Паша благодарно посмотрел на Дон-Жуана, которым он всегда втайне восхищался и на которого мечтал быть похожим. Еще бы, хорошо быть красивым и музыкальным! Такие девочкам нравятся. Вот у него, у Паши, нет ни малейшего шанса на взаимность. Даже если он будет любить Маринку всю жизнь, а именно это он и собирался делать.
— Отгадайте шифр! Что такое «очищение внутренней пятницы?» — спросил вдруг Егор.
— Загрязнение окружающей среды! — моментально откликнулась Катя.
— Правильно, — вздохнул Егор. — С тобой скучно играть. Ты слишком быстро всё отгадываешь.
«Великолепная пятерка» сидела теперь в комнате у Дон-Жуана, которая, равно как и вся остальная квартира археолога Штукина, была словно частью большого музея.
Всю жизнь Штукин-дед увлеченно собирал предметы, относящие к древней истории. В его коллекции можно было обнаружить и каменный топор, и фрагмент клыка саблезубого тигра, и костяные наконечники копий, и серебряные украшения II тысячелетия до нашей эры, и глиняные черепки с росписью и еще многое другое. Коллекция размещалась в стеклянных стелажах, которые тянулись по всей квартире. Стеллажей было так много, что часть их них пришлось поставить в ванной и на кухне. Как шутил Федор Лопатин, у кого еще в туалете можно рассматривать бивень мамонта и скифский меч?
Тем временем Дон-Жуан взял гитару и, перебирая струны, стал наигрывать романс собственного сочинения:
Ах сударыня, вы любите графа М.
Не могу я понять почему.
И луной вы любуетесь только затем,
Чтоб луну подарить ему.
Играл он великолепно, бегло, почти не глядя на гриф и на свою левую руку. Видно было, что он вслушивается в саму музыку, не спотыкаясь на отдельных нотах, как это делал бы новичок. Он играл и смотрел на Катю, а она, изящно склонив голову набок и широко распахнув зеленые глаза, благодарно слушала романс, зная, что он посвящен ей.
Дон-Жуан тоже был влюблен, влюблен в Катю Большакову уже третий год подряд, а это, когда тебе всего пятнадцать, срок немалый. Причем по-своему его любовь была не менее несчастной, чем у Паши Колбасина. Конечно, Дон-Жуан мог встречать и провожать Катю из школы, мог вместе с ней ходить в кино, играть на компьютере, списывать у нее уроки, но при этом чувствовал, что хотя Кате и нравится бывать с ним рядом, сердце ее по-прежнему свободно.
Как только Дон-Жуан за ней не ухаживал! Любая другая девочка, да не только девочка, даже железобетонная стена дала бы трещину и упала бы к нему в объятия. Он писал романсы, посвящал ей песни, совершал безумства — но всё было тщетно. Он нравился Кате, но не более того: в глубине души ей хотелось чего-то большего, хотя ни один другой парень и не нравился ей больше Дон-Жуана. Возможно, виной тому были те сотни книг, которые она прочитала, а, возможно, сердце ее пока не пробудилось для любви. Кто знает, кто знает…
Пока Дон-Жуан играл на гитаре, Егор сидел на краю письменного стола и задумчиво щелкал выключателем настольной лампы. Разумеется, в устройстве выключателя для него не было ничего загадочного, но все равно что-то в нем привлекло его внимание. С Гением часто так бывало: он мог надолго заинтересовываться самыми заурядными вещами: краном в ванной, батарейкой или мухой, ползающей по потомолку.
Катя, украдкой разглядывавшая обоих близнецов, решила про себя, что они не так уж и похожи. Движения Федора были более уверенными, в правом ухе у него красовалась серьга, а короткий ежик на голове был выкрашен в ярко-оранжевый цвет. У Егора же прическа была самой обычной, а движения были скорее неуклюжими, что особенно бросалось в глаза теперь, когда он стоял рядом с братом.
«Великолепная пятерка» уже довольно долго сидела в комнате безо всякого дела, и Федор, самый нетерпеливый из всех, начинал уже маяться от скуки. Он то бросался отжиматься на кулаках, то садился на шпагат, а потом вдруг, соскучившись, стал наносить по воздуху удары ногами. Катя, перед которой он главным образом и выставлялся, смотрела на него с неодобрением. Её совсем не тянуло влюбляться в парня, размахивающего ногами у нее перед носом. Флегматика Пашу Колбасина, мирно жевавшего бутерброд с сыром, это мелькание ног тоже беспокоило, тем более что нередко Федор начинал делать над его головой «милиметражи».
— Эй ты, Жан-Клод Как Дам, не разбей витрины! Сам будешь разбираться с моим дедом! — встревожился Дон-Жуан, отодвигая Катю подальше от разошедшегося каратиста.
— Ерунда, я чувствую дистанцию! — самоуверенно заявил Федор. — Вот смотри!
Он подпрыгнул, чтобы сделать вертушку, но в этот миг Паша подавился сыром, пытаясь отдышаться, резко нахлонился и зацепил Федора головой. Каратист не ожидал этого. Он потерял равновесие, и его нога врезалась в ближайший стеллаж. Зазвенело стекло, перегородка рухнула, и коллекция древностей посыпалась на пол вместе с осколками.
На несколько секунд в комнате повисла мертвая тишина, нарушаемая только звуками, издаваемыми подавившимся Колбасиным.
— Ну всё, можете писать мне некролог, — обреченно сказал Дон-Жуан. — Теперь меня дед убьет. Посадит голым на муравейник как это делали атцеки, закопает в раскаленный песок как басмачи, или сбросит с Тарпейской скалы как древние греки.
— Я не хотел!.. Всего какой-то сантиметр! Если бы не этот… Кто тебя просил давиться? А, толстяк, кто? — Федор подскочил к Колбасину и начал его задиристо толкать.
— Отстань, ты что дурак, что ли? — огрызнулся Паша. Иногда и его всеобъемлющее терпение подходило к концу.
— Это ты мне? Кто «дурак»? Это что наезд или повод для драки? — закипел Федор.
— Хватит! Сиди и молчи! — решительно оборвал его Егор. Федор покосился на него и счел более выгодным послушаться. В конце концов виноват-то был он.
Гений наклонился и посмотрел на осколки. Затем достал из кармана рулетку и замерил разбитый стеллаж.
— Жуан, когда вернется твой дед? — спросил он.
В ответственных ситуациях его голос становился деловитым и решительным. Как и его брат он немедленно бросался на поиски: но Федор обычно искал виновных, а Егор искал выход.
— Не раньше пяти. Он принимает экзамены, — ответил Дон-Жуан.
— Отлично, тогда мы успеем. Убирайте осколки, а я скоро вернусь, — сказал Егор и куда-то умчался.
— Куда это он? — спросила Катя.
— Наверное, в стеклорезку, — предположил Дон-Жуан.
Он положил гитару на диван, присел на корточки и, отодвигая разбившиеся стекла, стал собирать с пола деревянные части луков, наконечники стрел и бронзовые чеканные украшения. Колбасин, пыхтя, слез с кресла, и стал ему помогать, а Катя, знавшая, что убирать стекла руками занятие опасное, отправилась за веником.
— Откуда это? — спросила она, возвращаясь и поднимая с пола бронзовый браслет.
— Там же где-то была бумажка… С раскопок могильника Аттилы, — спокойно пояснил Дон-Жуан.
— Ха! А я думал, они из каменного века! — фыркнул Федор.
— Тогда бы они были каменными, а не бронзовыми! — назидательно заявил Паша.
Федор, нахмурившись, уставился на него. Он терпеть не мог, когда его подлавливали.
— Не умничай, Колбасин! Лучше тебя знаю! — пробурчал он.
Дон-Жуан снисходительно посмотрел на каратиста:
— Предводитель гуннов Аттила был одним из самых известных завоевателей. Современники называли его «бичом Божьим». Ему первому удалось объединить разрозненные племена гуннов и напасть на Рим.
— А, гунны! Чего-то мы про них проходили! Кого-то они там гасили, ну были типа как татары! — обрадовался Федор, обводя всех торжествующим взглядом. «Ну что усекли, какой я умный?» — словно говорил весь его вид.
— Очевидно, ты хотел еще добавить, что гунны — кочевой народ из Центральной Азии, — с иронией сказал Дон-Жуан. — В эпоху великого переселения народов они двинулись на запад и в конце IV века вторглись в Европу. Возглавляемые Аттилой, они обосновались на берегах Дуная, откуда совершали набеги на соседние земли. В 451 году объединенное войско римлян, готов и франков разбило их на Каталаунских полях в Галлии. Но победа эта была временной, и, осознавая это, римляне попытались откупиться от Аттилы. Аттила золото взял, но продолжал готовиться к новому походу. Рим бы обязательно пал, если бы не неожиданная смерть Аттилы в 453 году. Ходили слухи, что Аттилу отравили. Другая тайна связана с его погребением. Вместе с предводителем гуннов по обычаю должны были похоронить награбленные им огромные сокровища. Естественно, могилу немедленно разрыли бы и сокровища украли, поэтому место захоронения держалось в тайне. Чтобы навечно спрятать могильник от посторонних глаз, гунны на время преградили течение Дуная, пустив его по другому руслу. В обнажившемся дне они выкопали огромный могильник, вымостили его камнями и положили в него мертвого вождя вместе с несметными сокровищами. Одних золотых украшений было больше тонны, и это не считая множества драгоценого оружия, изукрашенных конских седел и сбруи. Ты ведь это хотел сказать, а Федор?
— Не выпендривайся! — буркнул каратист. — Если бы мне было интересно, я бы еще больше всякой фигни выучил.