мне у него не понравилось. Понимаешь, у них дача на Николиной горе, шикарная, большая, с теплицами, но все там такое… Словом, мне не понравилось. Какие-то запахи, кто-то плачет где-то под землей, собаки за решетками… Мне стало страшно. А Атаеву все это нравится. Там какой-то дядя Юра, вроде слуги, начал готовить нам шашлык. Не знаю, как объяснить, но у меня было такое чувство, словно за нами кто-то подсматривает, что-то неладное там происходит… Короче, я дернула оттуда. Открыла ворота специальной бляшкой, вывела из гаража велосипед и через лес поехала к дороге. Но потом упала, затем еще раз… – Маша уже откровенно плакала. – И если бы не машина, в которой ехали две женщины, не знаю, чем бы закончилось мое путешествие.
– Ты встречалась после этого с Атаевым?
– Вот еще! Конечно, нет. А его велосипед сейчас у Монастырского. – И Маша рассказала Сереже о том, как произошло ее знакомство с «французом», что случилось сегодня утром.
– Значит, ты ему во всем призналась?
– Я не могла лгать человеку, которого постигло такое горе.
– Ты можешь мне не поверить, но пропала не одна Монастырская… – Теперь Сергей рассказал Маше, как они пытались с Дроновым дозвониться до чучельников и что из этого вышло.
Сообщение о том, что в их штаб ворвалась целая группа людей в камуфляжной форме, потрясло Машу, и она забыла о своих злоключениях.
– Какие странные вещи ты мне рассказываешь! – всплеснула она руками. – И сколько же чучельников пропало?
– Точно-то я не знаю, но несколько человек из того списка, что я взял в Зоологическом музее.
– Значит, они кому-то понадобились. Но зачем? Зачем кому-то их отлавливать?
– Чтобы делать чучела, для чего же еще?
– Но они и так бы смогли сделать.
– Я уже много думал об этом и пришел вот к какому выводу. Дело в том, что эта работа очень сложная и стоит немалых денег. А что, если кто-то организовал свой бизнес и, чтобы не платить мастерам-чучельникам, решил их просто-напросто собрать в одно место и завалить работой.
– Это было бы слишком просто. Да и кому нужны чучела?
– Ну, хотя бы мне. Как я узнал о том, что они исчезли? Позвонил по телефону и попросил сделать чучело.
– Но это очень редкая профессия, и мало кому в нашем городе могут понадобиться чучела… Нет, я не верю… Другое дело, что группа этих мастеров может быть задействована в преступном бизнесе, связанном, скажем… – И здесь Маша перешла на зловещий шепот: —…с чучелами… людей… Ну, как тебе моя идея?
– Машка, что такое ты говоришь?
– Ничего. Просто выстраиваю логическую цепочку. Спрашивается, зачем рисковать, выкрадывая чучельников, если их проще нанять? Здесь явно пахнет преступлением…
– А по-моему, пахнет какой-то тухлятиной. Кто-то варит гнилое мясо, а весь двор задыхается.
Маша оглянулась и пожала плечами:
– Да уж, запашок еще тот… Главное, непонятно, откуда он идет…
– Так что будем делать? Как искать жену Монастырского? У тебя есть какие-нибудь мысли по этому поводу? – опять отвлекся от обсуждения запаха Сергей.
– Конечно, есть. Мы можем прямо сейчас расклеить объявления на столбах и заборах о том, что требуется чучельник, – ответила Маша.
– Вот черт, никак не могу вспомнить, как называется эта профессия. Но не чучельники… это точно.
– Неважно. Кому надо, тот поймет.
– А я считаю, что на столбах нельзя, это сразу же может насторожить тех, кто занимается этим преступным бизнесом.
– Значит, надо дать объявление в газету?
– Думаю, что так будет разумнее.
– Тогда хорошо бы найти Никиту.
И тут он появился сам. Да не один, а в обществе Максима Гришина.
– А вот и моя сестрица, собственной персоной, – сказал Пузырек, блаженно улыбаясь. – Мы с Максом были у нас, решали кое-какие вопросы…
Максим тоже выглядел довольным.
– Здорово, – Сергей весьма церемонно поздоровался с Гришиным. – Как дела?
– Нормально.
– Работаешь?
– Работаю. Мне вообще-то пора… – И Макс, улыбнувшись Маше, пошел куда-то в сторону арки.
– Покормил? – спросил Сергей у Никитки.
– Ага.
– Ну и правильно. А то говорить-то все мастера, а как делать конкретные дела – так никого нет… У нас к тебе дело есть.
– Я для вас все что хотите сделаю, только минут через пять, идет?
– Идет.
И Никитка умчался вслед за Гришиным.
– Мне кажется, что с ним опасно дружбу водить, – сказала Маша. – Может, я и не права, но…
– Он себе мать не выбирал. Надо ему помогать, чтобы он совсем не озлобился, – ответил Сергей.
Никитка вернулся очень быстро. Он на всех парах примчался к скамейке, прижимая к груди нечто непонятное, что при ближайшем рассмотрении оказалось бумажным пакетом, в каких выдают фотографии.
– Получилось! – сдерживая рвущийся из груди крик радости, воскликнул Пузырек и высыпал из пакета все двенадцать фотографий. – Смотрите… Вы мне не верили? Не верили? А ведь они есть, они существуют…
Фотографии и впрямь оказались удивительными. Точнее, то, что на них было запечатлено.
Ночной двор, узнаваемый до мельчайших подробностей, и в самом его центре, рядом с песочницей, стоит… зебра!
– Зебра… – удивилась Маша.
– А это кто, фламинго? – вертел фото в руках Горностаев. – Ничего себе. И всех их ты видел здесь, у нас?
– А что, не похоже? Что за дурацкие вопросы ты задаешь? – возмутился Никита.
Остальные снимки были более интимного содержания: Маша с букетом роз, извлечение капсул из подошвы шлепанца в ее спальне…
– Ты не возражаешь, если последние снимки я отнесу отцу? – спросил Сергей.
– Спрашиваешь! Для него их и делал. Ну, и для истории, конечно. А ведь никто, Машка, не знает, что мы спасли целый город от опасного вируса…
– Мне даже некогда было подумать об этом, – честно призналась Маша. – Я тут закружилась со своими делами. Вот нога теперь долго болеть будет, месяца два-три, если не больше…
– Так какое у вас ко мне дело?
– Надо бы дать объявление в газету. У тебя это хорошо получается, – ответил Сергей.
– Ладно, схожу. Только вот еще что. Макс странную работу для себя нашел. Носит продукты и сумки, оставляет их рядом с футбольным полем, в кустах. И оттуда же приносит, когда ему позвонят и скажут, сумки с мусором и вываливает его в баки… Я Гришина за этим занятием, собственно, и застал.